еббельс признал, что в брянских дебрях свернула себе шею не одна дивизия…
Шайн заметил, как из кустов выпорхнуло что-то похожее на черный графинчик и тут же рассыпалось на тысячи светляков, осветив ярким заревом лес. Кабина вспыхнула горячим синим пламенем. Под бронетранспортером раздался взрыв. Дважды отозвалась лесная чаща гулким эхом. И тогда из придорожного орешника дружно ударили автоматы. Очумевшие фашисты шарахнулись из кузова, за бронетранспортером затарахтел пулемет. На шоссе бухнуло несколько гранат. Пулемет захлебнулся. Наступила тишина.
Вслед за Чуйковым из лесу выскочили Гуля, Сорокин и Пушкарь. Пока товарищи обыскивали убитых и собирали трофейное оружие, Сорокин выволок из кабины мертвого оберста, достал из кармана бумаги. Свидетельства, пропуска, фотоснимки… Все ерунда! Конечно, чертежи и схемы оберст возил в портфеле или в папке… Но где они?.. Сорокин поднял сиденье. Вот она, желтая кожаная папка. Кроме топографической карты в ней было несколько листов плотной ватманской бумаги.
— Порядок! — обрадовался Сорокин.
Из-за поворота двумя снопами света рассеяли тьму фары грузовика. За ним остановились еще две машины с солдатами. Гитлеровцы быстро попрыгали через борт и открыли огонь. Сомов и Пушкарь угостили незваных свидетелей лимонками. Положение разведчиков усложнилось.
— В лес! — приказал Чуйков. — Юрчук и Грайченко, прикройте группу. — Он глянул на часы. — Сейчас двадцать два ноль-ноль. Продержитесь с полчаса, и порядок.
— Слушаюсь! — шепотом ответил Юрчук.
С двумя трофейными автоматами Грайченко бросился к сосне. В кустарнике застрочил ручной пулемет Юрчука.
Чтоб обескуражить немцев, разведчики часто меняли позиции. Ручной пулемет стрекотал из-за толстого бревна, огрызался из придорожных кустов, посылал очереди из подлеска. Немцы залегли, не осмеливаясь перейти шоссе.
— Вперед! Вперед! — крикнул офицер и перескочил кювет.
Пуля Грайченко свалила его на землю.
На этот выстрел гитлеровцы ответили беспорядочным огнем. Между деревьями закружилась посеченная листва. «Отползу немного в сторону, а они пускай себе шпарят наугад, — подумал Грайченко. — Нам бы время выиграть…»
Но фашисты, по-видимому, догадались, что ведут бой всего-навсего с двумя советскими бойцами, и начали перебираться через шоссе в разных местах. Дорога покрылась трупами, но нескольким немцам удалось перебежать шоссе. Теперь пули зазвенели отовсюду. А отходить разведчики еще не могли: рановато…
«Окружили… Надо спиной друг к другу… Чего это умолк Юрчук?»
Запутываясь ногами в зарослях папоротника, взволнованный Грайченко бросился к бревну, откуда еще минуту назад косил гитлеровцев его товарищ. Маленький Юрчук подпер кругляк плечом, словно силился подкатить колоду поближе к шоссе. С левого надбровья текла кровь…
Грайченко поднял пулемет, оперся локтями на бревно и нажал на спусковой крючок. Стрелял по кругу короткими очередями — берег боеприпасы.
Когда трижды звонко щелкнул затвор, Грайченко понял: патроны кончились. Он оглянулся, второпях перебрал пустые диски. «Перебегу к дубу — там ребята сложили захваченное на бронетранспортере оружие…» Быстро поднялся. ступил шаг. Сильный удар в грудь остановил разведчика. Грайченко закачался, взмахнул левой рукой. Мелькнули зеленые фосфорические стрелки, и циферблат угас…
Генерал Бакланов подвинул на край стола схему фашистской обороны, достал из папки Клодта зеленоватый конверт, скрепленный сургучной печатью 304-й пехотной дивизии. В конверте было разведдонесение Гейнца Вальтера, командира этого соединения. Один из абзацев генерал Бакланов перечитал дважды:
«На дивизионную разведгруппу, которая отдыхала в прифронтовой усадьбе лесника, неожиданно напали советские разведчики. Им удалось снять часового и поджечь дом. Солдаты фюрера открыли ураганный огонь с чердака. В ожесточенном ночном бою погибли унтер-офицер Грюсс и пять солдат. Лейтенант Шмитгоф и двое рядовых пропали без вести. Русские действовали дерзко и бесшумно, как заколдованные призраки».
Красным карандашом Бакланов подчеркнул последнюю строку, закурил папиросу и подошел к окну. В соседнем дворе возле ротной кухни хозяйничал Чурбаков: наполнил два котелка гречневой кашей, накрыл их шерстяным одеялом и стал поливать ноготки возле хаты. «Любит цветы, — подумал командир дивизии. — И Юрчук любил… Говорят, Грайченко собирал почтовые марки… Не вернулись… А Чурбаков подогревает для них ужин… Не верит, ждет. Этого вы, господин Вальтер, никогда не поймете!»
И НА ДНЕ МОРСКОМ…
Среди однополчан майор Конрад Верд — холеный аристократ, первенец известного рурского инженера — слыл умным офицером. Вот и сегодня он, как всегда, любопытно излагает свои мысли…
— Герр генерал, в принципе я с вами согласен, — сказал Верд, учтиво кланяясь командиру дивизии. — Наблюдательные пункты действительно рекомендуется выбирать на командных высотах. Аналогичные требования изложены и в русских наставлениях. Поэтому не удивительно, что в течение трех лет советская артиллерия терпеливо перепахивает метр за метром склоны господствующих высот: ведь там же наши КП и НП. И вот как раз на этой местности мы можем приготовить русским хороший сюрприз.
