Ханна улыбнулась – это была задумчивая, горестная улыбка.
– Грейс, можно я задам вам личный вопрос?
– Давай.
– Вы снова живете с отцом Криса?
– Господи, конечно, нет!
У Грейс запылали щеки. Джек ничего не сказал дочери? Или сейчас темы Грейс было запрещено касаться? Ханна пожала плечами.
– Извините, не подумайте, что я сую нос в чужие дела. А как дела у Криса? Он не расстался еще с тем щенком?
Грейс покачала головой.
– Крис навещает его через день и по выходным. Отец нанял кого-то выгуливать Кода, когда его самого нет дома.
– Это хорошо, так все довольны.
– Крис разрывается между собакой и компьютером. Но я бы сказала, что Коди берет верх.
– Мне всегда хотелось иметь собаку. Но мама боялась, что она станет линять. Как вы думаете, Крис не будет против, если как-нибудь я зайду к нему в гости?
"Боже, не ослышалась ли я?"
– Уверена, ему это понравится. Но почему бы тебе не спросить его самого?
Ханна пристально поглядела на Грейс.
– Я думала, вам не захочется видеть меня в своем доме. Ведь я…
Сердце у Грейс заныло. Если бы они с Ханной поговорили вот так раньше!
– А как твой отец? – вдруг спросила она и тут же возненавидела себя за этот вопрос.
– Ужасно. Он такой несчастный и кидается на всех из-за ерунды. Хотите знать, что я думаю? Он тоскует по вас, но ни за что не признается в этом. А еще меня называет упрямой!
Грейс впитала в себя это замечательную новость как порцию наркотика. Она сразу же ощутила головокружительную легкость – в катехизисе это называется состояние благодати.
– Я тоже скучаю по нему, – вздохнула Грейс, – но может, это и к лучшему. Мы ведь такие разные. И у каждого из нас множество других обязательств…
– Например, передо мной и Крисом, правильно? – Ханна криво усмехнулась. – Знаете, Грейс, никогда не думала, что скажу это, но я считаю, что вы с папой раздуваете проблему. Почему вас должно так волновать, что Крис и я думаем о вас обоих? Я, кстати, ничего не имею против вас, – добавила она.
– Что заставило тебя изменить свое мнение? – спросила Грейс, хотя не могла избавиться от ощущения, что готовит себе западню.
– Не знаю. Единственное, что я знаю – он не был таким, когда вы встречались.
– Он должен быть счастлив оттого, что так хорошо раскупается книга.
Ханна одарила Грейс взглядом типа "какими глупыми бывают некоторые люди!".
– Конечно, он доволен, но вы, я уверена, видели достаточно слезливых фильмов, чтобы знать, что все должно кончаться не так. Господи Иисусе, кто же станет платить по семь с половиной долларов за такой конец?
Грейс рассмеялась и прижала салфетку к глазам. Какая-то странная радость наполнила ее. Конечно, этой радости было недостаточно, чтобы она забыла, что потеряла Джека, но вполне достаточно для того, чтобы она смогла насладиться вот этими самыми мгновениями, теплым прикосновением солнца к ее плечам, восхитительной прохладой стакана с ледяным чаем в ее руке… И обществом этой забавной прямодушной девушки, сидящей напротив.
– Наконец-то! А я уже решила, что ты передумала. Или встретила какого-нибудь неотразимого типа по дороге сюда.
Лиле приходилось почти кричать, чтобы ее было слышно.
– Извини за опоздание. Я должна была забрать платье из химчистки, потом появился Крис, и я вспомнила, что нет ничего на обед.
Грейс пришлось прижаться к стене в коридоре, чтобы протиснуться мимо набившихся в квартиру гостей.
Лила выглядела еще более экстравагантно, чем обычно: взбитые платиновые волосы переливались блестками, такие же блестки виднелись под каждой бровью. Поверх золотистых леггинсов была надета блуза из бархата темно-красного цвета, – такие носили при Елизавете I – а на ногах китайские тапочки из красного атласа, расшитого драконами. В ушах покачивались массивные серьги.
– Как бы то ни было, хорошо, что тебя никто не перехватил, так как есть некто, кто просто умирает от желания познакомиться с тобой…
Лила направилась в гущу гостей.
У Грейс перехватило дыхание, как это бывало, когда предстояло произносить речь на писательской конференции. Пугало то, что ей может понравиться этот человек. Если Лила так обхаживает его, он должен быть, по крайней мере, интересным человеком. Вероятно, художник.
Скорее всего стройный и энергичный – с большим обаянием и маленьким кошельком.
Возвращение в привычный круг, подумала Грейс, похоже на реабилитационный период после инсульта. Нужно заново учиться шевелить губами, правильно говорить, двигаться как нормальный человек. Она так давно не встречалась с другими мужчинами, помимо Джека…
Джек…
Грейс стояла без движения, рассматривая крохотную и тесную гостиную Лилы в доме без лифта в Ист-Виллидж. К черту все! Она едет домой. Лила не обидится.
Но Грейс не успела убежать – Лила схватила ее за руку и потащила в толпу. Кто-то наступил ей на ногу, чей-то мокрый стакан скользнул по ее спине и она пожалела, что надела открытое платье. Еще что-то мокрое и холодное уткнулось ей в руку, и она увидела старую седомордую собаку Лилы – лабрадорку Пуки, которая по-собачьи улыбалась ей.
