а, похолодев, дочитала письмо и покосилась на «англичанку»: а вдруг и правда? Старая дева, крыша съехала от одиночества… Алина же такая красавица! Учительница, увидев сомнение в глазах Ники, вспыхнула:
– Вы думаете, я могла? Нет, никогда! Клянусь вам! Да, признаюсь, я привязалась к вашей девочке. Такой прелестный ребенок, одинокий, страдающий. Я сочувствовала ей, мы часто разговаривали. Я думала, мы друзья! А оказалось, все обман. Так больно.
– И не было никаких физических контактов?
– Ну да, пару раз я обнимала ее за плечи. – Марина опустила голову. Щеки ее горели от стыда, платочек совсем промок от слез. – Как-то в щеку поцеловала. Но это было по-матерински. Просто по-человечески. Но чтобы я… Даже в мыслях не было! Вы не верите мне? Так и знала, никто не поверит, – застонала Марина. – Я никогда, никогда… Честное слово! Меня совсем не привлекают женщины! Да, я одинока, но… У меня был роман! Шесть лет длился. Он хотел развестись, но умер. Внезапно, от инфаркта. Господи, что же за жизнь настала? Нельзя просто обнять ребенка, просто любить, сразу какая-то грязь всем мерещится. Как мне теперь жить, как? Если бы не мама, я бы…
– Не надо, успокойтесь. – Ника погладила Марину по плечу, и та с надеждой взглянула ей в лицо:
– Что со всем этим делать, как вы думаете? Мне придется уволиться, наверное.
– Подождите. Мы что-нибудь придумаем. Я поговорю с Алиной. – И Ника мрачно вздохнула: легко сказать – поговорю. Но для начала она поговорила с Артёмом – попросила помочь знакомой избавиться от интернет-преследования. Он довольно быстро нашел и удалил из сети фото голой красотки, к которому прилагался телефон Марины, почистил ее электронную почту и поставил фильтры против грязного спама. Зачинщиков этой виртуальной травли он тоже нашел – как Ника и думала, это была подруга Алины Светка и еще парочка их приятелей. Ника не сказала Артёму, что в этом замешана ее дочь, а он сам, к счастью, не догадался.
– Нет, ты подумай! – возмущался Артём. – Что ж это за дети такие? Террористы, а не дети! Куда их родители смотрят, не понимаю? А эта, как ее – Алёна, что ли? Ты представляешь, у нее две страницы «ВКонтакте»: на одной просто пай-девочка, сплошные котики и прочие сюси-пуси, а на второй – мама дорогая! У нее даже на аватарке собственное фото с бутылкой. Пьет из горла. На фотках везде полуголая. И ведь такая красотка, родители наверняка обеспеченные люди.
Ника сказала дрогнувшим голосом:
– Родители вряд ли знают, что их девочка вытворяет. А как ты нашел эту вторую страницу?
Артём объяснил. Дома Ника сразу же влезла в «ВКонтакте» – и лучше бы этого не делала. Она долго тоскливо смотрела в монитор, который услужливо демонстрировал ее распрекрасную дочь в весьма откровенных позах. Высказывалась Алина тоже очень откровенно, и Ника узнала много нового и о лексиконе дочери, и о воззрениях на жизнь, и о травле учительницы. Радости маме это не принесло, но зато прибавило мрачной решимости перед разговором, который состоялся в квартире на Чистых прудах. Но Алина прекрасно знала, что нападение – лучший способ защиты, поэтому сразу ринулась в атаку:
– А-а, так ты чужой тетке веришь, а мне нет? Что она тебе наговорила?
– Ты слишком часто мне врала, поэтому…
– А ты всегда, всегда была против меня! Вечно все не так! Мамы должны защищать своих ребёнков, а ты…
Несмотря на кипевший в душе гнев, Ника невольно умилилась этому детскому слову: «ребёнков».
– От чего мне тебя защищать в данной ситуации? От бедной растерянной женщины, которая прониклась к тебе материнскими чувствами и сочувствовала твоему вранью? Ты же меня представила сущим монстром. Разве это я разрушила нашу семью? Я тебя не бросала, ты сама выбрала папу.
– Ты не знаешь, какая она! Бедная, как же! Она… она… приставала ко мне! За грудь хватала!
– Что-то не слишком верится. И даже если это было на самом деле, почему ты сразу не рассказала мне? Я бы нашла способы безболезненно разрешить эту ситуацию, а не разводить всю эту грязь. Это же подсудное дело, ты что, не понимаешь? Под две статьи Уголовного кодекса подпадаете – двести семьдесят вторая и сто двадцать девятая. От двух до четырех лет можно получить. – Ника нарочно нагнетала страсти, пытаясь запугать дочь. – И ты думаешь, папа станет тебя вытаскивать из этого дерьма? Может, и станет, но вряд ли ты в дальнейшем получишь от него денежную поддержку.
– Да она не докажет, что это я.
– Ты же сама ей призналась!
– А свидетелей-то не было. Думаешь, я совсем дура?
– Я уже не знаю, что и думать. Тебя же вычислить можно на раз. И друзей твоих. Собственно, уже вычислили. Мой знакомый компьютерщик всех вас нашел в Сети. Кстати, я читала твою вторую страницу «ВКонтакте». Ничего не хочешь мне сказать по этому поводу?
Алина только опустила голову, потом пробормотала:
– Она не станет подавать в суд…
– Это почему же? Я бы на ее месте подала. Вы разрушили ее жизнь, чуть не довели до самоубийства. Ты только представь: она отравилась, например, и оставила записку: «В смерти моей прошу винить Алину Заварзину, которая превратила мою жизнь в ад!»