— Поточнее, — попросил генерал Шюрф, тщательно приглаживая усы изящной пластмассовой щеточкой.
— Ваш командный пункт, герр генерал, надо оборудовать на высоте 275,3. Во-первых, она не намного ниже господствующей. Во-вторых, на ней расположено кладбище. Можно имитировать похороны. Под видом похоронной процессии перебросим туда материалы, инструмент и солдат. До переднего края девять километров. Даже опытнейший наблюдатель на таком расстоянии вряд ли заподозрит… В-третьих, русские с уважением относятся к усопшим, они и мысли не допустят, что мы потревожим нескольких мертвецов. А в-четвертых, стереотрубу на кладбище удобно замаскировать под перекладину креста.
Генерал задумался, снял пенсне и кусочком замши протер стекла.
— Знаете, Конрад, у русских есть мудрая пословица. Хочу ее смысл уточнить: семь раз отмерь, а потом еще раз подумай, стоит ли резать… — Шюрф поднял пенспе. — А вообще в плане вашем есть кое-что, заслуживающее внимания, — он повернулся к своему адъютанту, подшивающему боевую документацию. — Хорст, немедленно распорядитесь, чтобы командный пункт дивизии был оборудован на высоте 275,3, в квадрате четырнадцать-восемьдесят. К двум часам закончить все работы. На рассвете проверю.
Гауптман Хорст молча откозырял и вышел.
Запись в дивизионном журнале разведки гласила: «12 июля 1944 года в 17.15 три грузовых «оппеля» в сопровождении двух взводов пехоты медленно приблизились к воротам кладбища на северо-восточном склоне высоты 275,3. В кузовах — несколько гробов, коричневые крышки которых выступали над закрытыми бортами на 12–15 сантиметров. При спуске в овраг в кузове передней машины сверкнули металлические предметы. Похоже — топор и лопата. Все машины покинули кладбище ровно через час после салюта — в 18.15. В кузовах находилось по восемь солдат. Вывод: на кладбище противник задумал какие-то инженерно-земляные работы. Высота — ИП или КП? Сержант Гуля».
В позапрошлую и прошлую ночь разведгруппы Щербакова и Ломтикова тщетно пытались перейти линию фронта. Предусмотрительные немцы всюду выставили сдвоенные посты, усилили боевое охранение, заминировали почти весь передний край. Группу Ломтикова фашисты обнаружили и хотели было отсечь. Из траншеи выскочило более взвода автоматчиков. Ребятам пришлось отстреливаться. В перестрелке фрицы потеряли с десятка два убитыми. Вот Гуля, наверное, как раз и наблюдал, как похоронные команды занялись своим невеселым делом…
«На прошлой неделе взять «языка» не удалось, — Пушкарь почесал не в меру широкий затылок, поправил пилотку, — а уж на этой надо сообразить обязательно. Если немцы действительно роют на кладбище НП, конечно, стоит рискнуть…»
— Что скажешь про решение Гули? — не поворачивая головы, спросил осунувшийся после двух бессонных ночей лейтенант Добриченко; его бинокль уже в который раз двигался вправо — к высоте 275,3.
— По-моему, Гуля прав, — не сразу ответил Пушкарь. — В гробах перевозили другой груз. Мины? Отпадает. Зачем им высоту минировать? Боеприпасы? Чересчур много для двух взводов. Скорее всего, стройматериал и шанцевый инструмент. Немцы далеко не глупы. Тактическая уловка! Свежинка!
В глазах Добриченко загорелись, но тотчас же погасли крохотные искорки.
— Теперь вообразим, — продолжал Пушкарь, — что станет делать вражеский офицер после того, как наблюдательный пункт будет готов. Конечно, саперов и связистов тут же отпустит. А в блиндаже останется либо сам, либо — младший офицер с двумя-тремя солдатами. Вот сцапать бы такого «языка» во мраке могильном!
— Помни о минных полях. Мина на мине… — вздох-пул Добриченко.
К двум часам ночи в обшивку ячейки наблюдения был вколочен последний гвоздь. Конрад Верд критическим взглядом окинул весь узел, вошел в генеральский блиндаж и поднял телефонную трубку.
— Алло, герр четырнадцатый? Кто? Адъютант? С добрым утром, старина. Доложите шефу, что его новая дача готова.
— Хорошо! Пожалуйста, передайте всем благодарность. Солдатам предоставляется суточный отдых. Вам лично шеф очень признателен, обещал наградить по заслугам.
— Зиг хайль! Я чертовски устал. Здесь оставляю лейтенанта Файлера, сам еду в село…
— Шеф приказал вам оставаться на месте до его приезда. На рассвете вы будете ему очень нужны. Организуйте охрану. До свидания.
— Пока, — недовольно буркнул Верд и положил трубку.
Отправив саперов и связистов, он прилег на диван. «Да, что ни говори, — размышлял майор, — а у судьбы тоже есть баловни и пасынки. Вот хотя бы этот белоручка Хорст… Всю войну просидел под крылышком то у одного генерала, то у другого… А наградами и повышениями в чинах не обойден. Другой вечно в холоде и голоде, под открытым небом, под пулями да минами… Однако так, по соседству с могильными червями, еще никогда не приходилось… — Верд невольно содрогнулся. — Впрочем… страшны не черви, не покойники… Живых надо бояться! Так говорил отец еще лет двадцать тому