икогда не приходилось прятаться, и вот на четвертый – пожалуйста, программа защиты свидетелей! Да это же ыыыыы! это же уууууууууууууу!!! – завыть еще пуще и едва не высморкаться в Скиннеров дорогущий пиджак. Не увернулся, не попытался спасти костюмчик, но ладонь положил Кшисе на затылок, трепал короткие черные волосы, говорил терпеливо, как маленькому ребенку: «Потому что, деточка, от них цепочка пошла длинная, от твоего Хави… Не одна студия и не две, и не в студиях дело, а клиенты, клиенты… Нельзя, деточка, нельзя тебе оставаться; хочешь, я тебе дам досье этих клиентов почитать?» «Уууууууууууууу! – говорила Кшися. – Ыыыыыыыыыыыыы!!!» – но умудрилась кивнуть сквозь слезы и сопли, и потом до шести утра читала досье и холодела, и в девять пришла к Скиннеру, спросила – когда? A дальше оставалось только улыбаться, улыбаться всем, позитивно себя вести – съездить к маме и позитивно пережить образовавшийся по получении известия ад, проводить у психотерапевта по два позитивных часа в день, прощаться тихонько – даже это тихонько – с друзьями, которые почему-то никак не хотели позитивно смотреть на предстоящую разлуку навсегда и верить, что всех гадов возьмут, Кши вернут и «навсегда» закончится. Позитивно собирать вещи, позитивно придумывать себе имя, позитивно ехать к Нине и позитивно, бодро, весело на Нинино недовольство реагировать – все же хорошо, все идет по плану, остались три месяца прежней жизни у Кшиси Лунь, иди сюда, Нина, подбодри меня добрым словом – мертвый человек выбирает себе цвет посмертных глаз, не оставляй его, позитивного, одного, будь другом.
Глава 49
– Ну, конечно, у наф провинция, конечно. Мне вот наш китаец, Юрий Михайлович, ну, то ефть учитель китайфкого, говорил еще когда: «Женя, китайфкий – это уже вчерашний день. В Мофкве вфе элитные школы давно ввели индийфкий». То ефть не индийфкий, конечно, нет такого яфыка, я фнаю, а фуахили. Или хинди, вам, конечно, видней, на чем вфе нынче говорят в Европе. То ефть, я понимаю, что на китайфком говорят, но фавтра-то будут на индийфком, ведь так? Вот в «Вокруг фвета» была фтатья, перевод иф «Вай-Ред», что Индия – фтрана будущего, как Китай фегодня. Интерефно, правда? А я вам фкажу, мифтер Рукавишников, что, может, еще придет черед и Роффии – не фрафу, конечно, потому что народу-то у наф поменьше, чем в Индии, не фрафу, да, но, может, лет череф фто – потому что талантливые у наф люди, офобенно в провинции. Вот моих учеников хотя бы вфять: каждый год нефколько человек в МГУ пофтупают. Да, я фнаю, МГУ тот еще гадюшник, но обрафование-то там прекрафное, не вфе профеффора еще в Шанхай уехали, да. Была, кфтати, прекрафная ифтория, мой выпуфкник, Фаша Громов, тефка, кфтати, гофподина Лифицына, на первом курфе фагулял немного… ну, вы понимаете, дело молодое, гулянки, драгбионы, гаудеамуф, профтите, игитур… так вот, отчифлили его пофле летней феффии. Фагремел он, как положено, в армию, и череф полгода попал в Чечню. Иф огня, как говоритфя, в полымя: мальчик только иф Фмирновфка в Мофкву перебралфя, нафтоящей жифни пофмотрел, а тут – Чечня, фовфем фкафка, мечта. НАТОвфкий контингент, ифраильфкие труперф, японфкие войфка, ООНовфкие чафти – каждой твари, профтите, по паре. Понимаете, что там творитфя? Обфтановка нервная, но пока тихо, так что вфе гуляют, как могут. И череф полгода Фаша женитфя на китайфком лейтенанте иф ООНовфких войфк. Фотографию потом иф Гонконга прифлал: мальчик милейший, глафки маленькие, ручки трогательные, но бицепф под рубахой так и играет. Я, фнаете, не по этой чафти, хотя, конечно, Куфмина очень уважаю и Дмитрия Половцева, но даже я оценил. Кфтати, прекрафный фюжет, мифтер Рукавишников, вам может пригодитьфя. Фмотрите фами – тут вам вфе: и руффкий колорит, и война, и любовь, и дружба народов. У ваф же наверняка ефть гейфкий отдел, да? Ну, это еще не конец ифтории, вы не думайте. Итак, Фаша отфлужил и уехал фебе в Гонконг вмефте фо фвоим Джаном или там Ченом, не помню уже, как фвали. Пофтупил в мефтный универфитет, лучший в Афии фчитаетфя, то ефть один иф лучших в мире, да? И пофле первого курфа говорит фупругу: мол, никуда это не годитфя, программа флабая, профеффора лыка не вяжут, хочу нафад в Мофкву. И уломал-таки его, приехали в Первопрефтольную, отучилфя он еще четыре года – на втором-то курфе он, конечно, воффтановилфя. Так окончил ф отличием – и уж только потом поехал в Пекин работать. Вот что фначит – роффийфкая фифтема обрафования! Я и ученикам фвоим вфегда говорю: «Вфяк фверчок хвалит фвой шефток!» Вы говорите, пора фнимать? Очень хорошо, я уже готов. Как вы думаете, гофподин Рукавишников, фколько времени уйдет? Профто я еще хотел фегодня вечером на дом 302-биф вфглянуть, вфе-таки, как ни крути, памятник культуры. Я это еще в Фмирновфке фадумал: мол, как приеду в Мофкву – фрафу на Патриаршие, а потом – в 302-биф. Да, был уже, конечно, вчера вечером. Фел фебе, пирожок ф мяфом купил и тут – вы не поверите, мифтер Рукавишников! – кот. Ну, не большой, конечно, не как в романе, врать не буду, но вфе-таки – кот. Явно мефтный, гладенький такой, черный, крафивый. И умный, шельмец! Я его пирожком покормил, так он тефто фъел, а мяфо – офтавил. Мяфо-то, небофь, плохое было, ай да умный кот! Я вот думаю, что наши, фмирновфкие, не такие умные, наши жрут, что дают, профтите фа выражение. Так что вот, был мне подарочек от мефтных мофковфких божков, чтобы не фкафать – от фамого Михалфанафича. Так как вы думаете, уложимфя в два чафа? А то очень хочетфя, фнаете, вечер не терять, вфе-таки, фнаете, Мофква, жалко же, великий город. Как фкафал поэт, куполов, что голов, а шпилей, фоответфтвенно, что фадранных ног, профтите фа невольный каламбур. Так что – можем начинать в любую минуту, я готов!