Алина всхлипнула, потом повалилась на диван и зарыдала:
– Я этого не хотела-а… Это была просто игра-а…
– Хорошенькая игра! Ладно, не реви, слезами делу не поможешь. Немедленно все прекратите, слышишь? И ты извинишься перед Мариной Анатольевной.
– Я не стану-у…
– Придется. Иначе ты завтра же переезжаешь от отца ко мне.
– Куда? Сюда, что ли?
– К бабушке с дедушкой. Тут будет ремонт. Все, хватит! Завтра же пойдем к учительнице и попросим прощения.
– А ты-то за что?
– За то, что плохо воспитала свою дочь.
Эта история тяжело далась Нике. Только встречи с Артёмом приносили ей забвение и радость. Ника не сразу поняла, что попалась в ловушку: то, что начиналось как случайная связь, дружеский секс без обязательств, постепенно превратилось в нечто большее. Осознала она это только летом, когда в одну из пятниц рискнула пригласить Артёма в дом родителей – в ее квартире уже шел ремонт, а все семейство как раз перебралось на дачу. Артём страшно обрадовался и сказал, что сможет даже остаться на ночь: мама чувствовала себя вполне хорошо и готова была его отпустить.
– Чур, ужин готовлю я! – Артём воодушевился: он давно мечтал удивить Нику своими кулинарными талантами. По дороге они заехали за продуктами. Артём замыслил как-то по-особенному запечь форель – с шампиньонами. Ника сидела за столом, потягивала вино и чувствовала себя бездельницей, с умилением наблюдая, как Артём в одних трусах и цветастом фартучке суетится по хозяйству: режет лимон, зелень и шампиньоны, обжаривает лук и что-то с чем-то смешивает.
– Давай я что-нибудь сделаю, – взмолилась она. – Ну что это такое: человек пришел в гости и сам готовит.
– Успокойся и отдыхай. Я что тебе говорил: пора научиться принимать заботу, подарки, всякое такое. Отдавать-то ты хорошо умеешь.
Да, с подарками была проблема. Ника чувствовала себя страшно неловко, когда Артём что-нибудь ей дарил, а он обожал делать подарки и страдал, что не может часто приносить Нике цветы, ведь это может вызвать подозрение у мужа. Про развод Ника ему так и не сказала, сама не зная почему. Поэтому он дарил что-нибудь существенное: яркий шарф, какой-нибудь новый гаджет, духи – то, что она и сама могла себе купить. Особенно сразили Нику красные лайковые перчатки, которые пришлись ей впору:
– Как ты угадал с размером? Но красные! С чем я их буду носить? Пальто синее…
– Вот с синим пальто и будешь носить. И еще тот шарф. Ты яркая женщина, тебе пойдет. А размер… Да я ж твои руки и с закрытыми глазами узнаю, на ощупь!
И Ника стала носить темно-синее пальто с красными перчатками и разноцветным, тоже сине-красным шарфом, а потом еще сапожки красные попались. Получилось и правда отлично.
Ужин удался на славу – Ника не могла не признать, что готовит Артём превосходно. Ей было так странно видеть Артёма в доме ее детства – и на кухне, и в спальне, где они долго и нежно любили друг друга на родительской широкой кровати, а потом полночи разговаривали обнявшись. Артём захотел посмотреть фотографии, и Ника достала старый альбом – Артём так и зашелся от умиления, увидев маленькую Нику с бантом:
– Кукла! Просто живая кукла. А это что за женщина? Красивая какая! И ты так на нее похожа.
– А это моя мама. Моя настоящая мама. Она умерла. Я даже ее не помню. А Соня меня вырастила. И сестры – единокровные.
– Батюшки, да ты настоящая Золушка, просто классическая: мачеха и две сестры. Бедная девочка. – И Артём потянулся поцеловать Нику.
– Нет, что ты! Я счастливая. У нас очень дружная семья, а Соня просто замечательная.
– А как умерла твоя мама?
– Как умерла? – Тут Ника задумалась: она никогда не спрашивала об этом у родителей, и у нее сложилось представление, что мама умерла при родах. Но так ли это на самом деле? Ника вдруг засомневалась. Она медленно произнесла, задумчиво глядя в пространство: – Ты знаешь, я только сейчас осознала, откуда во мне это ощущение…
– Какое ощущение?
– Что я перед всеми виновата. Поэтому мне и подарки так трудно принимать, и помощь. Все кажется – я недостойна. Ведь из-за меня… Из-за меня умерла моя мама… Отец так ее любил.
И Ника всхлипнула, уткнувшись Артёму в грудь.
– Ну что ты! Перестань. Ни в чем ты не виновата. Родители никогда с тобой не говорили об этом?
Ника замотала головой.
– Надо обязательно их расспросить.
– Да, ты прав. А главное – это ощущение совершенно неоправданно: они так трепетно ко мне относились, и папа, и мама Соня, а я…
– Ну вот! Не плачь, куколка. Давай-ка лучше я тебя утешу.
Посреди ночи Ника резко проснулась и села в постели. Ей снился странный сон: посреди большого зала с колоннами, освещенного свечами, восседала свекровь – на ней был яркий атласный халат, а на голове почему-то веночек из белых цветов и фата. Свекровь парила ноги в алюминиевом тазу, а совершенно голая Ника суетилась вокруг с какими-то тряпками, которые запихивала под многочисленные двери. Потом появился Артём – принес ведро горячей воды и вылил в таз, а свекровь, злобно на него покосившись, пробормотала: