— Не знаю даже, — пожала плечами Полина. — Никогда не думала.
Через пять минут водитель крякнул и вырулил на широкую вытоптанную площадку перед деревянным домом с белыми наличниками и резным петушком-флюгером на крыше. Высокая трава вдоль низкого заборчика еще кое-где блестела от ночной росы, с куста на куст перелетали воробьи, и их щебет слышен был даже в автобусе.
— Где мы? — спросила Полина.
— В Лапино, — ответил сосед и, перегнувшись через ее колени, протер стекло рукавом куртки. — Туточки вас и поселят. А Чертова гора недалече.
Полина нахмурилась — слишком уж осведомлен был этот парень о том, кто они, и зачем приехали. Впрочем, в таких местах вести разносятся быстро. И, наверное, уже все местные в округе знают, что в их края приехали киношники. Разговоров теперь надолго хватит.
— А Ненастьево далеко отсюда? — спросила она.
— Ненастьево? — переспросил он, смерив ее заинтересованным взглядом. — Вам оно зачем?
— Я просто спросила, — передернула плечами Полина. — Бывала там как-то.
— Это когда же? — не унимался сосед. — Я даже не помню, чтобы в последнее время кто-то из пришлых им интересовался. Медвежий угол! Что-то вы сочиняете, девушка! И, кстати, как вас зовут?
— Случайное соседство еще не повод для знакомства, — вспыхнула она.
Он наклонился, чтобы поймать ее взгляд, и на секунду оказался так близко, что Полине не составило труда заметить, что и ресницы у него разноцветные — темные у основания и рыжеватые на кончиках. И глаза, которые поначалу показались зелеными, на поверку оказались цвета морской волны с вкраплениями золотистых точек. Внутри этих глаз она разглядела нечто такое, отчего ее поначалу обдало холодом, а затем жаром. За его видимой бесхитростностью и спокойствием скрывалась настороженность, и Полина вдруг поняла, что все это время он присматривался не только к ней, но и ко всем, кто находился в салоне. Не то чтобы ей была неприятна сама мысль об этом, но легкий оттенок досады она все же ощутила.
— Тогда всего доброго, — улыбнулся сосед. — Увидимся еще! — Подхватив ветровку и спортивную сумку, которая все это время стояла в проходе, он вышел из автобуса, оставив дверь открытой.
14
— Приехали? — широко зевнул Кушнер. — Надо же, как разморило…
— Ну не знаю как вы, а я глаз не сомкнул, — отозвался сидящий за Полиной Костров.
«Черт!» — Полина потерла переносицу, представляя, как все это время художник был свидетелем ее общения с местным «Рембо». Почему-то именно эта кличка вдруг возникла в ее голове относительно молодого соседа. Возможно, из-за его спортивного вида, или из-за татуировки на загорелом предплечье. Одно было ясно — подобного типа мужчины Полину не привлекали из-за своего напора и выпяченной напоказ брутальности. Молодой человек был обаятельным, но Полина никогда не доверяла первому впечатлению. К тому же, в этом парне было нечто, чего она никак не могла понять. А то, что было непонятно, притягивало. А потому немного злило…
Мысли об этом быстро улетучились, когда все попутчики проснулись окончательно.
— Господи, голова раскалывается! И шея затекла! — жалобно заныла Мара.
— Пей больше, — беззлобно посоветовал Кушнер, протягивая ей бутылку газированной воды.
— Лева, уже можно выходить? — Не дожидаясь разрешения, блондинка двинулась по проходу, рискуя наступить на развязанные кожаные шнурки и рухнуть на пол.
— Можно, — ответил за режиссера водитель. — Погуляйте чутка. Рано приехали. Сейчас о вас куры да петухи доложат, тогда и расселяться зачнем.
— Зачнем? — Мара остановилась и хихикнула в кулак.
— Так да, — водитель поскреб щеку, не понимая, что так рассмешило девушку.
Мара приобняла Кушнера и чмокнула того в макушку. Затем, скользнув взглядом по прикорнувшему к окну Сайганову, вышла наружу. Полина поерзала на месте и тоже решила последовать за ней. Хотелось свежего воздуха, да и от долгого сидения пятая точка основательно затекла.
Где-то действительно прокричал петух, затем замычала корова. Деревенская пастораль представала перед ними во всем своем утреннем великолепии.
Мара чиркнула зажигалкой, разглядывая окрестности, а затем театрально протянула:
— М-да…
— Боже, как же красиво, — Полина вдохнула воздух, наполненный запахами сухой травы и вербены, пестрыми соцветиями которой был заполнен палисад около дома.
— Провинция, — помятый Костров спрыгнул со ступеньки автобуса и засунул руки в карманы.
— Посмотрите, какое небо! — воскликнула Полина, вытягивая руку. — Ну вот скажите, где можно увидеть такое потрясающее солнце?
— В смысле? — Мара даже рот приоткрыла от удивления. — Солнце — это солнце, оно везде одинаковое. А у вас, кстати, ресницы выпадают, — она мазнула по правой щеке Полины рукой, в которой была зажата сигарета.
Полина отшатнулась и тут же закрутила головой в поисках своего ночного соседа. «Получается, не врал?»
Постепенно все собрались на площадке, потягиваясь, взлягивая ногами и протирая глаза.
Дверь дома распахнулась. На порог вышла сухопарая женщина в белой косынке и цветастом фартуке.
