Киви помрачнела и опустила голову.
– Это тогда с тобой случилось что-то плохое, да? – очень тихо спросила Ника.
Киви быстро взглянула на нее и отвернулась:
– Да. Откуда вы знаете?
– Я ничего не знаю. Но догадываюсь. Ты же подранок, это видно.
– Подранок! – усмехнулась Киви. – Верно. Нелепая птица киви, которая даже летать не умеет. А еще и хромает.
– Ты никому не рассказывала об этом? И к психологу не обращалась?
– Нет. Катерина, конечно, знает. И Кирилл. Но без подробностей. Просто как факт.
Она задумалась, глядя в пространство, а Ника вдруг совершенно непроизвольно представила себе Артёма в постели с Олесей. Это было словно четкий кадр из фильма, и Ника задохнулась от мгновенного спазма боли: нет, нет! Нет, я не дамся. Я сама его отпустила.
– Моя дочь… – произнесла она сдавленным голосом, подсознательно пытаясь вернуться к роли матери, а не бывшей любовницы. – Алина, моя дочь. Ей почти двадцать. Мы уже год не виделись.
– Почему?
– Мне муж изменил. И я сразу ушла. Подала на развод. Алина решила остаться с папой. Он богатый человек. Больше возможностей. Она… Мы с ней поговорили, и она… В общем, выяснилось, что я плохая мать и жена. Всё делала не так. Это было очень несправедливо и… жестоко. С тех пор мы редко видимся. Сначала было чаще, а теперь… Теперь она стала совсем самостоятельной.
– Как странно. Вы такая милая, добрая, все понимаете. Даже ко мне отнеслись по-человечески. Вы не можете ее простить, да?
– Да что ты, я все простила. Это же мой ребенок. Но забыть не могу. Очень больно. Так горько сознавать, что она – чужая. Инопланетянка. Мы говорим на разных языках. И почему так вышло, я не знаю. Вот Курзик – свой, родной. И с тобой мы друг друга понимаем. А Алина – чужая.
– Жалко. Наверное, и я для мамы – инопланетянка. Но ваша планета мне нравится больше.
Ника чуть улыбнулась:
– Ты знаешь, я думаю, что ты очень сильный человек.
– Я? – изумилась Киви. – Это я – сильный человек? Да что вы!
– Тебе пришлось пережить что-то ужасное… Это было насилие, да? И ты не сломалась. Ты не сошла с ума, не спилась, не стала наркоманкой, не пошла по рукам. Ты справилась со всем сама. Тебе страшно – и это естественно. Ты прячешься, защищаешься, прикрываешься, маскируешь свою женственность. Ты разучилась верить людям, особенно мужчинам. Но ты выжила. Ты молодец.
Олеся напряженно всматривалась в лицо Ники, пока та говорила, потом нахмурилась:
– Я никогда так об этом не думала. Но вы же говорите – заметно? Ну, что я… подранок.
– Мне заметно. Артёму тоже.
– Он так сказал?
– Да. Не то чтобы мы с ним тебя обсуждали…
– Но обсуждали. Да ладно, я понимаю.
– Подумай, ты смогла справиться со страхом и болью, неужели ты не справишься с любовью? Просто доверься Артёму. Он хороший человек. Никогда не предаст, не обидит. Ты любишь его?
Киви засмеялась и заплакала одновременно:
– Оказывается, любовь – это так страшно!
– Нет. Это прекрасно. Когда она настоящая.
– А у нас?
– Ну, судя по тому, как вы оба мучаетесь, да, настоящая.
– Господи, что ж так трудно-то! – простонала Киви и уткнулась головой в колени. Довольно долго они молчали, потом Киви подняла голову и взглянула Нике прямо в глаза. Ника вся подобралась, понимая, что та сейчас расскажет свою историю. «Я не хочу этого слушать, не хочу!» – панически завопил внутренний голос Ники, но было поздно: сама подвела Олесю к откровенности.
– Их было четверо, – сказала Киви, и Ника похолодела: боже, бедный ребенок! Девушка выпрямилась и гордо подняла голову – она рассказывала, глядя куда-то поверх Ники, и иногда чуть усмехалась, словно удивляясь собственным словам. – Их было четверо. А Вовчик меня не защитил…
Собственно, Вовчик и привез Киви на эту дачу. Вернее, его друг Колян. Колян не слишком нравился Киви, как, впрочем, и остальные друзья: она сразу поняла, что Вовчика в этой компании держат за дурачка. Он был на шесть лет старше Киви, но довольно скоро выяснилось, что он инфантилен и слаб, легко поддается чужому влиянию, да еще любит выпить. Вовчика категорически не одобрили ни Катерина с Кириллом, ни Ира-Наполеон с Лёшей, но Киви было так хорошо с ним – легко, весело, свободно. Прикольно.
На дачу Киви поехала с радостью – ужасно хотелось вырваться из пыльного и душного города. Она представляла себе тенистый участок с качелями под жасмином, чай из самовара, бадминтон, посиделки в беседке, уютную бабушку с плюшками, клубнику с грядки. Но клубника давно сошла, а никакой бабушки не было и в помине. Колян поставил в саду мангал, затеялись шашлыки, постепенно подтянулись друзья-приятели с девицами, и началась самая обычная пьянка, только что на природе. Вся компания была гораздо старше Киви – размалеванные девицы смотрели на нее с усмешкой, а одна даже спросила: «А малолетка тут зачем?» Парни разглядывали «малолетку» очень даже внимательно, и Киви довольно скоро перестал нравиться этот «пикник на обочине». Она начала потихоньку ныть, что хочет домой, но Вовчик к тому времени уже прилично набрался. Да и Колян встрял, услышав ее уговоры:
– Чего это – домой? Не выдумывай. Переночуете, завтра вместе уедем. Все веселье еще впереди.
Переночуем? Киви еще больше испугалась и подумала: может, бросить Вовчика и сбежать? Но как? У нее не было ни денег на дорогу, ни представления о том, где она вообще находится. Киви старалась держаться поближе к Вовчику, но тот к ночи вырубился окончательно, заснув на диване – пошел дождь, и вся компания перебралась в дом. Киви приткнулась рядом с ним и сделала вид, что тоже спит: она надеялась, что удастся как-нибудь переждать ночь. Может, и удалось бы, но ей мучительно захотелось в туалет. Киви долго терпела, но все-таки не выдержала и пошла: дача была оборудована всеми удобствами, и ей, городской девочке, не пришло в голову пописать просто под кустиком, пройдя в сад через французское окно.
Она сделала свои дела, а когда вышла, в коридоре ее ждал Колян. Он схватил Киви и стал лапать, она отбивалась, но Колян был сильнее и втолкнул ее в комнату, где сидело еще трое парней и две девицы, все пьяные. Колян упорно лез к ней, а парни и девицы смеялись. Один из парней сказал: «Ты что, с девкой справиться не можешь? Помочь, что ли?» – и поднялся. И вот тут Киви стало совсем страшно. Она защищалась, как дикая кошка: лягалась, царапалась, кусалась, молотила парней слабыми кулачками, кричала, звала Вовчика… Но что она могла против четверых здоровых мужиков?
Очнулась Киви на полу и долго лежала, не в силах подняться. Рядом никого не было, и в доме царила тишина. Свет из лампы на потолке бил ей в глаза и мешал думать. Да о чем думать – надо бежать отсюда, и немедленно! Киви с трудом села и оглядела себя: на ней осталась одна футболка, джинсы и кроссовки валялись рядом на полу, разорванные трусики тоже… Киви взяла их и вытерла кровь с ног. Ее мутило, внутри все болело, в горле бился крик, готовый вырваться наружу. Она встала, с трудом натянула джинсы и, шатаясь, подошла к окну – оно было обычное, не французское, к счастью, открытое. В саду стояла непроглядная тьма – и хорошо. Киви вывалилась в сад, упала на четвереньки – и ее вырвало. Она еще постояла на четвереньках, задыхаясь от рвотных спазмов и рыданий, потом поднялась, огляделась, привыкая к темноте, и потихоньку двинулась прочь от окна. Завернула за угол и наткнулась на что-то круглое и мокрое, оказавшееся бочкой с водой. Ну да, был дождь… Киви жадно попила из бочки, зачерпывая ладошкой, и долго стояла, мрачно глядя в темную воду: может, утопиться? Вот прямо сейчас – нырнуть в эту бочку, и все. Она нагнулась пониже, опираясь руками о край бочки, коснулась лбом воды… И отскочила – поскользнулась на мокрой траве и шлепнулась на землю. Посидела некоторое время, тихонько подвывая, потом встала, разделась и кое-как вымылась холодной водой. Натянула джинсы и футболку прямо на мокрое тело и, дрожа от озноба, побежала к воротам – на улице горел фонарь.
Она долго плутала по дачным улочкам, стараясь держаться в тени, потом услышала шум железной дороги и устремилась туда. Наконец выбралась к платформе. Часы показывали половину третьего ночи, и она просидела на поломанной скамейке почти два часа до первой электрички, в которую вскочила, даже не подумав, в ту ли сторону она едет. Оказалось, к счастью, что на Москву. Киви было так страшно, что она залезла под сиденье и скорчилась там – не зря, как оказалось: сначала по вагону прошла какая-то пьяная компания, потом двое милиционеров. Ехать пришлось долго, и она даже задремала, съежившись на жестком полу. Метро уже работало, но денег у нее не было. Пришлось, умирая от стыда, обратиться к тетеньке, стоявшей у турникетов, – та оглядела ее, покачала головой и пропустила, махнув рукой: иди уж, горе!
Киви долго каталась по Кольцевой линии, не зная, что делать: ключи от дома остались у Вовчика, мобильник – в той страшной комнате. Сразу она не осознала, но позже вспомнила, что ее разбитый красный телефончик валялся около ножки стола. Телефончик было жалко: новенький, красненький! «Нашла о чем плакать, идиотка!» – сказала она сама себе. Вся жизнь разбита, а она о телефончике сокрушается. Что же делать? К родителям в таком состоянии она ехать не собиралась! К подругам? Стыдно. Но и на метро весь день кататься было невозможно – ей уже опять захотелось в туалет, и в горле пересохло, и живот подвело от голода. Сейчас бы теплую ванну с ароматной пеной, чашку горячего сладкого кофе! А потом завернуться в одеяло с головой и заснуть… И не просыпаться.
Киви добралась до той станции, где был дом Вовчика, и побежала в торговый центр – там хоть туалет бесплатный. Она кое-как причесалась – тогда у нее еще были длинные волосы, которые она завязывала в хвостик. За этот хвостик ее и схватил Колян… Киви опять затошнило. В зеркале отражалось ее испуганное, бледное и опухшее лицо с разбитой губой и фингалом под глазом. На затылке под волосами сильно саднило, на шее и руках проступили синяки, и внутри все мучительно ныло. Еще в кабинке Киви старательно оглядела и кое-как почистила грязные джинсы: ей все казалось, что кровотечение продолжается, но пятна были совсем слабые. Хорошо, что джинсы были плотные! Она поняла, что придется обращаться к врачу: и вдруг осознала все возможные последствия случившегося. Сидя в кафе торгового центра, она невидящим взглядом смотрела на какую-то витрину, плохо понимая, что там такое. Слезы текли у нее по щекам, она думала: как теперь жить? Как?