– Эй, Пук, тебе сегодня весело?
– А вы, наверное, и есть Грейс?
Теплая рука схватила ее ладонь, лишив тем самым Пуки возможности вылизывать ее до бесконечности. Грейс подняла голову и увидела перед собой дружелюбные карие глаза. Он был старше, чем она ожидала, – около сорока лет, короткая бородка начала уже седеть, а в каштановых волосах проглядывала залысина. Он походил скорее на итальянца, чем на ирландца. И был не таким уж красавчиком.
– Как вы узнали, что это я?
– Очень легко. Вы такая же любительница собак. В комнату вошла Лила.
– Вот и я – как обычно, в хвосте событий. Грейс, познакомься, это Кевин. Кевин Фили.
Почувствовав смущение и неловкость, Грейс уставилась на руку, которая все еще держала ее ладонь. Хорошая рука, широкая, крепкая, но не толстая. Длинные пальцы. Как у Джека…
Грейс отстранилась от него, лицо ее запылало.
– Что хочешь выпить? Не говори, я знаю: содовой воды с ломтиком лимона, правильно? Как скучно! – услышала она голос Лилы, но он звучал слабо, будто подружка находилась в другом углу комнаты.
Краем глаза Грейс заметила, что Лила – вся сверкающая, словно звезда из фольги – направилась в сторону бара. Когда она перевела взгляд на Кевина Фили, тот сидел на корточках, почесывая Пуки за ухом, а та лизала его лицо. Художник? Наверное, нет. Он выглядел скорее как фермер в коммерческом рекламном фильме. Линялые джинсы «Ливайс», вытертые кожаные ботинки, хлопчатобумажная рубашка…
– Похоже, у Лилы появился конкурент! – заметила Грейс. – Кажется, Пуки по-настоящему привязана к вам.
– Так оно и есть. Я ее врач.
Он улыбнулся.
– Кто?
– Я ветеринар. Разве Лила не говорила вам?
– Уверена, что говорила, но я, наверное, все перепутала. У меня аллергия, – выпалила Грейс первое, что пришло на ум.
– На ветеринаров? – улыбнулся он еще шире. Теперь она покраснела по-настоящему.
– Нет, я имела в виду собак. Поэтому у меня нет собаки. У меня от них слезятся глаза и начинается насморк, кроме того, я покрываюсь сыпью. – Грейс в рассеянности начала чесать локоть, но заставила себя остановиться. – Иногда даже от Лилы у меня бывает сыпь. Собачья шерсть! Все, что она носит, покрыто ею. Ее платяной шкаф следует зарегистрировать в Американском собачьем клубе.
Кевин расхохотался. У него хороший смех, подумала Грейс, грудной, звучный, без фальшивой сердечности.
– Надеюсь, от меня у вас не будет сыпи. Попробуйте потанцевать со мной.
Грей оглянулась вокруг.
– Вам не кажется, что тут тесновато?
– Мы можем попробовать пожарный выход. Он, правда, не очень подходит для танцев, зато там будет попрохладнее по крайней мере.
Грейс пожала плечами, что он, без сомнения, принял за согласие, потому что повел ее легко, но уверенно к открытому окну. Но эта же идея осенила и другие пары. Подружка Лилы – Уирл, чья прическа была еще короче и растрепаннее, чем у Лилы, хихикала на пожарной лестнице с каким-то испанцем, которого Грейс не знала. А около лестницы Дуг – парикмахер Грейс – слился в объятии со своим дружком.
– Это ободряет, не так ли? Думаю, мы с вами – самая нормально выглядящая здесь пара, – прошептал Кевин.
– Почему ободряет?
– Потому что обычно меня считают ненормальным. Когда я возвращаюсь в конце дня из клиники домой, от меня пахнет, как от помойного ведра. Я иногда думаю, а не лучше ли заняться канцелярской работой?
– Что же вас останавливает?
– Думаю, я просто предан своей работе. Или полоумный, – усмехнулся он.
Грейс согласно кивнула.
– Это мне знакомо. Иногда я думаю точно так же о писательском ремесле. Хотя сейчас мне не на что жаловаться.
– Лила рассказала мне все о вас. Но ей ни к чему было делать этого – кто же сегодня не знает о вашей книге?
Он стал говорить о положительных отзывах на книгу Грейс, которые прочитал. Но ее мысли сейчас были обращены к Джеку. Господи, как же она тосковала о нем! Он бы обнял ее сейчас, привлек к себе, заставив сиять от восторга…
– Да, Лила была права.
Грейс поняла, что Кевин обращается к ней.
– В чем?
– Она сказала, что вы в моем вкусе.
Он застенчиво улыбнулся. Грейс ничего не сказала. Да и что она могла ответить? Потому что если бы он посмотрел ей сейчас в лицо – этот милый, очень милый человек, – он увидел бы на ее глазах слезы и удивился, отчего она плачет. Все было плохо, гораздо хуже, чем она предполагала: если бы это был еще один начинающий художник или актер, она бы уже через секунду забыла о нем. Но сейчас перед ней стоял мужчина, в которого женщина могла бы влюбиться. И именно это причиняло боль – сознание, что она не может влюбиться. Что пройдет еще очень-очень много дней, прежде чем она сможет почувствовать ту любовь, которую испытывала к Джеку.
Грейс вспомнила, что сказала сегодня Ханна: Вы с папой раздуваете проблему".