— Тьфу на тебя, Генка! — замахала руками Алла. — Гадости какие!
— А если звери учуют запах съестного? — взволнованно спросила Мара, с подозрением поглядывая в сторону леса.
— Ну мы же не собираемся жарить мясо, которого у нас, кстати, нет, — успокоил ее Кушнер. — Подкрепимся тем, что нам хозяюшка положила, да и за работу. Пойдемте, поищем место, где реквизит оставим.
Пока шли, насчитали с десяток брошенных домов. Полина сразу же нашла ту самую избу, в которой они останавливались с отцом, что удивило ее саму. Все же казалось, что воспоминания, размытые и нечеткие, действительно больше похожи на сон, нежели на реальность. Она даже замедлила шаг в нерешительности перед входом, но и деревянная дверь с выцветшей коричневой краской и подбитыми паклей зазорами, и квадратное оконце с треснувшей рамой оказались теми же, что и десять лет назад. Будто время повернулось вспять.
21
… «Прежде чем уйти, Шуша заглянула в окошко. Связка лука, помещенного в капроновый чулок, висела на манер елочной гирлянды и загораживала вид. Но Шуша знала, что Король сейчас спит, с головой укрывшись курткой, а значит, у нее есть время на то, чтобы по-быстрому смотаться в лес. Даже сквозь стекло она чувствовала сладковатый запах подгнившего лука, а потому потерла нос кулаком и вприпрыжку понеслась на другой край деревни…»
— И кто здесь раньше жил? — спросила Мара.
— Бабушка Дуня… — с легким удивлением в голосе ответила Полина. Она толкнула дверь и, склонив голову вошла внутрь, едва не запнувшись о скомканный половик на самом пороге.
Сердце Полины гулко застучало, заставив ее остановиться. Она слышала дыхание остальных за своей спиной, но никто не торопил ее. В первую секунду Полине показалось, что она опять чувствует луковичный запах, но это был всего лишь самообман. Воздух в доме мало отличался от того, что был на улице — одно из окон было наполовину выбито, и сквозь дыру в комнату даже пролезла ветка сирени, росшей прямо за стеной.
— Здесь сухо и вполне себе, — Кушнер заглянул внутрь через плечо Полины, слегка подтолкнув ее в спину.
— Ну, не то, чтобы, прям, заходи и живи, но вполне, вполне… — Геннадий Викторович, на ходу снимая футляр с фотоаппарата, примеривался, откуда лучше снимать. — Гротескно, я бы сказал, но в общем очень даже!
— Можно уже? Ножки устали, спинка болит! — громко спросила Алла и ринулась в комнату, стаскивая с себя ветровку и обмахиваясь ладонью. — Отвыкла я от таких марш-бросков! А раньше-то, Левка, помнишь? Хлебом не корми, дай только погулять!
— Как же, конечно, помню, — смутился Кушнер и тут же позвал остальных: — Мара, Андрей, заходите! Хозяев нет, никто не пригласит. Так что мы сами тут похозяйничаем, правда, Полина?
Здесь все было так же, как она помнила, словно и не уезжала. Вот печка, скамьи, стол. Пыльно, сумеречно, странно…
— А где выключатели? Что-то я ламп не вижу, — Алла прошлась по комнатке, заглядывая во все углы.
— Дружочек, а ты электрические столбы вообще видела где-нибудь в округе? — отреагировал Геннадий Викторович.
— Да ладно? — Алла удивленно приподняла брови.
— Ага, попали мы с вами, ребята, как бы попроще выразиться, в анус мира.
— Фу, Геннадий Викторович! Давайте не будем перебарщивать? И что это за Слово-то вы подобрали какое неприличное…
— Это вы про жопу, сударыня? Жопа — довольно странный предмет, вроде прилично, а вроде бы нет!
— Так, господа, давайте без словоблудия! Не забываем, что рядом с нами находится культурный человек. Что она о нас подумает, даже страшно представить, — Кушнер огляделся и, ухватившись за края, перетащил стол поближе к скамье у стены, моментально подняв столб пыли.
— Надо его обтереть, — предложила Мара. — Я колодец видела, схожу за водой. Андрей, ты поможешь мне?
Сайганов кивнул. Полина проводила их взглядом и подошла к деревянному серванту. Ничего интересного в нем не было — на полках стояли пара чашек с отбитыми краями и стопка блюдец, покрытых до черноты пылью. В небольшом пристенке находилась металлическая кровать, а на ней свернутый матрас, от которого несло затхлой сыростью. Выглянув в окно, Полина обвела взглядом густые заросли крапивы.
«Почему я тогда не спросила, как зовут того мальчишку? — с грустью подумала она. — Если бы я только знала, что потом никогда… никогда…»
Когда распаковывали сумки, вернулись Андрей с Марой. Полине показалось, что лицо девушки стало немного другим — живее, что ли. Румянец покрывал щеки, и губы были приоткрыты, будто она никак не могла отдышаться.
— Мы набрали воды, представляете? — звонко возвестила блондинка. — Сами! Из колодца!
Никто не обратил на ее слова особого внимания — подумаешь, удивила. Но Полину вдруг как молнией шарахнуло — ведь она и сама вот так же отреагировала когда-то, помогая отцу таскать воду. Крутила железный крюк, пока хватало сил, и ведро, полное воды, натягивало цепь и гулко звенело, касаясь стенок колодца. Отец придерживал ее за запястья, а затем перехватывал тяжелую ношу. И потом они еще несколько раз вместе возвращались к колодцу, чтобы наполнить не только большой бидон, стоявший в доме, но и уличную бочку.