Последние пять минут режиссер проделывал осторожный, тонкий маневр: пятился по площадке от наступающего Евгения. С Евгения успели сбрить бородку, отчего он приобрел все-таки менее интеллигентский и более человеческий вид. До этого он мучительно напоминал режиссеру каких-то старых и комичных литературных персонажей. Режиссер пятился, Евгений наступал, и так они, по режиссерской неосторожности, привальсировали в угол между декорационным диваном и обтянутой шелком фоновой стеной, и режиссер застонал и приготовился упасть в обморок в качестве крайней меры, как вдруг внимание Евгения что-то отвлекло, он потерял интерес к режиссеру и, демонстрируя подлинно высокий тонус и истинную бодрость духа, широким шагом помчался навстречу Завьялову, пришедшему посмотреть на пробы. Завьялов нервничал: первые пробы в едва начавшем обустраиваться московском филиале компании «Хот Цзечь Принцесс», первый фильм, который он, Завьялов, делает в своей жизни, афера, как ни крути – афера, ведь ничего об этом Великом Делании не знает, и вся надежда теперь – на режиссера, матерого питерского чувака Рукавишникова, известного своими экзерсисами на местном рынке, обалдевшего от возможности поработать на больших хозяев. Что же, по крайней мере, будет стараться – но доверять человеку с его бэкграундом все-таки нельзя, невозможно.
Евгений тряс Завьялову руку и рассказывал о том, что кроме Патриарших он еще запланировал посетить несколько пиитических мест, вы знаете, рубеж веков, утро над Вавилоном. Потенциальная партнерша Евгения, очень хорошенькая девушка с шестью наманикюренными пальчиками на каждой руке, смотрела на него с любопытством и даже обошла пару раз кругом – оценивала, оценила. Девушку звали Дарья, и пока Лис с Волчеком два месяца охотились на свой негустой улов в жалких гостиницах Брянсков и Славянсков, Завьялов отловил Дарью случайно, в один прекрасный день увидев странную, но прелестную ручку на открытом окне машины – и выскочил из своего «Фольксвагена», и побежал за ее машиной, благо все медленно ползло в тверской полуденной пробке, и через час уже пробировали Дашу на студии – и Даша, требовавшая, правда, чтобы ее называли «Дар», оказалась вполне и вполне хороша; несколько скованна, правда, но бион давала чистый, возбуждалась легко, хоть и смущалась немало, и результат был неплох – три дня спустя подписали контракт с Дашей на два фильма – «пока что». Сценарии не оговаривали – ждали возвращения Волчека, оставались две недели; если бы Волчек ничего не привез – сделали бы с Дашей отдельные два фильма с обычным актером, но Волчек привез этого языкатого книгочея – и Зав лично поучаствовал в написании сценариев двух первых фильмов цикла «Сказки Венского леса». Прекрасной принцессой была Даша, а злым колдуном – Евгений. Самый патетический момент – похитивший принцессу у возлюбленного колдун насилует ее, и она с ужасом выясняет, что все это ей не то слово как приятно, – и был выбран для проб. Утром Завьялов поздравил Волчека с прекрасным приобретением и успешной экспедицией, и Волчек, подкошенный издевательской легкостью, с которой коллега, совсем даже не отвечающий за кастинг, подцепил в Москве Дарью, изо всех сил улыбнулся и пожелал себе впредь такой же удачливости, какая присуща его другу Завьялову. Встреча двух профессионалов прошла в теплой, дружеской обстановке.
Глава 50
Друг мой, друг мой, я очень, очень болен; сам не знаю, откуда взялась эта боль; вышел из дома Бо и вдруг понял, что уже, наверное, минут двадцать не могу нормально повернуть голову – так свело шею, что полночи рыл нору в подушках, пытался уложить тело на бок как-нибудь, чтобы хоть немножко поспать спокойно, не просыпаясь каждые три минуты от этой дикой боли в шее, – и не удалась нора, и я так измучился, что сел и заплакал, ты представляешь себе? – от всего сразу заплакал, настоящими немужскими слезами, потому что, друг мой, кончились силы, потому что мало мне всего этого – так еще и шея, потому что нет, понимаешь, друг, ни сна, ни покоя. Спасибо тебе, что ты приехал, я уж и не помню, когда был таким, как сегодня, не в последние три года, мне кажется, может, даже не в последние четыре; чувство, да, вот именно, что меня откатило сейчас на три года назад, что не было ни работ моих, ни признания, ни достижений, ни с таким трудом и упорством закаленного мною внутреннего стального стержня, гибкого-крепкого-несломимого. Друг мой, друг мой, мне очень, очень страшно.