Прикладываю ледяные пальцы к щеке. Я и думать забыла об ударе, он померк на фоне куда более важного события. Но болевые ощущения никуда не делись, так что я тихо шиплю. Мое недовольство без внимания не остается, но похититель только цокает устало, ни капли мне не сопереживая.
– Мы ювелирный хотели обчистить. Взяли заложников, потому что менты быстро приехали, ну а потом и элитные ребята подтянулись с переговорщиком. Я и еще один парень сбежали, брат тоже пытался, мы через соседнее здание выходили. По нам огонь открыли, его подстрелили и задержали. Скончался, пока на «Скорой» до больницы ехал, от потери крови, а у него жена молодая на сносях. Мы потому и решились быстро подзаработать, от государства нашего же хер помощи дождешься. – Он сплевывает в полуметре от себя и растирает слюну ботинком. – Герою твоему премию выписали, а ребенок растет, отца не зная.
Будь я чуточку наивнее, обязательно бы сказала что-то утешающее, но пока меня хватает только на циничную улыбку, потому что думать нужно головой, прежде чем делать. И ответственность за поступки нести. Дымова я не виню, он работу свою выполнял, а чем горе-грабители думали, знать не хочу. Жажда легкой наживы порой туманит разум, но на ее место приходит жестокая реальность и прикладом по виску бьет, дай бог чтобы не на смерть.
Молчу, не знаю, что говорить в подобных ситуациях, потому что кроме того, что вся их компашка – круглые идиоты, ничего на языке не вертится. Но от меня ответа никто и не ждет. Буркнув грозное: «Сиди и не рыпайся», похититель скрывается из поля моего зрения, запирая комнату на ключ.
Я же боюсь пошевелиться. Знаю, что стоит взять телефон, проверить, услышал ли меня Егор, написать ему сообщение, но ноги отказываются идти и совсем меня не слушаются. Стучу по ним кулаками, давлю ногтями – они занемели от долгого сидения в одной позе.
Подползаю к краю и с трудом встаю. Надо расходиться, надо достать телефон и спрятать его получше, желательно так, чтобы я легко могла его забрать, если этот сумасшедший решит увести меня в другое место. Тысяча иголок вонзается в ноги, возвращая им чувствительность. Я едва не скулю от боли, потому что ненавижу это мерзкое ощущение. Хватаю телефон, проверяя. Вызов длился три минуты. Значит, Егор услышал?
Сердце разгоняется, а отчаянная улыбка растягивает губы. У меня есть шанс на спасение? Дышу чаще и снова слезы с лица стираю. Их так много за последние несколько часов, что я удивляюсь, как до сих пор от обезвоживания не скончалась.
Набираю номер телефона еще раз, молясь, чтобы мой похититель не вернулся раньше. Мне бы только услышать, что меня найдут. Лишь бы Егор сказал, что все будет хорошо. Я же поверю, мне только это и остается в четырех стенах и с забитым наглухо окном. Но абонент не доступен. Не в Сети или отключен.
Закрываю глаза и дышу так глубоко, как могу, напитываясь затхлым воздухом. Не знаю, сколько вздохов мне требуется, не считаю, потому что важнее успокоить грохочущее сердце и унять тремор. Падаю обратно: ноги отказываются держать меня в вертикальном положении. Плохо или хорошо, что он недоступен?
Как не потерять надежду?
Прячу телефон в носок, а затем в ботинок, радуясь, что предпочитаю широкие модели. Так не должно быть видно, да и нащупать с первого раза сложно. Заканчиваю и слышу, как проворачивается замок. Мой мучитель возвращается, так что пора брать себя в руки и готовиться до последнего сражаться за свою жизнь, ведь легко сдаваться я не собираюсь.
Глава 23. Найти
То, что этот день идет не так, я понимаю еще с утра. В части вместо выезда нас ждет обычная тренировка и валяние дурака. Мы полдня проводим в тупом ожидании, и по итогу выезд отменяется. Идем в зал, где каждый разбредается по снарядам.
Я тупо колочу грушу. В голове опять гоняю мысли о Тори. Не нравится мне, что она до сих пор загоняется. И вроде о старых ошибках не вспоминаем, но все равно напряжение чувствуется с каждым днем все ощутимее. Будто пружина натягивается, готовая лопнуть. И я понятия не имею, как вернуть ее в нормальное состояние.
Шум ударов прячет меня от внешнего мира. Не отвлекаюсь ни на секунду. Со рвением вгоняю кулаки в грушу, отдача идет в локти, но я упрямо ее игнорирую. Башкой вообще далеко отсюда. Где-то там, рядом с Тори.
Вспоминаю, как она спросонья улыбается мне и губы для поцелуя подставляет. Как висит на мне в прихожей, когда домой возвращаюсь. Как шепчет мое имя перед оргазмом. Люблю ее до одури. И она ко мне то же чувствует, только не признается. Боится чего-то. Закрывается в свою привычную раковину и изредка голову показывает, чтобы получить немного внимания и ласки. И юркает обратно. А мне потом опять доставай.
Хочу, чтобы думать перестала о том, что может не получиться. Всегда что-то идет не так: то жизнь другим боком поворачивается, то люди косячат. Я тоже дров наломал в прошлом, но зачем сейчас это ворошить? Мне в настоящем хорошо, когда Тори дома ждет и целует отчаянно, будто в последний раз. Всегда так делает, и мне ее из рук выпускать тяжело.
