с презервативом.
– Что ты смеешься? Помогла бы! – возмущенно воскликнул герой-любовник.
Это вызвало новый припадок смеха. Ника кое-как привела себя в порядок и сбежала. Дома она целый час провела в душе, пытаясь смыть ощущения от прикосновений и поцелуев незадачливого кавалера. Больше она таких эскапад не устраивала, и постепенно любовная жажда сошла на нет – холодный душ, активная гимнастика, побольше хозяйственной суеты, и все в порядке. И вот теперь ее загнанная вглубь чувственность вырвалась на свободу!
Допив сок, Ника поняла, что зверски проголодалась, заказала стейк и салат, а, подумав, еще и кофе с пирожным – гулять так гулять. Уминая за обе щеки оказавшийся неожиданно вкусным стейк, она все пыталась разобраться, почему же так легко поддалась Артёму? Что в нем особенного? И вдруг замерла, не донеся до рта вилку с куском мяса – ну да, конечно! Железобетонная уверенность в себе, вот что сразу же поразило ее в Артёме. Он хотел Нику – и он ее взял. Ника вспомнила его решительные объятия, требовательные поцелуи и до боли прикусила губу: столь сильно действовали на нее эти воспоминания. Неужели ей именно это и нужно: не долгий разогрев, не ласковая прелюдия, а властный мужской напор? Артём совсем не был груб или резок – Нику возбудила его ничем не сдерживаемая страсть.
Да что врать самой себе! Он понравился Нике еще тогда, в пятницу. С Артёмом было так хорошо разговаривать, Ника чувствовала идущую от него теплую волну восхищения, и, когда Артём целомудренно чмокнул ее в щеку, Нике явно захотелось большего. И сегодня она все поняла, как только он взял у нее из рук ведерко с тюльпанами и взглянул прямо в глаза: Нику обдало жаром, мурашки побежали по телу…
– Простите, вы кого-нибудь ждете? – вторгся в ее сладкие мечты неожиданный баритон.
Ника подняла голову: ей искательно улыбался молодой мужчина.
– Нет, никого не жду.
– Позвольте к вам подсесть? Такой красивой женщине не стоит коротать время в одиночестве.
Ника вздохнула, подумав про себя: и этот туда же.
– Подсесть вы, конечно, можете, только я уже ухожу. Всего хорошего. – И Ника решительно допила кофе, рассчиталась прямо на кассе, не дожидаясь официанта, и направилась к машине.
До дому она доехала без приключений и больше не думала об Артёме, пока не легла спать. Ее мысли упорно возвращались к сегодняшнему приключению: «А ведь он самый обыкновенный, – думала Ника. – Не такой уж и красивый. Лицо совсем простое, но улыбка хорошая, и взгляд удивительно выразительный. А как он умеет смеяться одними глазами! Такой спокойный, надежный, уверенный… Сильный…» И Ника глубоко вздохнула, засыпая.
Снилось ей, что она, совсем еще маленькая, лежит на диване у бабушки Даши. Диван покрыт старым ковром, слегка потертым. Под боком у Ники – бабушкин кот Пантелеймон, тоже старый, но совсем не потертый, а плюшевый, мягкий, сизо-серый. Он ростом почти с Нику и старше ее в три раза, вот какой почтенный кот! Ника не умеет выговорить длинное котовье имя и зовет его «Пилимон», кот отзывается. Ника обнимает «Пилимона», а тот мурчит ей в ухо. Негромко бормочет телевизор, тикают часы-ходики, мурлычет кот, на кухне бабушка Даша печет оладушки. Яркая и милая картинка детства во сне фантастически преобразилась: и диван был не диван, и кот – не кот: оказалось, что это Артём, и он обнимает Нику, примостившуюся у него на коленях. И оладушки на кухне жарит тоже Ника. И подает их Артёму, сидящему за кухонным столом, покрытым яркой клеенкой, а Артём смотрит на нее смеющимися глазами и поливает оладушки медом из желтой фаянсовой баночки, изображающей бочонок – такая была у бабушки Даши.
Утром Ника проснулась весьма решительно настроенная: раз судьба дала ей такой шанс – грех отказываться. Значит, так тому и быть. Конечно, Артём гораздо моложе! Раньше Ника с некоторым недоумением размышляла о подобных парах: ей это представлялось не очень правильным. Одно дело, когда мужчина старше женщины, но наоборот… Нет, это как-то неестественно. Она скептически слушала рассказы Нонки про молодых любовников и уж никак не могла представить, что ей тоже повезет в этом смысле. Но раз Артёма это не остановило, она тоже не станет переживать из-за разницы в возрасте. Подумаешь, всего-то лет пять! Или семь. Нет, – она просто не будет об этом думать, и все.
Размышляла Ника очень даже храбро, но, увидев в лифте улыбающегося Артёма, струсила так, что во рту пересохло – она даже дернулась было в сторону соседнего лифта, как раз открывшего двери, но удержалась и чинно вошла, встав перед Артёмом. Через пару секунд она чуть не подпрыгнула и страшно покраснела – Артём незаметно от остальных пассажиров погладил ее по бедру, а когда народ вышел и они остались вдвоем, поцеловал в шею и прошептал:
– Ты так очаровательно смутилась, куколка.
