– Поваром? – удивилась Ника.
– Шеф-поваром. Вы знаете, что лучшие повара – мужчины? Мне очень нравится готовить, как-нибудь я вас угощу своим фирменным блюдом – чахохбили.
– Вы любите грузинскую кухню?
– Не только грузинскую. Я собираю разные рецепты. Давно, еще со школы. Мама работала много, а я был на хозяйстве. «Кухонный мужичок» – так мама шутила.
– А почему же вы сразу не пошли в повара?
– Не хотел маму огорчать. Она учительница литературы, так что профессия повара ей казалась какой-то… несерьезной. И Ольга Петровна не одобряла. Ольга Петровна – это… сложно объяснить. Ну, скажем, наша родственница, почти бабушка. Тоже учительница, только математики. Ну вот, я и стал программистом. А готовка так, хобби. У меня знаете сколько кулинарных книжек? Даже Молоховец есть! Прижизненное издание, с ятями. Истрепалась вся, правда. Там такие забавные рецепты. Одни названия чего стоят! «Испанский ветер», например. Или «Баба капризная».
– А что это?
– «Испанский ветер» – это такое пирожное: безе с миндалем. Я раз делал, вкусно.
– А «Капризная баба»?
– Булочка сдобная! Как ромовая баба – знаете? А капризная она потому, что трудна в приготовлении. Молоховец пишет, что баба чрезвычайно вкусна, когда удается, но редко удается. У меня вроде как получилась, маме понравилось.
– Вы очень любите маму, да?
– Да. Нас только двое, никого больше нет.
– Ой, а нас много! У меня еще две сестры, племянник.
– А дети у вас есть?
– Дочь. – И Ника вздохнула. – Алина. Сложный ребенок. Мне с ней трудно. Знаете, я выросла в очень теплой семье. Мы все старались помогать друг другу. Даже не надо было просить о чем-то – каждый сам знал, что сделать для другого. Такие дни рождения устраивали, домашние спектакли, сюрпризы, розыгрыши! А когда замуж вышла… Понимаете, я не жду никакой особой благодарности, но… Все, что я делаю, принимается как должное. Мне кажется, меня и замечают только тогда, когда обед не успела сварить, например. Муж меня даже по имени не называет! Так, междометиями обходится. И дочь… Да что это я? Загрузила вас своими проблемами!
– Ничего страшного. Я рад был с вами поговорить. Моя жизнь тоже не слишком веселая. – Артём вдруг поднялся. – Вы знаете, я вспомнил: у меня кое-что есть для вас. Я быстро. Не уходите, хорошо?
– Ладно, – улыбнулась Ника: что он еще придумал? Артём действительно вернулся очень быстро – Ника так и ахнула, увидев у него в руке два больших красных цветка на одном длинном стебле:
– Амариллис! Какой красивый. Откуда вы его взяли? А-а! – догадалась она. – Срезали? Где ж такой расцвел?
– Места надо знать.
– Спасибо! Это так мило. – Ника пристроила цветок в банку с водой и поставила на окно. – Но какой же красивый! Красный цвет – это праздник души, правда?
Она обернулась к Артёму, глаза ее сияли просто нестерпимой синевой.
– С днем рождения! – сказал Артём и поцеловал Нику в щеку, вполне невинно, а Ника, поддавшись порыву, привстала на цыпочки и тоже чмокнула его, попав в уголок рта. И в этот момент с ними случилось что-то странное: пространство свернулось в тугой кокон, притянув их друг к другу. Ника не сразу осознала, что не только позволяет Артёму обнимать ее и целовать, но и сама весьма пылко ему отвечает. С трудом оторвавшись от губ Ники, Артём не отпустил ее – они никак не могли разомкнуть объятий. Потом Ника тихо сказала:
– Лучше всего, если ты прямо сейчас уйдешь. Немедленно.
Артём отступил на шаг и скрылся за дверью, а Ника плюхнулась на стул и некоторое время смотрела в одну точку. Потом кое-как собрала себя по частям и вышла из офиса, осторожно оглядевшись по сторонам: больше всего она боялась, что Артём ждет ее где-нибудь за углом. Но никакого Артёма на горизонте не наблюдалось, и Ника беспрепятственно добралась до машины. Она села за руль, рассеянно посмотрела на ключи, зажатые в руке, и задумчиво сказала сама себе: «День рождения явно удался!» А потом вдруг рассмеялась.
Немного успокоившись, Ника поехала домой, но всю дорогу переживала: зачем она целовалась с молодым человеком – пусть и милым, но совершенно незнакомым? Зачем столько рассказала ему о себе? Зачем жаловалась на дочь и мужа? А кому ей еще пожаловаться? Только незнакомцу. Словно случайному попутчику в поезде. Может, они больше и не увидятся. Хотя… Он же сказал, что зайдет в понедельник! Какой ужас.
Ника действительно почти ни с кем не обсуждала свою семейную жизнь. Со школьной подругой Нонной они виделись редко: та меняла мужей как перчатки и растила троих детей от разных отцов. Только с сестрой Анечкой Ника была откровенна, но Аня в последнее время что-то неважно себя чувствовала, и Ника старалась ее беречь. После того давнего «квартирного кризиса» Ника совсем перестала рассказывать что-либо родителям: все хорошо, все нормально, все в порядке. Но все было далеко не в порядке: когда Алине исполнилось три года, Ника узнала об измене мужа. Они не развелись, но так и не смогли толком наладить отношения, даже разошлись по разным спальням. После вселения свекрови им пришлось снова существовать в одной комнате, и обоим это давалось тяжело. К тому же Миша страшно храпел. Он почти не бывал дома, отговариваясь делами, а в последние года полтора стал совершенно невыносим: срывался в ответ на малейшее замечание и постоянно пребывал в мрачном настроении. Ника решила, что у него какие-то неприятности в бизнесе, но на все ее осторожные расспросы муж огрызался, и Ника отступилась. Она подозревала, что Миша по-прежнему ей изменяет с какой-нибудь секретаршей, но не пойман – не вор.
