— Вот обзавелся техникой, — и Сорокин положил руку на седло трофейного мотоцикла. — Около полудня в хутор прибыло две автомашины с военнопленными. Охраняют всего шестеро эсэсовцев. А вообще, обстановка подозрительная…
— Вот это да, — Ломтиков прищурил левый глаз. — В лесу мы наткнулись на концлагерь. Может, и узники оттуда?..
Прошли еще одну просеку. Отсюда сквозь частокол стволов виднелись двухэтажные домики на восточной окраине Терезиенберга. Единственная асфальтированная улица разделяла хутор надвое и упиралась в лес. Слева, перед домом, вторым от леса, стояло два грузовых «оппеля». В кузовах — люди. В полосатых грязно-голубых спецовках… В лоснящихся ватниках… В обшарпанных английских и русских шинелях… На головах — пилотки, шапки-ушанки, какие-то причудливые кепки. На ближней машине Ломтиков приметил костлявого парнишку в в шлеме танкиста. В кузове второй машины вертел головой поляк в четырехугольной конфедератке.
Возле машин с автоматом наизготовку прохаживался длинный, сутулый эсэсовец. Время от времени он к чему-то прислушивался, по-птичьему косил глазом на открытые окна. Вероятно, охрана развлекалась и пьянствовала. На втором этаже патефон бодро наигрывал что-то бравурное.
Из дома, пошатываясь, вышел унтер-офицер, что-то прохрипел. Пятеро пленных перелезли через борт и спрыгнули на тротуар. Часовой перегнал их на правую сторону улицы, выстроил у стены. Унтер выхватил у часового автомат. Стрекотнул раз, потом еще… Узники попадали. Парень в танкистском шлеме шевельнулся. Унтер наступил ему ногой на грудь и трижды выстрелил в голову. Довольный своим поступком убийца дико захохотал и, выписывая ногами замысловатые вензеля, лениво поплелся в подъезд.
— Живодер, — простонал сержант Ломтиков. — Так они с перепою наших всех перестреляют, — и повернулся к Сорокину: — Может, попробуем?
— Не имеем права.
— А совесть имеем? — голос Ломтикова зазвенел. — Ведь всю жизнь перед глазами будут эти убитые. Если не спасем…
— Разведка есть разведка, — лицо Сорокина вытянулось. — Ты рискуешь не только разведгруппой…
Ломтиков задумался, достал из-за пазухи несколько исписанных листков, протянул их Сорокину.
— Возьми и топай к мотоциклу. Если что не так, записи должны быть в штабе, хоть умри!
— Я пригожусь тебе тут.
— Иди!
Сорокин махнул рукой и направился к лощине, где был спрятан мотоцикл.
…А в доме продолжалось пиршество. Пленные в кузовах изредка поднимались, наверно, чтобы размять занемевшие ноги. «Нет чтобы хоть один глянул бы сюда. Конечно, далековато — метров четыреста будет. А главное — из лесу надо выходить. Вот это да… Не с руки… — Ломтикова внезапно охватила ярость. — Сколько горя принесли в Россию фашисты, и все еще измываются. Ну, погодите, гады!»
Сержант подполз к разведчикам и шепнул:
— Ярченко и Горкин, заходите со стороны сада. Чтоб из дома ни один не улепетнул! Иващенко прикроет нас с фланга. Я с Дамакановым — через палисадник. Давай, ребята!
Разведчики перебежали шоссе и скрылись в саду. Где-то вдалеке треснула хворостинка, Ломтиков насторожился. Нет, все в порядке. Выждав несколько минут, сержант с Дамакановым перелезли через ограду в палисадник. Прячась за деревьями, они обогнули крайний дом. У забора Ломтиков остановился. Дождавшись, когда часовой повернулся к нему спиной, сержант взвел автомат. На миг замер… Ствол дернулся — часовой рухнул наземь.
Первым после неожиданного выстрела опомнился пленный в четырехугольной конфедератке. Он моментально прыгнул за борт и бросился к лесу. За ним — остальные.
В окно до пояса высунулся круглолицый фельдфебель, очевидно начальник охраны. Ломтиков нажал спусковой крючок. Дико вскрикнув, немец упал на подоконник. На крыльцо выскочил толстый эсэсовец и кинулся к ближней машине. Пуля Ломтикова настигла его. В доме забухали гранаты.
Ломтиков поднялся на крыльцо и услышал, как за соседним домом взревел мотор бронетранспортера. Коричнево-серая машина снесла ворота и рванулась прямо на сержанта. Очередь крупнокалиберного пулемета пронеслась над головой. Еще один бронетранспортер выполз из соседней усадьбы. Немцы в кузове вскинули автоматы.
«Разведгруппа попала в ловушку, — размышлял Ломтиков. — От бронетранспортеров, как и от танков, не убежишь. Теперь только смекалка, только хитрость может спасти…»
И вдруг первый бронетранспортер внезапно затормозил, второй ударился в него радиатором. Солдаты в кузове подняли галдеж. Но замешательство среди немцев длилось недолго. Снова забубнил крупнокалиберный пулемет, застрочили автоматы. Одна из очередей срезала Ломтикова. Падая, он выдернул из гранаты чеку, но размахнуться не хватило сил…
Наблюдая из лещины, Сорокин хорошо видел, как погиб Ломтиков, как у самой опушки упал Горкин. Что же станется с остальными? Проклиная свою беспомощность, он изо всей силы нажал на педаль, вырулил на шоссе и дал газ.