Под тряпки приспособили найденные в куче барахла полотенце и наволочку. Обтерев стол и лавки, прошлись даже по серванту и оставшимся стеклам на окнах. В сумке у Аллы оказалась большая пачка влажных салфеток, зеркало и целый арсенал косметики.
В туалет было решено ходить под кустики, потому что деревянная конструкция позади дома не внушала доверия из-за своей подозрительной хлипкости.
— Чайку бы, — вздохнул Кушнер. — Из самовара!
— Эка ты, братец, захотел, — пробурчал Геннадий Викторович, запихивая в рот давно остывший блин. — Тут со времен царя Гороха в печке готовили. Плиты-то нет. Можно костерок разжечь, как и хотели. Воды вскипятить, — он огляделся, — в чем-нибудь. Думаю, если поискать здесь или в других домах, то обязательно найдем какую-нибудь посудину.
— Да бог с ним, с чаем, — отмахнулся Кушнер. — Вода есть и ладно. Ты как хочешь сегодня план выставить?
— Так отсюда и начну. Общий для начала. Я тут лестницу видел, по ней на крышу залезу.
— С ума сошел? — возмутилась Алла, протягивая ему бутылку с водой. — А если провалишься? Левка потом за тебя отвечать будет?
— Подстрахуете, значит, — рассмеялся оператор. — Не на дерево же мне лезть.
— Алла права, — заметила Полина. — Дом, конечно, невысокий, но падать не надо. Я посмотрю, в каком состоянии лестница. — Она встала из-за стола и направилась к выходу.
Геннадий Викторович появился минут через десять. Полина как раз разглядывала и дергала ссохшиеся перекладины.
— Эй, эй, поосторожнее! Заноз насажаешь! — рявкнул оператор и, подтянув лестницу, приставил ее к крыше.
— Геннадий Викторович, может, не надо? Сколько она тут валяется? Мало ли…
— Мало ли, — передразнил ее мужчина. — Безумству храбрых поем мы песню! — возвестил он и, перекинув камеру за спину, полез вверх.
— Безумству храбрых — венки со скидкой, — пробурчала Полина любимую поговорку матери и вцепилась в шаткую конструкцию, старательно удерживая ее на месте.
— Что вы сказали? — донеслось сверху. Геннадий Викторович потянулся за камерой.
— Я надеюсь, вы не планируете вставать? — с ужасом в голосе спросила Полина, когда ей на голову посыпался мусор и мелкие деревяшки.
— Именно это я и собираюсь делать… — кряхтя ответил оператор, стараясь удержать равновесие. Вскоре раздался тихий рокот камеры.
— Лев Яковлевич! — все же позвала Полина. — Идите сюда! Скорее! Я боюсь!
В тот момент, когда хлопнула дверь и послышались шаги, ноги Геннадия Викторовича разъехались, и оператор медленно, но верно, стал съезжать вниз.
Оттеснив Полину плечом, подошел Сайганов. Он быстро поднялся на несколько перекладин и, выставив руки перед собой, уперся в лодыжки оператора. Не выпуская камеры, Геннадий Викторович чуть согнул колени, удерживая шаткое равновесие, и продолжил снимать.
— Андрюшка, ты? — спросил он. — Держи меня, соломинка, держи! Сейчас я немного с этого ракурса возьму… И вот еще поле зацеплю… Ах, красота какая… Ой, а там-то какой вид, ребята! Давненько я на такой натуре не бывал.
Полина прыгала внизу, то хватаясь за лестницу, то отбегая назад и пытаясь предугадать, что Геннадий Викторович вылепит в следующий момент. Она с нетерпением ждала Кушнера, потому что как ни крути, а Лев Яковлевич казался ей самым адекватным из этой публики.
Вывернув из-за угла дома вместе с женщинами, режиссер оглядел экспозицию и, задрав голову, погрозил кулаком:
— Генка, ты не меняешься! Ну какой черт понес тебя на эти галеры? Навернешься, в гипсе будешь дома сидеть за свой счет, это я тебе обещаю. Дурость по-другому не вылечишь. Не ожидал от тебя подобного на старости лет. Ну зачем ты так рискуешь, ради чего? Ведь сам же все потом и вырежешь.
— А ты меня не учи, — прокряхтел оператор. — Помнишь анекдот? Пошла Машенька в лес по грибы да по ягоды, а вернулась ни с чем? Знаешь почему?
— Лес пустой, ничего не оказалось? — озадаченно спросила Полина.
— Потому что надо ставить перед собой конкретные цели! Моя цель — собрать материал. И я его соберу. Кстати, кажется, вижу грозовую тучу.
— Я и отсюда заметил, что погода портится, — покачал головой Кушнер. — Ливнем бы не накрыло. Черт, как же невовремя…
— Потому и время терять не хочу, — пробурчал Геннадий Викторович. — Сделаем дело и восвояси отправимся.
Полина почувствовала, как остро и влажно запахло озоном. Птицы разгалделись над головой, пикируя с высоты; и воздух отяжелел, готовый вот-вот разразиться громовыми раскатами. Она смотрела в сторону леса, вдруг оцепенев, не слыша ни шуток оператора, ни скрипа лестничных перекладин, ни пыхтения Сайганова.
… «Не было ничего прекрасней этого могучего непроходимого леса. Шуше нравилось подобное определение — непроходимый. От него веяло силой и испытанием, который может пройти далеко не каждый. А она могла. Просто ей не хватало времени, чтобы дойти до цели, но сегодня Шуша была настроена решительно — никто и ничто не помешают ей войти в замок горделивой поступью настоящей принцессы!