– Не пугай меня.
Они, улыбаясь, смотрели друг на друга, и Артём вдруг подумал: вот же она – любовь! Обыкновенная человеческая любовь. И не обязательно спать друг с другом! Секс тут вообще ни при чем. Ничто не мешает просто любить. Это была такая важная и ценная мысль, что он решил обдумать ее потом.
Весь долгий путь до Нью-Йорка Артём размышлял над природой любви, начиная понимать, что его чувство к Нике каким-то неведомым образом подпитывает болезненную привязанность к девочке-журавлику с поломанным крылышком. Он закрывал глаза и представлял Олесю: медовые глаза, рыжеватые прядки волос, маленькие руки в бисерных фенечках, угловатая грация движений. Артёму казалось, его нежность наполняет все небо, и Олеся, которая сейчас наверняка томится и печалится, сидя в своей мастерской над очередной разбитой стекляшкой…
Он посмотрел на часы – ну да, как раз самое рабочее время.
Олеся чувствует эту вселенскую нежность – не может не чувствовать. «Я люблю тебя, Журавлик! – прошептал он, глядя в окошко на бесконечный океан белых облаков под крылом лайнера. – Люблю!» А потом улыбнулся, представив, как разверещится Ника, увидев его подарок. Он давно решил, что подарит ей сапфиры – под цвет глаз. Серьги или кольцо. Нет, лучше серьги! В бриллиантовой оправе. Пойдет к «Тиффани»… Где там этот знаменитый магазин – на Манхэттене, кажется? И пусть только попробует не принять…
Ника проводила последнего клиента, выключила компьютер, взяла сумочку и вышла в коридор – девушка, сидевшая на неудобном металлическом стуле напротив двери, вскочила и испуганно уставилась на Нику.
– Вы ко мне?
– Да… к вам… Я хотела…
– Вы не записывались на прием? Сегодня я вообще-то уже закончила. Какая у вас проблема? Может быть, перенесем на завтра?
– На завтра? Конечно… раз вам неудобно… простите, – растерянно забормотала девушка, а Ника, чуть нахмурившись, пристальнее в нее вгляделась: тоненькая, длинноногая, рыжеватые волосы смешно взлохмачены, бисерные браслеты на руках, одета в бесформенные серые брюки со множеством карманов и широкую темную рубашку. Рядом на стуле забавный рюкзачок. И самокат, прислоненный к стене. Роскошный Space Scooter, о котором так мечтает Курзик. Ника взглянула девушке в лицо: светло-карие глаза… Боже, да это же… Журавлик? Точно! Как же ее зовут на самом деле? А девушка все бормотала, топчась на месте и не спуская с Ники тревожного и одновременно умоляющего взгляда:
– Я тогда пойду… Спасибо… Извините… Я, наверное, вообще зря…
– Постойте! – воскликнула Ника. – Не уходите! Вы же… Вы – девушка Артёма, да?
– Я? Ну да… Вроде того… Простите, что я…
– Как хорошо, что вы догадались прийти. Я так хотела с вами поговорить.
На самом деле до этой минуты Нике и в голову не приходило пообщаться с девочкой-журавликом, хотя посмотреть на нее, конечно, хотелось. Но сейчас ей казалось, что поговорить им просто необходимо.
– Со мной? – ужаснулась девушка. – О чем?
– Я думаю, найдется, о чем.
– Но я только хотела спросить. Про Артёма. Вы, случайно, не знаете: он насовсем уехал или как?
– Да с чего вы взяли, что насовсем? Он собирался недели на три, максимум на месяц. Сегодня какое число? Ну вот, через пару недель он вернется.
– Спасибо. А то я… подумала…
Девушка с трудом сдерживала слезы, и Ника вздохнула, вспомнив рассказ Артёма о его последнем свидании с Журавликом:
– Вы с ним поссорились, что ли, перед отъездом?
Девушка покивала, шмыгая носом.
– Как вас зовут?
– Киви…
– Да нет, на самом деле. Как ваше имя?
– Олеся…
– Вот что, Олеся. Пойдемте-ка отсюда. Тут ужасно мрачно и казенно, а я живу в соседнем доме, рядышком. Как раз успеем к ужину.
– Ой, нет! – совсем испугалась Киви.
– Послушайте, мы же не собираемся съесть вас за ужином. Мы вовсе не людоеды.
Киви неуверенно улыбнулась.
– У нас сегодня запеченная рыба… кажется. Вы любите рыбу? Ну вот, поужинаем, поговорим. Я вас с родителями познакомлю, с Курзиком. Это мой племянник. Он как увидит ваш самокат, так просто с ума сойдет. Давно пристает, чтобы купили, но уж больно дорого. Как вам самокат, нравится? Удобный?
– Это мне Артём подарил, – сказала Олеся и страшно покраснела. – На день рождения. А он очень дорогой, да? Я не знала.
– Артём обожает делать подарки. Ну что, идем?
– Нет! То есть… Это неудобно. Спасибо, но я не могу, никак не могу. Мне вообще не следовало к вам приезжать. Извините меня.
– А вы как приехали, прямо на самокате?
– Нет, на метро.
– Олеся, я прошу вас, не убегайте. Ведь завтра вы не придете, правда?
Киви опустила голову.
– Вы знаете, я прошу вас немножко из эгоистических соображений. Моя сестра… Мама Курзика. Она умерла совсем недавно. И нам тяжко друг с другом, понимаете? Все переживают и скрывают, чтобы не огорчать родных. А вы нас слегка разбавите. Курзик отвлечется на ваш самокат, мои родители – на вас: новое лицо все-таки. Пожалуйста!