Дыхалка окончательно сбивается, и я делаю перерыв. Два глотка воды, кивок Сереге: он у нас старший тренер, поэтому следит за каждым. И, схватив телефон, выхожу из зала. Надо голос услышать, спросить, как она там. Сегодня у Тори сложный день. Вроде и с другом встречается, но с кофейней при этом прощается. И я чувствую себя в этом виноватым. Потому что это на меня ее батя бесится. Но наказывает Вику. Только я упертый до ужаса, свое не отдам, как бы то ни было. А Тори моя – это не обсуждается.
Малышка берет трубку и что-то радостно щебечет. Ей не до меня сейчас, поэтому говорим быстро, торопливо прощаемся. Я не успеваю напомнить ей, чтобы отзвонилась, как с Гогой закончит. Он мужик нормальный, о чем-то при личной встрече поговорить хочет, и я на удивление спокойно к этому отношусь. Знаю, что грузин не позволит себе лишнего: они давно вместе работают, если бы там были какие-то чувства, обязательно бы до этого проявились. А раз не было, значит, там только глубокое уважение и братско-сестринская симпатия.
На груди кошки скребут, но я запихиваю свою мнительность подальше. Не буду писать и напоминать. Действую иначе: звоню Артему и прошу присмотреть за моей ненаглядной. Мы заметили этого ненормального пару раз, но он вовремя скрывался. Поэтому приходится дергать друга, чтобы самому не слететь с катушек и не сорваться навстречу Тори.
Она не звонит долго. Проходит больше часа, за которые я успеваю сделать три подхода на брусьях и турнике. Мышцы забиваются, но я наконец падаю после душа на кровать в комнате отдыха и беру в руки телефон.
Напрягаюсь.
Что-то совершенно точно идет не так.
По затылку мурашки мерзопакостные бегают, не предвещая ничего хорошего.
Я плюю на все. Пофиг, если Тори посчитает меня параноиком. Мне просто жизненно необходимо услышать ее голос. Просто убедиться, что все в порядке. И потом я сразу же отключусь.
Гудки раздражают. Монотонные. Длинные. Растягивают мою нервозность, так что я уже барабаню пальцами по животу и хмурю брови.
– Дым? – Я даже проверяю, тот ли номер набрал, потому что с какого-то перепугу телефон Тори оказывается у Артема. И это ни разу не весело. Я подрываюсь моментально, но сажусь обратно, потому что голова слегка кружится. Это пройдет, организм стал подобные приколы выкатывать ближе к тридцати.
– Что? – Одно слово, но меня куда сильнее интересует ответ. И по сдавленному вздоху друга понимаю, что дело плохо.
– Ее забрали. Я не успел. С другой стороны подъехал, чтобы машину не светить перед ней. – Темыч себя виноватым чувствует, по голосу слышу. Не уследил, хоть и попросили. Да. Но мне предъявить ему нечего. Мы договорились, что он будет просто наблюдать, но не вмешиваться в дела.
А мой мир битыми стеклами разлетается на части. Тори в опасности. Сигнал красный. Тревога. Злость закипает. Я каждого, кто ее пальцем посмеет тронуть, убить готов. Но сначала надо найти Вику. Остальное – потом. Ее спасение превыше всего. Поэтому я задвигаю подальше кипящую ярость и стараюсь не думать о том, что может произойти, пока мы тут перебрасываемся словами.
– Номера машины, внешность похитителя?
– Нет. В капюшоне так и тусовался. Насчет номера не уверен. Скину цифры сейчас, пробейте все.
– Понял. Жду, – собираюсь отключиться, уже отвожу трубку от уха, как слышу голос:
– Прости, Дым. И херни не натвори.
Артем отключается, а мне выть хочется. И крушить все к чертовой матери. Как жить-то дальше, если с ней что-то случится? Как в глаза людям смотреть, зная, что не уберег единственное, что ценность имело в моем существовании? Как вообще продолжать работать? И жить…
– Сука! – бью кулаком в стену. Счесываю костяшки и повторяю трюк. Я взбешен и почти раздавлен. Мою голову будто на плаху положили, и я теперь жду, когда палач взмахнет топором. И ожидание это хуже самой смерти. Потому что после смерти нет ничего, а пока ждешь – гадаешь, как мог бы жизнь прожить. Не отпустить Тори. Переубедить съездить в другой день. Да даже накричать и оставить дома, лишь бы из квартиры не выходила. Тогда бы ничего не было. – Сука! Сука! – продолжаю колошматить стену. Ко мне подлетают Серега и Миха. Пытаются оттащить, но я сейчас на морально-волевых любого выстою. – Убью тварь! – рычу, когда эти двое меня скручивают, заламывая руки, потому что они настоящие спецы, и взбешенный я для них почти привычный экземпляр. И потому что я позволяю, иначе мы ситуацию не решим.
– Остынь и говори, – начинает Серега. Он никогда не нежничает, вечно предельно строг и серьезен.
– Дым, ч¸ случилось-то? – Миха приземленнее. С ним по-дружески многое можно перетереть.
Но сейчас я злюсь на них обоих. Потому что не дают моим эмоциям выплескиваться.
– Тори похитили, – расслабляюсь, давая понять, что можно отпускать. Миха быстро руки убирает, Серега еще недолго в глаза смотрит, дожидаясь, когда там поутихнет ураган. Нескоро, если Тори не найдем.