«Нет, так ругаться может только настоящая Мама, а так любить ее могу только настоящий я», – почувствовал Уррум всем своим существом.
– Мама, прости меня, я больше не буду! Я просто заблудился в облаках, а потом нашелся. Я так боялся, что больше никогда тебя не увижу! – Уррум подбежал к Маме и одновременно замурлыкал и заплакал.
Ночью Уррум спал под боком у мамы-кошки, проснулся и стал слушать, как бьется ее сердце. Он чувствовал внутри спящей мамы бесконечно родное и любимое, живое, мерцающее сплетение нитей и переливающееся радужное облако – мамины Память и Желание.
Он смотрел в них и видел внутри них свое Желание и Память, и Желание и Память Солнца, и поросенка, и белки, и всех-всех-всех.
– Из чего ты сделана, Мама? – тихо-тихо спросил котенок.
Он выглянул из гнезда и увидел, как ночью заснеженный волшебный лес О-Мяу-Ми мерцает и переливается, словно оплетенный мириадом тончайших нитей, по которым течет свет, любовь и память.
Они принадлежали одновременно всем и никому.
Были бесконечные и ничьи.
Котенок долго смотрел на этот мерцающий лес своими кошачьими зелеными глазами, которыми совсем недавно, не отрываясь, смотрел на Солнце. И никакого времени не было и не могло быть, только бесконечный и ничей свет, струящийся по мириадам своих сосудов.
А потом вдруг все равно наступило утро и запахло оладьями.
– Я сделана из оладий, – сказала Мама и засмеялась, – из круглых, как Солнце, теплых, вкусных оладий, а ты как думал, котенок Уррум-ван-Мяв?