Киви неуверенно пожала плечами:
– Ну ладно… Раз так…
Идти оказалось и правда недалеко. Пока Ника доставала ключи, Киви вдруг решилась и выпалила:
– Можно я спрошу? А почему вы отпустили Артёма? Простите…
– Не надо все время извиняться, хорошо? Вы передо мной ни в чем не виноваты. Мы с Артёмом расстались бы в любом случае. К счастью, получилось так, что он в вас влюбился. А то ему тяжело одному.
– А он правда влюбился?
– Неужели вы сами не чувствуете?
Киви нервно улыбнулась:
– Не знаю. Я запуталась. А почему вы в любом случае расстались бы?
– Сколько вам лет?
– Мне? Двадцать четыре. Почти.
– А мне сорок семь. Почти. Теперь понятно почему?
– Но вы же… Вы его любите. Как вы могли, я не понимаю?
– Как-то смогла. Лучше сейчас, чем потом, когда это зайдет слишком далеко. Ладно, идем. Нам на четвертый этаж.
Ника сама не очень понимала, что заставляет ее так уговаривать Олесю, и осознала это только в лифте, глядя на розовую от смущения девушку: тоска по дочери! Алина… Алина, которой она совсем не нужна. Именно поэтому Ника и не могла воспринимать Олесю как соперницу или разлучницу – она видела только страдающего ребенка. Теперь она очень хорошо понимала, чем именно девочка-журавлик привлекла Артёма: хрупкая, угловато-грациозная, эмоциональная, хотя и старающаяся скрывать свои чувства, она напоминала Нике одуванчик, пробившийся сквозь асфальт.
– Вероника Валерьевна, а что вы скажете своим про меня?
– Называй меня Никой, ладно? Скажу, что ты дочь моей подруги, пришла со мной посоветоваться.
– И они поверят?
– Поверят. Со мной всегда все советуются.
Все, кроме родной дочери, с горечью подумала Ника.
– А кстати, как ты меня нашла? Ничего, что я на «ты»?
– Да, конечно. Мне Кирилл Поляков помог.
Ну да, Кирилл. Можно было и не спрашивать.
Первым их встретил Курзик – увидев Олесю, он сразу перестал горбиться и лихо представился ей неожиданным басом:
– Кузьма.
Киви улыбнулась и протянула ему руку:
– Очень приятно.
– Взаимно! – ответил Курзик высоким фальцетом и сконфузился.
– Голос ломается, – рассмеялась Ника и взъерошила ему волосы. Тут мальчик увидел самокат:
– Это твой? Это же Space Scooter! Класс! Дашь покататься?
– Кузя, не наглей.
– Да нет, почему? Мне не жалко, – ответила Киви. – Конечно, покатаешься.
– Курзик, мы сейчас поужинаем, потом нам поговорить надо, а потом уже будете кататься, если Олеся не против.
– Ой, это когда еще! Тетя Ника, а можно мы прямо сейчас покатаемся, а? Ну пожалуйста. Хоть полчасика.
– Ладно, что с вами делать. Двадцать минут, не больше – и мы ждем вас к ужину. Хорошо, Олеся? Прости, что…
– Ничего. Пошли, Кузьма.
– А можно я потащу самокат?
Ника покачала головой: ох уж эти дети! Хорошо, что Олеся оставила рюкзак – значит, не сбежит. Ника посидела за столом с родителями, решив, что «детей» покормит потом отдельно, чтобы Олеся не так сильно смущалась. Родители, конечно же, сразу принялись умиляться над «дочерью подруги»:
– Это чья же? Неужели у Нонны такая большая девочка? Какая хорошенькая! Правда, Валер?
– Мамочка, у Нонны мальчик старший, ты забыла. А это дочь… Светы, – с ходу придумала Ника. – Училась со мной, не помнишь? Мы мало общались.
«Дочь Светы» страшно покраснела, а Ника выпроводила родителей к телевизору. После ужина она привела Олесю к себе в комнату, хотя Кузя никак не хотел расставаться с новой подругой, пока Ника не сдвинула сурово брови:
– Курзик, ну-ка, марш к себе. У нас с Олесей серьезный разговор.
– Просил же, не называй меня Курзиком. А то я буду звать тебя принцессой Леей, вот.
– Ну ладно, ладно. Иди уже, Кузьма Александрович, иди. Еще пообщаетесь с Олесей.
– Слушаюсь, ваше высочество. Олесь, ты не уходи без меня, ладно?
И Курзик наконец исчез. Киви улыбнулась:
– Смешной мальчишка. А вы и правда на принцессу Лею похожи! Я все думала: кого вы мне напоминаете? Знаете, а вы оказались совсем не такой, как я себе воображала. Спасибо, что… Ну, в общем… Спасибо. А родители у вас очень милые.
– Да, у нас дружная семья. А как у тебя?
– А, – Олеся махнула рукой, – та еще семья. Нет, папа вообще-то хороший… Когда не пьет. А пьет он почти все время. Он слабый, понимаете? Как напьется, плачет. А мне уже и не жалко. Это ужасно, да?
– А мама?
– Мама… Она такая… Цельнометаллическая. Есть только два мнения: ее и неправильное. Я думаю, папа потому и пьет, что не может ей противостоять. У нее всегда всё плохо, все виноваты, все левые – она одна правая. Кругом одни идиоты, подлецы и уроды. Муж – тряпка, дочь – неудачница. Как-то так.
– Тяжело тебе приходится.
– Маленькая, я всегда с ней соглашалась, проще было. Потом поняла, что хочу свою жизнь прожить. По-своему, а не так, как мама распланировала! Правда, в институт поступила, как она хотела. Но только восемнадцать стукнуло, я из дома сбежала. Типа замуж вышла. Мы с ним не расписывались, с Вовчиком, так жили. Мне казалось, он прикольный. Но ничего хорошего из этого не получилось…