Преследователь давно не появлялся. Может, он вообще меня с кем-то перепутал. Или это был какой-то грабитель, которого уже давным-давно посадили.
Разворачиваюсь и быстро семеню к дому. В этот раз выбираю максимально людный маршрут. Никаких закоулков, только широкие улицы.
Волнение отпускает, даже волоски, стоявшие дыбом на шее, обмякают, когда я приближаюсь к арке. Ничего не случилось. Это просто воображение. Сердце все еще колотится, я мешкаю. Пять метров. Обычная арка, таких в каждом дворе минимум четыре, по одной на каждую сторону. Я ходила здесь постоянно, и ничего не случалось.
Ноги не слушаются, они будто прирастают к земле. Встряхиваю головой, поправляю сумку на плече и, сделав глубокий вдох, шагаю вперед. Просто пройти – и я дома, где меня никто не достанет. Соберу вещи, и в следующий раз только с Егором.
Черт. Я забыла его предупредить.
Ладно. Наберу из квартиры.
Что что-то идет не так, я понимаю поздно. Только в тот момент, когда от стены отделяется темный силуэт. Делаю вид, что не замечаю его, опускаю голову и стремлюсь проскочить, но он толкает меня в стену.
Больно бьюсь плечом и виском, каким-то чудом остаюсь на ногах. Теряюсь в пространстве, и этих секунд хватает, чтобы остаться без преимущества перед мужчиной.
– Далеко собралась? – Голос скрежетом полощет барабанные перепонки. Я хочу позвать на помощь, но связки не слушаются. Хрип застывает в горле.
Он шагает ко мне, я выставляю руку, которую он до боли заламывает.
Незнакомец прикладывает меня головой о стену еще раз. Все вокруг кружится.
– От…пу…сти…те… – все, что удается из себя выдавить. Губ касается влага, и по языку моментально разносится привкус металла. Кровь.
Горло сдавливает тисками. Я пытаюсь отбрыкаться, хочу оттолкнуть, но тело ватным становится. Я вижу только мужской силуэт, черную толстовку и капюшон. Перед глазами быстро образуются круги, мир размывается до каких-то пятен. Цепляюсь за душащую меня руку. Еще немного, и я отключусь.
Что ему надо? Он приметил меня и решил обокрасть?
Сумка летит с плеча, падает на землю.
– Давай-давай, вырубайся уже, – злорадствует он.
– Пусти ее! – Голос звучит издалека, я его знаю. Оборачиваюсь даже, пытаясь разглядеть своего спасителя, но не вижу ничего. И почти не слышу. Все как через толщу воды доходит.
Незнакомец закидывает меня на плечо, а я не могу сопротивляться. Безвольной куклой повисаю вниз головой. Он запихивает меня в салон на заднее сиденье. От резкой перемены положения все окончательно теряется, и я закрываю глаза, проваливаясь в бессознательное.
Это конец?
Глава 22. Плен
Голова гудит, готовая треснуть на несколько частей. Она невозможно тяжелая, как и все тело. Непослушное. Я не могу пошевелить ни руками, ни ногами. Открыть глаза получается не с первого раза, и я пытаюсь сначала прислушаться к звукам вокруг. Но натыкаюсь на глухую тишину.
Кожу на лбу неприятно тянет, будто я уснула с маской и та засохла тонкой коркой. До сознания медленно доходят воспоминания. Фантомная боль стреляет в голову. А может, конечно, и вполне настоящая.
Боже. Где я?
Паника сдавливает тисками. Сердце как сумасшедшее колотится. Я жива, но голова кружится, словно я выпила лишнего. Тело тяжелое, ноет, кажется, каждая клетка. Но я не знаю, где нахожусь, и чем скорее выясню, тем больше у меня будет шансов сбежать отсюда живой.
Все же нахожу в себе силы и осматриваюсь. Комната завалена коробками, очевидно, пустыми. Я лежу на каком-то матрасе, от него несет старостью и машинным маслом. В комнате темно, окна нет либо оно забито. Пытаюсь встать, но получается скверно, и я снова падаю.
– Помогите! – кричу, горло дерет от сухости. Собираю вязкую слюну и сглатываю.
За дверью слышу возню, а потом дерево легко поддается и открывается, впуская свет и громилу, который меня похитил. Та же толстовка, тот же капюшон, и я не выдерживаю – всхлипываю и рот рукой закрываю, чтобы не закричать. Не может ведь такого быть. Это просто какая-то случайность. Он следил за мной несколько недель, чтобы… похитить? Не верю. Я жила у Егора, неужели он и там меня высматривал? Как я тогда не замечала?..
– Очнулась, – голос его скрипучий и неприятный. Таким злодеев в хоррорах озвучивают. И, видимо, в моей жизни. – Знал бы, что хилая такая, не так сильно бы приложил, – он усмехается и бросает мне пачку влажных салфеток. – Вытрись, – брезгливо морщится и отворачивается.
– Почему вы меня похитили? – Слезы глаза застилают, я не вижу лица своего похитителя, только колени к груди прижимаю и губы кусаю, чтобы не выть навзрыд. Теперь ясно, что у него была конкретная цель. Щелкает выключатель, и по комнате разливается тусклый свет от настенного светильника. Я щурюсь, в виски долбит боль, и они тяжестью наливаются. Но я все равно поворачиваю голову из одной стороны в другую, изучая комнату.
Пустые картонные коробки, и больше ничего. Окно действительно заколочено досками, так что не видно ничего. Меня явно держат в заложниках, и остается надеяться, что я так и продолжу просто сидеть. Косо поглядываю на мужика: он коротко стрижен, на висках седые волосы, лицо в глубоких морщинах, ему около сорока.