— Милости просим, гости дорогие. Что это вы там сгрудились? Айда в дом! — сказала она, попутно выпинывая из-под ног рыжего кота. Тот мелко потряс хвостом и, словно нехотя, направился в ближайшие кусты аспарагуса, из которых тут же взлетела воробьиная стая.
— Здравствуйте! — отозвался Кушнер. — Ничего, что мы в такую рань?
— Кому рань, а у кого и день божий в самом разгаре, — рассмеялась она. — Валентина Павловна я.
— Кушнер, — представился режиссер, протягивая руку, — Лев Яковлевич.
— Да я только из-под коровы, — смутилась хозяйка, вытирая ладонь о фартук. — Пойдемте завтракать. Митрич, — крикнула она водителю, — тебя тоже касается!
— Сейчас, Валюша! Только раскидаю поклажу.
— Раскидывать не надо! — Геннадий Викторович аж подпрыгнул. — Аппаратура дорогая, не дай Бог чего…
— Да что уж мы, криворукие, что ли? Знамо дело, занесем как невесту опосля венчания.
— Ох, мамочки, сравнения-то какие, — фыркнула Алла. — Лева, когда хочешь начать?
— Так к обеду и…
— Зачнем, — влезла Мара, повиснув на плече у мужа и вызвав у Аллы кислую гримасу.
Дом был большой, просторный. Из коридора вели две двери. Одна — в жилую часть, а вторая туда, где и должны были разместить приехавших.
— Тут раньше общие собрания проводили, — пояснила Валентина Павловна. — Народу-то поболе было, чем сейчас. Концерты даже давали. Давненько, правда. Думали библиотеку сделать, а потом просто шкаф поставили, — она ткнула пальцем в сторону окна, где он и стоял — крепкий, с потрескавшимся лаком на стенках, с верху донизу заставленный потрепанными томами и журналами. — Для библиотеки у нас книг маловато. Так уж, кто из родни, когда приезжает, оставляют.
Полина сразу же направилась к шкафу и, присев на корточки, стала водить пальцем по корешкам. Эх, если бы знала, что здесь так любят и ценят литературу, то привезла бы полнехонький пакет со списанными книгами!
На скамейках, составленных вдоль стен, горкой лежали одеяла и подушки. Железные раскладушки примостились у стола-трибуны. Валентина Павловна пальцем посчитала присутствующих:
— Девочек я на свою половину заберу. У меня и диван раскладной имеется, и печка. И выход отдельный, если кому приспичит ночью воздух попортить, — зыркнула она в сторону Мары.
— А председатель когда появится? — спросил Кушнер и сверился с записью в блокноте. — Товарищ Мороз. Мне сказали, с ним обо всем договариваться.
— Так ить, — Валентина Павловна развела руками, — туточки он. Перед вами. Я и есть председатель — Мороз Валентина Павловна.
— О! — воскликнул Костров. — Надо было сразу догадаться! Книги, картины, — он подошел к висящему на стене пейзажу. — Дивно, — покачиваясь с пятки на носок, художник близоруко прищурился и погладил облезлую раму. — Только женщина может привнести красоту и уют даже в дикие нечеловеческие условия.
— Почему же нечеловеческие? — нахмурилась хозяйка. — Скажете тоже. У меня и туалет теплый, и баня рядышком. Сегодня могу истопить, коли пожелаете. Вот и веники бы прошлогодние добить надобно.
— Валечка Павловна, да вы просто царица небесная! — ахнула Алла. — У меня последнее время, знаете ли, спина побаливает. Продуло от кондиционера. Как думаете, с бани полегче станет?
— Ой, милая, да с бани-то все болячки как рукой снимет! Особливо стариковские! — махнула рукой председательша, моментально вызвав сдавленное хихиканье Мары.
Алла бросила на блондинку испепеляющий взгляд и поджала губы.
— Ну что ж, — Кушнер стряхнул с себя молодую жену и прошелся по комнате, — по-моему, прекрасно! Мы постараемся вас ничем не утруждать и максимально возместить наше пребывание. Продукты закупили и привезли с собой, воду тоже.
— Что ж у нас воды, что ли, нет? — удивилась хозяйка. — Да вы такой воды отродясь не пили! И еда у нас свойская, с огорода. Может, вы к какой другой привыкли, так я уговаривать и насильно заталкивать не буду. Только вы для начала моих харчей попробуйте. Оно ведь и мне приятно, да и народ наш старался — меду принесли, пирогов и солений. Знамо дело, не часто таких гостей привечаем. Я ведь сериал-то ваш смотрела аж два раза, — обратилась она к Алле. — Поначалу, как вышел, а потом по второму каналу года три назад опять крутили. Уж как вы там Нюшку-то сыграли! До слез, ей Богу! — горячо воскликнула она.
Алла поправила кудри и сдержанно кивнула.
— Как ведь была красавицей, так и осталась, — вздохнула Валентина Павловна. От хитрой улыбки вокруг ее глаз собрались морщинки.
Алла размякла и снова подбила ладонями крупные кудри.
— Ну, пойдемте. Завтрак стынет. А потом ужо порешаем, как дальше быть, — деловито сказала хозяйка и достала из кармана очки. — Мне еще вас записать надо и документы отсканировать. Чтобы, значит, все по уму было.
Первое, что бросалось в глаза при входе в хозяйскую половину, была печь — широкая, беленая, с кружевной занавесочкой над лежанкой, и топкой, прикрытой жестяной заслонкой. Она занимала существенную часть довольно большой комнаты, в которой расположилась и кухня, и столо