Ника вздохнула, развернулась, толкнула Артёма к стене, так что он даже ахнул, привстала на цыпочки, ухватила его за галстук, притянула к себе и поцеловала, довольно зверски, даже укусила – и выскочила из остановившегося лифта под довольный смех Артёма. Так они начали «встречаться» – сей эвфемизм плохо отражал сущность их отношений: редкие и короткие свидания с яростным сексом и недолгими разговорами. Встречаться им, собственно, было негде, да и некогда. Выздоровление мамы Артёма шло с переменным успехом, а через пару месяцев она снова попала в больницу, где ей сделали операцию на сердце. Артём метался как угорелый между своими многочисленными работами и больницей, так что виделись он с Никой раз в неделю, а то и реже. Ника с утра начинала предвкушать вечернее свидание – с трепетом ждала первого момента, самого страшного, когда надо было заново привыкать друг к другу: Артём входил, привычным жестом запирал дверь, подхватывал Нику на руки, крепко сжимал в объятиях, бормотал в ухо и целовал шею:
– Ника! Какое счастье, что ты есть, куколка. Что бы я без тебя делал?
Это смешное прозвище Артём произносил так нежно, что оно совсем не казалось пошлым или глупым: Нике сразу представлялась прелестная фарфоровая девочка, кокетливая и забавная, стоявшая в серванте у бабушки Лены, и вспоминалась детская считалка: «Куколка, балетница, воображала, сплетница». Ника откидывала голову и подставляла губы для первого, самого жадного поцелуя, чувствуя себя добычей Артёма, пленницей, рабыней… игрушкой. Куколкой.
Ника тоже была страшно занята. Резко ухудшилось здоровье отца, огорченного операцией одной дочери и разводом другой. Но ни отец, ни мама даже не подозревали, насколько плохи дела у Анечки: врачи обнаружили у нее запущенную опухоль, предстояла еще одна операция, результат которой был непредсказуем. Все это Анечка рассказала только Нике:
– Ты знаешь, я даже не боюсь. Я так устала. Только Курзика безумно жалко! Ты ведь не оставишь его, правда?
– Анечка, ну что ты такое говоришь! – заплакала Ника.
Аня не плакала, она была на удивление спокойна.
– У меня вся душа истончилась, понимаешь? Сил больше нет. Эта любовь… Она все соки из меня высосала. Не дай тебе бог так полюбить.
Ни родители, ни Ника долго ничего не знали, хотя слегка недоумевали, почему у Анечки совсем нет кавалеров: из трех сестер она была самая красивая. Высокая, очень стройная, медлительно-грациозная, с балетной осанкой и легкой походкой, с нежным взглядом серо-сизых, как крыло голубки, глаз и с пышными темными волосами, которые они убирала в затейливые прически – Анечка казалась живым воплощением идеала Серебряного века, Прекрасной Дамой, Зачарованной Принцессой. И вдруг выяснилось, что ее сердце покорил не какой-нибудь рыцарь в сияющих доспехах, а простой инженер, волею судьбы переквалифицировавшийся в бизнесмена. Впрочем, поначалу его лихорадочные попытки выживания в джунглях зарождающегося капитализма трудно было назвать бизнесом. Но постепенно он выправился, стал на крыло и взлетел. Не в самое поднебесье, но все же. К тому времени семья Анечки уже была в курсе происходящего и, естественно, не одобряла ее романа с женатым человеком, к тому же обремененным двумя детьми. Особенно отец. Ника тоже пыталась вести с сестрой душеспасительные разговоры, так что скоро Анечка совсем отдалилась от родных и жила собственной жизнью. Что было делать? Они смирились и уже ничего не спрашивали, когда Анечка приезжала на семейные праздники одна. Ее любовника в доме не принимали, и только Нику Аня познакомила со своим Сашей. Он был лет на пятнадцать старше Анечки – высокий, светловолосый, привлекательный – в общем, он даже понравился Нике. Женился Саша рано, бизнес они с женой затеяли совместный, причем она вложила в дело гораздо больше денег, чем муж. Ника понимала, что уйти из семьи Саше сложно, да и неправильно: двое детей-подростков! Но ей до слез было жалко младшую сестренку, которая увязла в этом романе, как муха в паутине.
– Ты достойна большего. С ним ты ничего не добьешься, только упустишь время, – убеждала она Аню, но та лишь печально усмехалась:
– Ничего ты не понимаешь.
– Почему он не разводится?
– Она его не отпускает.
– Что значит – не отпускает?
– Ника, она говорит, что покончит с собой, если он уйдет. Сказала, что на все закроет глаза, лишь бы не разводился.
– Но это шантаж!
– А если нет? Если она на самом деле это сделает? Как нам тогда жить?
– Так, может, тебе его отпустить?
– Ника, ты что говоришь? Мы любим друг друга!
Да, они действительно любили друг друга – этого нельзя было не заметить: так сияли их лица, так расцветали улыбками! Они даже думали синхронно и часто произносили что-нибудь одновременно. Любовь окутывала их, как облако, и Ника, невольно вздохнув от зависти, отступилась, стараясь не думать о том, как живет ее сестренка. А сестренка и ее возлюбленный, конечно же, не могли не думать, не страдать и не искать выхода из этого мучительного состояния. И додумались. Ника с ужасом вспоминала события тринадцатилетней давности, когда Анечка вдруг пропала почти на неделю: не появлялась на работе, не отвечала на звонки. Родители заволновались, и Ника поехала к Ане домой – ей пришлось чуть не полчаса звонить и стучать в дверь, пока сестра наконец не открыла. Ника вошла и удивилась: такого беспорядка она давно не видела. Аня, открыв дверь, тут же ушла в спальню и легла на кровать лицом к стене: неужели она все время так и лежала? Похоже на то.