Сердце работает на износ, шумом в ушах тарахтит, и приходится прислушиваться, чтобы узнать крупицы информации, которая в большинстве своем бесполезная. Потому что похитители не признаются, зачем ловят жертв. Они показывают вполне конкретно, почему забрали. И от этого страшно до дрожи и истерики, так что приходится кусать губы, чтобы не завыть.
– Твоего дружка выманиваю, – хмыкает и наклоняется ко мне, грязной лапищей обхватывает подбородок и подается вплотную, так что приходится вырываться. Брыкаюсь, потому что лицо его слишком близко – меня обдает неприятным дыханием, в котором явно улавливается алкоголь. Пытаюсь оттолкнуть, но вместо этого щеку обжигает болью, а во рту собирается металлический привкус, от которого мне становится дурно. Падаю на грязный матрас и как можно скорее подгребаю ноги к груди, закрываясь, прячась. – Веди себя смирно, если не хочешь быть покалеченной.
Я замолкаю, и похититель истолковывает это как удачное запугивание. А я не верю своему счастью. В кармане толстовки остался рабочий телефон, который я прижимаю к животу бедром. Этому уроду хватило ума выкинуть мою сумку и отобрать телефон, но он и не предполагал, что в кармане останется мобильный рабочий. Я и думать о нем забыла! Так заболталась с Гогой, что не переложила в сумку. И слава богу! Иначе надежда бы быстро погасла, потому что на поясе похитителя я замечаю кобуру.
Шарю в кармане, стараюсь оставаться незаметной. Но, стоит затихнуть, как он теряет ко мне интерес. Только бы случайно не включить. А еще лучше спрятать, пока он не заметил. Двигаюсь ползком к углу стены, думая, что хотя бы так получится остаться незамеченной, а мне теперь нельзя светиться, если хочу оставить мобильный при себе.
Наш зрительный контакт длится несколько секунд. Он – недовольный, я – напуганная до смерти, но все еще барахтающаяся в попытках выжить. Похититель, качнув головой, выходит, щелкает замком. Я же больше не теряю драгоценных секунд. Включаю телефон, молясь, чтобы батарейка не села. Прикрываю экран ладонями, чтобы ярко не светил, жду загрузки и наконец набираю по памяти номер Дымова. Да, знаю наизусть: он так и не сменил номер, и это идет на пользу. Мне остается надеяться, что он возьмет трубку и не посчитает меня мошенницей, звонящей, чтобы выманить сбережения.
Возможно, это мой единственный шанс. Жму кнопку вызова, переключаюсь на громкую и выключаю звук собеседника. Мне необязательно его слышать, лишь бы он услышал все правильно. Я же успею сказать?
В ноги неприятно отдает дрожь, будто судорогами стягивает, но я игнорирую сигналы тела и смотрю на соединение. Пожалуйста, ты должен меня спасти. Кто, если не ты? Горячие слезы бегут по щекам и оседают солью на языке. Меня невовремя тошнит, голова снова кружится, и я прикрываю глаза, распахивая их только тогда, когда слышу копошение в замке.
Черт.
Сбрасываю и набираю заново. Кладу мобильный экраном вниз и прячу в пустых ящиках: в кармане вряд ли получится расслышать.
Мой похититель возвращается, и я едва сознание не теряю от волнения и ужаса. Желудок сжимается, но я стараюсь глубже дышать. Если мы сейчас отсюда уйдем, не факт, что вернемся. Поэтому нужно держаться и надеяться, что со второго раза Дымов все же ответит. Плюхаюсь на матрас и снова забиваюсь в угол. Единственная попытка на спасение стремительно тает. Я прячу трясущиеся пальцы в длинных рукавах и обхватываю свои плечи.
– Зачем вам Егор? – Голос дрожит, по щекам снова слезы катятся; я понимаю, что мне не нужно задавать этих вопросов, лучше молчать и не провоцировать, но в противном случае Дымов меня не найдет. А я очень хочу, чтобы нашел, потому что я все еще не сказала ему главных слов. Все откладывала, откладывала: боялась. Теперь же все признания наружу лезут, только того, кому они предназначены, рядом нет. За что жизнь так несправедлива?
Лишь бы он ответил! Хоть бы услышал…
– Задубела? – осматривает меня, недовольно цокает и снимает с себя теплую куртку. – Тряпками накройся, – толкает ко мне старое потрепанное одеяло, отчего я недовольно морщусь. Мне снова становится плохо, и я давлю рвотный позыв, стоит мне на мгновение представить, что могли делать с этим одеялом. Отрицательно качаю головой.
– А хахаль твой брата моего подстрелил год назад. – Похититель сжимает челюсти и стискивает кулаки. Бьет по стене, и эхо его отчаяния в груди моей отражается. Кто бы мог подумать, что я буду сочувствовать своему похитителю. Но терять близких всегда печально, ведь для нас они всегда лучшие, какими бы на самом деле ни были.
– Что он сделал? – спрашиваю, прекрасно сознавая, что Дымов вряд ли бы просто так палить начал. Интересно, он слышит нас? Надеюсь, что да, иначе этот разговор будет совершенно бессмысленным. Дрожь потихоньку отступает. Мой собеседник втягивается в беседу, его боль осязаемая, но ощущать ее я не хочу, поэтому сосредотачиваюсь на себе и думаю, чем защититься, если он решит повторить рукоприкладство.