д. Тот зал, где мы вчера встретились, – это для любителей и туристов, главная игра идет в закрытых залах, туда просто так не пускают.
– А вас пустили бы?
– Возможно.
– И много выигрывали?
– В меру.
На третий день они отправились в Океанографический музей, а потом Лео пригласил ее в оперу – на «Золушку» Россини. Олеся сама не понимала, почему так мгновенно прониклась доверием к этому пожилому джентльмену. Ей было с ним интересно и приятно общаться, и никакой опасности она не чувствовала – Лео не пытался к ней «подъезжать», хотя явно любовался. На следующий после оперы день они собирались отправиться в Музей изящных искусств, но сначала зашли в кафе. Лео заказал себе вина, Олеся ела мороженое и рассказывала ему что-то из московской жизни, но вдруг взглянула в его сторону и испугалась: Лео ужасно побледнел. Он сидел, закрыв глаза, на лбу выступила испарина…
– Вам плохо? – воскликнула Олеся. – Нужен врач?
Лео открыл глаза и тихо сказал:
– Не кричи так, малышка. Ничего страшного, не пугайся. Но боюсь, что музей мне сейчас не осилить. Ты сможешь проводить меня до отеля?
Администратор вызвал такси, хотя «Эрмитаж», где остановился Лео, был в двух шагах. Он тяжело дышал и опирался на руку Олеси, которая испуганно на него посматривала:
– Не бойся. Сейчас я не умру, – чуть улыбнувшись, прошептал он. В номере Лео сразу лег. Олеся присела рядом, не зная, что делать.
– Может, все-таки вызывать врача? – робко спросила она.
– Врач не поможет. Подай мне, пожалуйста, лекарство. Оно на столе. Розовую пилюлю и белую таблетку.
Олеся налила воды в стакан и поднесла Лео вместе с таблетками. Он поблагодарил, выпил и погладил Олесю по руке:
– Посиди со мной немножко.
– Конечно! А что с вами такое?
– Я медленно умираю, малышка. Это второй поход за смертью. Первый раз я победил. Ремиссия длилась довольно долго, но, как веревочке ни виться, а конец близок. Врачи, правда, говорили, что я и трех месяцев не протяну, но прошло уже пять, а я все еще жив. Ну, что ты? Не надо плакать! Мы все умираем, кто быстрее, кто медленнее. Я никогда не думал, что доживу до таких лет, но старый польский еврей оказался живучим, как кошка. Правда, в Польше я никогда не был: мои родители, да будет им земля пухом, сообразили уехать в Америку еще в 1936 году, так что родился я уже в Нью-Йорке – в Бронксе. Ты бывала в Нью-Йорке?
– Нет. И в Польше не была. Только во Франции, Италии и Швейцарии.
– Ничего, у тебя еще все впереди.
Лео сел на кровати – он порозовел и взбодрился, и Олеся обрадовалась:
– Вам лучше? Ура!
– Пожалуй, я бы выпил красного вина. Посмотри-ка в баре. Заказать тебе мороженое? А то ты так и не доела.
Олеся стала отказываться, но Лео не слушал, и скоро в номер доставили и мороженое, и клубнику с шампанским, и фрукты. Выпив бокал шампанского, Олеся совсем развеселилась:
– Похоже, вы меня соблазняете? – игриво спросила она. – Шампанское, клубника! Прямо как в фильме «Красотка».
– Ты мне льстишь, деточка, – рассмеялся Лео. – Вот лет двадцать назад я точно не упустил бы такое рыжее чудо, как ты. А нынче – увы!
Он с улыбкой разглядывал разрумянившуюся Олесю, а потом, чуть усмехнувшись, признался:
– Знаешь, я думал, что все испытал в жизни. Но сейчас понял, что так и не узнал счастья общения со взрослой дочерью. Так что ты – просто подарок судьбы для меня. Даже не знаю, чем и заслужил.
Олеся смутилась. Потом спросила:
– У вас есть дочь?
– Да. Терпеть меня не может, как и ее мать. Еще два сына – с одним мы иногда общаемся. Трое внуков и сколько-то правнуков. В общем, я был отвратительным отцом и никудышным дедом. Да и муж из меня получился так себе. Пять раз был женат. Многовато, как ты думаешь?
Олеся пожала плечами.
– А ты замужем?
– Да.
– И кто твой муж?
– Артём. Он повар. Вообще-то у нас свой ресторан. Тут, недалеко.
– Что-то ты произнесла слово «повар» без воодушевления! Тебе не нравится?
– Не знаю. Какое-то бабское занятие, мне кажется.
– Э-э, малышка! Ничего ты не понимаешь! Лучшие повара – мужчины.
– Вот и Артём так говорит.
– На чем он специализируется?
– Мясо, рыба. Да он все может.
– Самое мужское занятие: кровь, огонь и железо.
Лео чуть прищурился – он заметил, как Олеся вздрогнула при слове «кровь». Да-а, непростая ты штучка, малышка! Какие же тайны хранит эта рыжая головка?
– Быть хорошим поваром – целое искусство, – продолжил он. – Этот человек должен любить жизнь, понимать природу вещей, знать сочетания разных продуктов. Повар подобен композитору, который всего из семи нот создает сложнейшую симфонию. А у повара «нот» куда меньше – сколько мы различаем вкусов? Четыре или пять? Сладкий, соленый, горький, кислый…
– Ой, что вы! Их гораздо больше. Терпкий, жгучий, мятный… А, еще umami – это вкус глутамата натрия. Знаете, добавка такая к пище?
– Вот видишь, какая у повара богатая палитра! Больше семи получилось, да? А нот семь, и цветов основных семь, но их можно смешивать и получать новые оттенки. Ты подумай: повар способен поделиться тем, что чувствует, при помощи такого простого действа, как приготовление еды.