Гораздо больше огорчений доставляла Нике дочь. Долгожданная, выстраданная, обожаемая Алина, такая красивая и способная! Она словно забрала все самое лучшее от обоих родителей: высокая и длинноногая, как отец, черноволосая и синеглазая, как мать. Свои длинные волосы Алина теперь собирала в хвост, а ведь еще совсем недавно Ника с такой нежностью расчесывала густые тяжелые пряди и заплетала дочурке косички! Теперь Алина справлялась сама и только по большим праздникам позволяла матери заплести ей какую-нибудь особо сложную французскую косу. Алина вообще с младенчества была весьма самостоятельна и настойчива, даже упряма, и умела добиваться своего: да и как отказать такому прелестному ребенку? Но прелестный ребенок с возрастом превратился в капризную, своенравную и весьма эгоистичную девицу. Алина все больше отдалялась от матери и замыкалась в собственном мире. Что с этим делать, Ника не представляла. Она не понимала, почему у нее с дочерью не сложилось таких теплых и доверительных отношений, как с сестрами или родителями.
Не сразу Ника осознала, что Алина – другая. Первые звоночки начались еще в детстве: Алина все время фантазировала. Все дети любят что-то сочинять, выдумывать несуществующих друзей, но истории Алины были какими-то уж очень фантастическими – и реальными одновременно. Настолько реальными, что в первый момент было трудно не поверить. Потом-то Ника научилась сразу опознавать выдумки Алины, но поначалу просто впадала в ступор. А как еще реагировать, если воспитательница детского сада с участливым видом расспрашивает тебя о самочувствии: пятилетняя Алина на полном серьезе, со слезами на глазах рассказывала всем подряд, что мама тяжко больна и вот-вот умрет, а папа их бросил, так что Алине придется жить с бабушкой, которая ее кормит только хлебом и водой! Ника долго разговаривала с девочкой, даже ходила с ней к психологу, но ничего не помогло. В отличие от свекрови, черты которой Ника с содроганием узнавала в собственной дочери, Алина не получала никаких выгод от своего вранья, которое рано или поздно разоблачалось: проверить ее выдумки было раз плюнуть.
– Зачем? – с тяжким недоумением спрашивала Ника. – Зачем ты сказала учительнице, что папа перекупил «Макдоналдс»? Ты же знаешь, что это не так.
Алина только моргала с невинным видом и в следующий раз сочиняла еще что-нибудь настолько же неправдоподобное. Училась она хорошо, хотя Ника подозревала, что пятерки ей часто ставят незаслуженно: красавица Алина прекрасно умела манипулировать взрослыми. Но только не матерью – Ника видела дочку насквозь, чувствуя, что именно поэтому та и отдаляется. Так горько было осознавать, что произвела на свет ребенка, из которого получился совершенно чужой человек.
Подъезжая к дому, Ника остановилась у супермаркета и купила все-таки тортик, бутылку красного вина и большой букет алых роз, таких же алых, как амариллис, оставшийся на работе. Дома, как ни странно, были все: муж сидел у компьютера и одновременно говорил по мобильнику, свекровь дремала перед телевизором, Алина с кем-то болтала по скайпу и при виде матери тут же свернула окно.
– Вы ужинали? – спросила Ника, любуясь дочерью. Невозможно было не любоваться такой красоткой: черная блестящая челка, ангельский взгляд. И капризный голосок:
– Папа в городе поел.
– А ты?
– Да ела я, ела.
«Отстань!» – так и слышалось Нике.
– А бабушка?
– Какую-то кашу хомячила, я видела.
– А я тортик принесла. Пойдем попьем чаю?
– Ну, ма-ам, ты же знаешь, мне вредно мучное и сладкое. Ты нарочно, что ли?
Фигура у Алины была великолепная, но она упорно придерживалась версии, что с огромным трудом поддерживает идеальные формы, сидя на жесткой диете и занимаясь фитнесом. На самом деле она могла слона съесть без ущерба для стройности, унаследовав эту особенность от матери.
– Ладно, не хочешь – мне больше достанется.
И Ника в полном одиночестве расположилась на кухне – поставила в центр стола вазу с розами, открыла вино, отрезала себе внушительный кусок торта… И тут зазвонил мобильник. Это был отец, который виноватым тоном поздравил Нику с днем рождения, а потом передал трубку маме. «Что-то они слишком взволнованы!» – подумала Ника, но тут позвонила сестра Таня из Рима, потом Курзик, потом подруга Нонна, коллеги Левины и даже секретарша Ксюша – всех как прорвало к вечеру. Ника запивала вином телефонные поздравления и закусывала тортом. Настроение у нее становилось все лучше и лучше. Пока Ника наслаждалась жизнью, Алина, которой на самом деле страшно хотелось тортика, прискакала на кухню, увидела розы, вино и услышала, как мать говорит по телефону. Ой! И Алина побежала к отцу: