вспомнила ее белкой. Я могу вспомнить тебя в твоем времени, в твоем волшебном лесу, рядом с мамой, и ты окажешься там.
И я могу вспомнить твоих друзей из Вепрелянда в их доме, в их волшебном лесу, и они окажутся там.
Что касается белки Таратаск, я могло бы вспомнить ее на пустоши, рядом с ее родителями, но в этом нет смысла, потому что их жизнь там, в царстве Волка, всё равно не сможет быть долгой и счастливой. Но кое-что я могу сделать для белки Таратаск: я могу вспомнить ее родителей здесь, и тогда они попадут сюда.
Но ничего из этого я не смогу сделать само, без вас, я дало когда-то такую клятву. Ты должен помочь мне, мы объединим твою Память и Желание и мою Память и Желание. Ты будешь изо всех сил вспоминать свою маму, свой лес, свой дом и очень-очень хотеть туда вернуться, а я немножко помогу тебе и тоже вспомню тебя в твоем времени, в твоем волшебном лесу, рядом с мамой. Тогда у нас всё получится. И точно так же с твоими друзьями: мы сможем вместе с Пи и его мамой вспомнить Вепрелянд, и они туда вернутся, а вместе с Таратаск мы вспомним ее родителей и перенесем их сюда.
Уррум возликовал, но вдруг на его кошачьей мордочке отразилась тень сомнения.
– Солнце, – сказал котенок, – послушай, а если мы таким способом вернем меня в мой лес, к маме, – это точно будет мой лес? Это точно будет моя мама? И тот, кто туда вернется, – это точно буду я?
Не получится ли так, что тот лес, в который я попаду, будет не тот лес, который был на самом деле, в котором я жил, а только твое и мое воспоминание об этом лесе?
Не получится ли, что мама, которую я увижу, будет не настоящая мама, а ее копия из твоей и моей памяти, а настоящая мама умерла много тысяч лет назад, и я к ней так и не вернулся? Или наоборот – не получится ли, что тот я, которого ты вспомнишь в волшебном лесу рядом с мамой – это будет не тот я, который стоит перед тобой сейчас?
Вдруг здесь, на скале, останется мое единственное, настоящее тело, а в родной лес, к маме, отправится кто-то другой, и он будет думать, что он это я, а на самом деле он будет просто точь-в-точь, как я, но всё равно другой?
– Послушай, – сказало Солнце, – никто до конца не знает, как это устроено, даже я. И что такое действительно твой лес, твоя мама и твое единственное, настоящее тело.
Ты видишь мою Память и мое Желание как разноцветную, мерцающую, переливающую сеть с узлами, разветвлениями, по которым течет и струится свет. Возможно, где-то в этих переливающихся сплетениях нитей есть твое время, твоя мама, твой лес и лес поросенка, родители белки.
Но и само я – лишь часть другой, еще большей переливающейся сети, другого, еще большего, мерцающего узора, но и он тоже – часть другого, еще большего.
Все миллиарды лет моей жизни – и до появления вашего мира, и после того, как однажды его не станет, – это всего лишь сплетение нескольких нитей, маленькая мерцающая точка в другом, огромном узоре. Но и вся его Вечность, его Желание и Память – это часть еще большей Вечности, Желания и Памяти.
А самая большая из всех Вечностей, самое сильное из всех Желаний и самая бесконечная из всех Памятей – это тоже всего лишь часть. Знаешь чего, котенок? Никогда не догадаешься.
Это часть твоего Желания и твоей Памяти, находящихся в твоей маленькой головке, где ума – меньше наперстка.
И точно так же – это часть Желания и Памяти поросенка Пи. И его мамы госпожи Пипиты. И белки Таратаск.
И часть моего Желания и моей Памяти тоже.
Потому что самая большая из всех Вечностей, самое сильное из всех Желаний и самая бесконечная из всех Памятей находятся внутри каждой своей самой маленькой части.
Круг замыкается. Мы все – части Вечности и части друг друга, но сама Вечность целиком находится в каждой из своих частей.
То огромное, мерцающее сплетение нитей, частью которого я являюсь, находится внутри твоего мерцающего сплетения нитей. Оно вложено в твое мерцающее сплетение нитей, а твое мерцающее сплетение нитей, в свою очередь, вложено в него.
Они обоюдно вложены друг в друга. Целое является частью, и часть является Целым.
И точно так же то мерцающее сплетение нитей, частью которого являешься ты, находится внутри меня, и я внутри него. И так мы все связаны друг с другом.
Ну и где же тогда находится твой лес, твоя мама, твое тело?
В настоящее прошлое я тебя отправлю или не в настоящее?
Настоящего тебя или не настоящего?
Как ты думаешь, котенок Уррум-ван-Мяв?
Уррум рассказал друзьям, что предложило ему Солнце, не вдаваясь в детали устройства Вечности. Он и сам его до конца не понял и не был уверен, что и Солнце его так уж хорошо понимало. «Вполне вероятно, – подумал котенок, – Солнце просто пыталось казаться умнее, чем оно есть».
Первыми решили вспомнить сюда родителей белки Таратаск. Белка пошла на край скалы и долго смотрела на Солнце.
Две взрослые белки, мама и папа ля-Мысь из леса Дао-Ди, с удивлением осматривались на вершине скалы, взявшись за руки. Они не понимали, где оказались, и вдруг увидели Таратаск.
– Гляди, это же наша Таратаск! – сказал папа-белка.
– Таратаск, как ты выросла! Где же ты была? Ты опоздала к обеду! И где мы вообще сейчас находимся? – всплеснула лапками госпожа ля-Мысь.
Таратаск вначале смотрела на родителей молча, потом подбежала к ним, тыкалась мордочкой, плакала, целовала, обнимала.
– Тише, тише, милая, что случилось? – не могла взять в толк мама-белка.
Когда чувства немного улеглись, Таратаск отвела родителей в сторонку, чтобы рассказать им про всё, что произошло за последние … э-э-э… трудно уже сказать, сколько тысяч лет.
Пи с госпожой Пипитой и Уррум уже тоже собирались по домам.
– Друзья, давайте попрощаемся, – Таратаск с родителями подошли к ним, – вы сейчас вернетесь к себе, а мы останемся здесь. Солнце рассказало мне, – продолжила Таратаск, – что в этом времени не так далеко отсюда есть лес, подходящий для белок. Спасибо вам за всё! Особенно вам, госпожа Пипита! Если бы не ваша смелость и желание помочь мне – неизвестно, как бы это всё закончилось. В конце концов быть в течение многих тысяч лет Костяной Дудочкой – это не совсем то, чего бы мне хотелось. Здесь мы начнем новую жизнь на новой земле вместе с теми, кого я люблю и кого уже не чаяла увидеть снова.
– Будь счастлива, Таратаск, – хором сказали ей котенок и поросенок, а госпожа Пипита даже прослезилась и обняла ее.
– Спасибо вам, что вернули к нормальной… эм-м… беличьей жизни нашу дочь! – сказала госпожа ля-Мысь.
– Подумать только! – сказал господин ля-Мысь. – Подумать только! – и больше он ничего не мог сказать.
Уррум и Пи тем временем уже тоже начали прощаться.
– Скоро увидимся! – сказал Уррум, – весной День Рождения будет уже у меня. Прилетишь ко мне в гости?
– Конечно, прилечу! – ответил Пи. – А до этого будем писать друг другу письма раз в неделю, как всегда. Привет от меня госпоже ван-Мяв! Страсть как люблю ее оладьи!
– А мои-то чем хуже? – возмутилась госпожа хрю-Ви.
Уррум, Пи, госпожа Пипита и Таратаск на прощание обнялись.
В этот момент Уррум посмотрел наверх и увидел построенный из волчьих когтей космический корабль, в нем сидел новый Волк, молодой и веселый, совсем не страшный. Волк тоже отправлялся к себе домой, на свою Родину. Он помахал ребятам рукой, а на Солнце вначале облизнулся, а потом показал ему кулак.
Уррум почувствовал, что Солнце внутри смеется.
После разговора с Солнцем он стал чувствовать нечто новое для себя, очень странное – пульсирующую, живую связь своего сплетения нитей и сплетения нитей Солнца. И еще связь со сплетениями нитей всех вокруг. И еще какое-то вообще неведомое, самое большое и бесконечное сплетение нитей, которое каким-то удивительным образом оказалось внутри его собственного, такого, казалось бы, маленького сплетения нитей.
Теперь Уррум чувствовал и то, что солнце внутри смеется, и то, как бьется от счастья быть рядом с родителями сердце белки Таратаск, и то, как поросенок Пи уже хочет поскорее оказаться дома, наесться отрубей и лечь спать под боком у мамы, и то, как госпожа Пипита перед возвращением домой немного беспокоится, не потерял ли форму за время этого странного приключения ее старательно накрученный в салоне красоты хвостик.
Белка Таратаск с родителями полетели на запад, в сторону того леса, о котором рассказало им Солнце. Уррум слышал, как Таратаск громко поет свою любимую песенку: «Далеко-далеко, далеко-далеко, да-ле-ко-о-о-о…». Постепенно эта песенка становилась все тише и тише.
Поросенок с госпожой Пипитой встали на край обрыва, взявшись за руки, и объединили свои Желания и Память с Желанием и Памятью Солнца. Вскоре они исчезли, и Уррум остался на скале один.
Он подошел к краю, широко открыл глаза, и всей силой своей Памяти вспомнил Маму и себя рядом с ней, и всей силой своего Желания пожелал снова быть вместе. Он чувствовал, что Солнце хочет того же, что оно вместе с ним вспоминает его лес, его маму, и его самого в родном лесу, у себя дома.
Мама ругалась.
Огромная пушистая летающая кошка-мама ругалась.
«Не было так долго! С крыльев сбилась тебя искать! Облетела весь лес! Обзвонила всех соседей! Где можно было торчать столько времени? Ты о матери своей подумал?»
Уррум был дома, в своем родном волшебном лесу О-Мяу-Ми, в своем гнезде с кучей мягких подстилок и натопленной печью.
«Настоящая ли это Мама? Настоящий ли это лес? Настоящий ли я сам?» – сомнение и тревога вдруг снова на миг охватили котенка.
«Я тебе покажу, как исчезать в неизвестном направлении! Неделю из дома не выйдешь!» – продолжала ругаться мама, и Уррума отпустило.