– Да, но музыка и живопись живут в веках, а все, что готовит повар, мгновенно съедают. Так жалко труда!
– Но остаются рецепты, правда? И слава!
– Нам далеко еще до славы. Всего год как ресторан купили. Артём, конечно, мечтает о звезде Мишлена…
– И правильно делает. О звездах непременно следует мечтать. А ты о чем мечтаешь?
– Я? – Олеся вдруг задумалась. – Не знаю…
– Не знаешь, чего хочешь от жизни?
– У меня всегда было плохо с хотением. Обычно я хотела того, чего нельзя. Что запрещали! Назло, поперек! Даже не знаю, были ли у меня собственные желания. Хотя… Да! Я хотела… выжить. Хотела быть с Артёмом. А, еще мечтала делать всякие стеклянные штучки. Артём купил мне оборудование, устроил мастерскую, но не пошло почему-то. Может, я ленивая?
– А что именно ты собиралась делать?
– Что-нибудь!
– Вот потому и не получилось. Нельзя делать «что-нибудь», понимаешь? Ты должна сначала создать образ предмета у себя в воображении. Пусть не слишком определенный, но образ. Ты рисуешь?
– Нет. Я рисовала… однажды. Много рисовала. Но это была психотерапия, а не искусство.
– Чем рисовала?
– Черными фломастерами. Страшные были рисунки. Я их уничтожила.
– Понятно. Послушай, у меня возникла идея. Не хочешь ли ты поехать со мной в Испанию? На неделю, на месяц – как сможешь. И на сколько меня хватит. В Валенсию! У меня там дом недалеко от Сагунто, это город в районе Кампо-де-Морведре. Сначала я, правда, отправлюсь в Париж – все-таки придется недельку поваляться в клинике. А ты могла бы присоединиться ко мне в Париже или прилететь прямо в Испанию, там я тебя встречу. Сменишь обстановку, развлечешься, рисунком позанимаемся. Потом я улечу в Лондон. В принципе, меня могли бы и в Испании похоронить, но я должен увидеться… с одним человеком. Это тяжело, но я должен. Так что буду набираться сил для Лондона и любоваться рыжей красоткой. Как тебе моя идея?
Олеся растерялась – такого она не ожидала:
– В Валенсию! На месяц?
– Хотя бы на неделю. Там очень хорошо.
– Мужу это совсем не понравится…
– А вы приезжайте вместе.
– Он не поедет. Работы много и вообще… Мы сейчас не в лучших отношениях.
– О! Ну, тогда тем более приезжай! Отдохнете друг от друга, разберетесь в своих чувствах. Если ты волнуешься о приличиях, то мы будем не одни – в доме есть прислуга, а еще приедет одна моя давняя подруга, которая тебе непременно понравится.
– Вы сказали, что позанимаетесь со мной рисунком – вы что, художник?
Лео расхохотался:
– Малышка, ты так и не знаешь, кто я? Я же сразу дал тебе визитку! А-а, в России я, наверное, неизвестен. Придешь домой, посмотри в Интернете. Да, я художник. Мне даже хочется тебя написать. Давно я не прикасался к кистям и краскам, очень давно…
– Меня написать?
– Да. Чему ты удивляешься? Разве не знаешь, что красива? Да одно то, что ты рыжая…
– А я всегда этого стеснялась.
– И напрасно. Рыжая – это высший класс. Квинтэссенция женского начала. Не помню, кто сказал, что только рыжая женщина пахнет настоящей женщиной.
Олеся ужасно покраснела и жалобно сказала:
– Вам нравится меня смущать, да?
– Ужасно! Прости уж старика. А кстати, сколько тебе лет, детка?
– Почти тридцать.
– Никогда бы не подумал! Решил – чуть больше двадцати.
– Ну, вообще-то я целых пять лет потеряла, так что…
– Потеряла? Ты что, была в коме?
– Вроде того. Да, что-то я никак не повзрослею.
– А может, это и хорошо, кто знает? Взрослым быть так скучно! Ну, хорошо, ты подумай насчет Испании – немного времени еще есть. Я завтра улетаю в Париж, так что сейчас нам придется распрощаться. Позвони, даже если не соберешься приехать, ладно? Не пропадай.
Лео уехал, а Олеся не находила себе места. Почему она так быстро привязалась к совершенно незнакомому человеку, которого и знала-то всего пять дней? Но ей не хватало Лео – его ласкового внимания, восхищения и нежности. И ужасно хотелось поехать в Испанию! Особенно после того, как прочла в Интернете все, что нашла о Леопольде Ставицком – о его таланте, о картинах, хранящихся во многих музеях мира, о его бурной молодости, многочисленных женах и любовницах. И о его болезни, первый приступ которой случился двенадцать лет назад. Еще тогда пресса дружно пыталась его похоронить, но Леопольд выкарабкался. Правда, совсем перестал писать.
Олеся не знала, как сказать Артёму об этом приглашении, и нервничала, потому что время уходило: сколько Лео еще осталось? Она попыталась было завести разговор, но Артём, лишь услышав слово «казино», так взвился, что все закончилось страшным скандалом. Олеся понимала, что муж тоже страдает, но не умела найти к нему подход, а то, что он предложил, оскорбило Олесю: вот идиот! Сам толкает ее на измену! Ее мучительное желание убежать из этого дома, где она чувствовала себя как в ловушке, все крепло. Олесе казалось, что перемена обстановки как-то изменит и ее саму – позволит успокоиться, избавиться от страха, ярости и обиды на Артёма, для которого ресторан дороже жены. Но как она могла просто сбежать? Что станет тогда с Артёмом, который ради Олеси совершил такое страшное дело? Ворон на его предплечье все время напоминал об этом. А потом все решилось само собой…