Километрах в шести от злополучного хутора к лесу прижалось около десятка фашистских танков. У километрового столба копошился в каком-то ящике плюгавый танкист.
Сорокин сбавил скорость и крикнул по-немецки:
— В Терезиенберге советский десант. На бронетранспортерах. Скорее! Я за помощью…
Танкист со всех ног бросился к машинам.
«Авось по своим ахнут, — подумал Сорокин, трогая с места. — Эх, Ломтиков, Ломтиков… Нашему брату промахи втридорога обходятся…»
ЗЕЛЕНЫЕ РАКЕТЫ
Группа сержанта Багрия третий день разведывала леса между реками Нейсе и Шпрее. Сержант беспокоился: немцы на переднем крае могли обнаружить и заминировать все проходы… А тут еще и задание усложнилось: поблагодарив за ценные разведывательные сведения, «Кама» — таким был позывной майора Воронова — приказала раздобыть «языка». Ночью ничего подходящего не встретили, утро тоже не радует…
Бойцы уже изрядно устали, когда из-за деревьев засверкала черная полоса асфальта. Посланный вперед Макаров вскоре вернулся обратно:
— Товарищ сержант! Отряд вражеской пехоты, около пятидесяти человек, двигается к фронту. Один пулемет.
— Бери Шарова и Левчука, за двести метров отсюда устройте засаду. Ударим с двух сторон.
— Рискованно. Нам бы мотоциклиста взять или связиста…
— Выполняй! — рассердился сержант. — Тоже мне философ!
Багрий внимательно приглядывался к вражеской колонне. Ни улыбок, ни губных гармошек, ни прусского чеканного шага… Немцы едва плелись с поникшими головами. Левофланговый первого ряда — седой тучный немец, который, наверное, еще несколько дней тому назад орудовал черпаком на кухне берлинского или мюнхенского ресторана. За ним семенил худой паренек. Свободный китель болтался на нем, как на чучеле, а сверкающая пряжка с надписью «Gott mit uns!»[15] сползла на бедро. Длинного, как коломенская верста, немца из третьего ряда, вероятно, душила астма: через каждые два шага он широко раскрывал рот и жадно глотал воздух…
В самом хвосте отряда тащились два вспотевших пулеметчика. Рядом с ними шел обер-лейтенант в скрипящих сапогах…
Из кустов по колонне ударили автоматы. Эхо автоматных очередей раскатилось во все стороны. Не понимая, откуда стреляют, перепуганные немцы галдя бросились к лесу, прямо на засаду Макарова. Взорвались гранаты.
— Zurück[16] — закричал офицер и побежал назад.
За ним бросились солдаты.
Высокий пулеметчик бежал рядом с обер-лейтенантом. Неожиданно он размахнулся и рубанул гофрированным стволом по фуражке офицера. Обер-лейтенант упал в кювет; пулеметчик, выхватив у убитого парабеллум, прыгнул в придорожные заросли.
— Проследи за ним, Яремчук! — приказал Багрий.
Стреляя наугад, фашисты метались от кювета к кювету. На Багрия бежали унтер-офицер и двое солдат. Сержант крикнул: «Hände hoch!»[17] — но ни один немец не поднял рук. Багрий прильнул щекой к прикладу и скосил обоих солдат. Быстроногий унтер, как горный козел, тремя прыжками перескочил шоссе и юркнул в кусты. С досады сержант пустил вдогонку длинную очередь.
Лишь нескольким гитлеровцам удалось спастись. У дороги разведчики подобрали семь автоматов и две гранаты.
После такой перепалки можно было ожидать погони или прочесывания, и сержант быстро увел группу в глубь леса.
Пулеметчика Багрий допрашивал на ходу. Станислав Дембицкий, смешивая польские слова с русскими, рассказал, что до войны работал шофером в Варшаве. Фашисты расстреляли всю его семью, сожгли дом на Маршалковской…
— Как же вы оказались в немецкой форме? — прервал его Багрий.
— Вывезли меня в Германию. Работал на военном заводе в Руре. А две недели тому назад всех славян насильно мобилизовали. Одним дали карабины, а мне — пулемет.
— И вы с маткою бозкою в сердце пошли на фронт, против своих же братьев поляков, против русских?
— Я радовался, что мы идем на восток, надеялся убежать… Пан начальник, я хочу драться с фашизмом. Прошу вернуть мне оружие!
— Придет время — вернем, — пообещал Багрий. — А сейчас отвечайте на мои вопросы. Что за подразделение?
— Пополнение для двести семьдесят пятой пехотной дивизии.
— Куда шли?
— Не знаю… Обер-лейтенант говорил, что нас встретят представители дивизии…
— Какую военную технику видели в пути?
— Везде, особенно вокруг Берлина, сооружаются всевозможные укрепления. Очень много окопов, траншей… Танки видел из дивизии «Охрана фюрера». Вот и все… Как на исповеди…
— Ну хватит. — Багрий подошел к радисту. — Сообщите, что к трем танковым дивизиям — «Богемия», «Охрана фюрера» и двадцать первой танковой — следует добавить двести семьдесят пятую пехотную. — Сержант повернулся к Яремчуку и тихо сказал: — Перевяжи мне плечо, зацепила, проклятая…
Разговор с «Камой» не затянулся. Чернов свернул рацию и подбежал к Багрию;
— Товарищ сержант! Немцы знают о нашей группе. Зондеркоманды с овчарками уже прочесывают прифронтовой лес. «Кама» перехватила их радиопередачу…