Во всяком случае, это будет правильнее, чем идти сейчас в лес на поиски остальных. Уговаривая себя и ощущая непреодолимый ужас перед лесом, Полина пошла на выход. Кушнер дернулся и поднял на нее сонные глаза.
— Я скоро приду, — прошептала Полина. — Хочу дойти до узкоколейки и попробовать добраться до сети. Нужно вызвать помощь.
Кушнер кивнул и, стараясь не потревожить Аллу, достал записную книжку из внутреннего кармана куртки:
— Если не получится, возвращайся. Как-нибудь сами справимся. А поймаешь сеть, Митричу звони!
Полина кивнула и, открыв дверь, высунула нос на улицу.
27
Непроглядная, остро пахнущая влажной травой ночь пугала. Через минуту, когда глаза немного привыкли к темноте, Полина задрала голову и увидела отблеск одинокой звезды, которой как-то удалось прорваться сквозь тяжелые тучи.
Накатила усталость, под ложечкой засосало от страха и озноба. Подумав, Полина вернулась в дом и взяла предназначенный для съемок плащ Аллы. Чуть подсохшее платье продолжало неприятно липнуть к коже. Накинув капюшон на голову, Полина, коротко выдохнув, шагнула наружу.
Висящий под плащом рюкзак грел спину, и если не смотреть по сторонам, а сосредоточиться только на дороге, то можно ненадолго забыть о том, что ее окружает. Не обращать внимания на пустые глазницы скособоченных домов, не покрываться потом от непонятных звуков и мыслей, настойчиво лезущих в голову. Сжатые в кулаки пальцы сводило легкой судорогой, края капюшона, отделявшего Полину от остального мира, мягко драпировались и время от времени касались щек, вызывая дрожь.
Она шла по уже известному пути, проговаривая про себя: «Я маленькая принцесса… смелая принцесса…»
Полина остановилась на краю деревни и замерла, уставившись на черную полосу леса в надежде увидеть среди деревьев прыгающий свет фонаря. Но стоять так долго было опасно, и она знала это. Если долго вглядываться в бездну, то она начнет вглядываться в тебя…
Развернувшись, Полина обошла покосившийся забор и направилась к полю. Как только трава стала бить ее по коленям, а плащ цепляться за длинные колоски, Полина не выдержала и достала телефон. С сожалением поняла, что зарядки может не хватить, если тратить ее на освещение дороги. Закрыв глаза, девушка постояла так с минуту, чтобы затем двинуться по прямой. Следовало идти в точно заданном направлении, чтобы не плутать потом по полю и, тем более, по лесу, в поисках прохода к узкоколейке.
Шорох травы и собственных шагов постепенно перестал отдаваться эхом в голове, и перед мысленным взором Полины вдруг предстал сидящий в салоне микроавтобуса рядом с ней парень с разноцветными ресницами и брутальной татуировкой. Губы ее дрогнули — как же вдруг захотелось опять оказаться в теплом гостеприимном доме у Валентины Павловны! И чтобы Николай рассказывал о разных интересных местах, и чтобы все ели щавелевый суп с блинами, и чтобы козы за окном с блеяньем посягали на чужую капусту…
Мысли нарушило журчание воды, заставив сбавить ход. Аккуратно переставляя ноги и скользя ими вперед, Полина стала продвигаться к реке, пока не увидела едва заметные отблески на поверхности. Тяжелые капли падали в воду, но шум течения перекрывал даже настойчиво молотивший по воде дождь. Полине потребовалось несколько минут, чтобы найти мост, хотя он был всего лишь метрах в десяти от нее. В кромешной темноте время и расстояние видятся совсем по-другому, чем при свете дня. Когда ладонь коснулась мокрого перильца, Полина обернулась, но увидела только тусклую точку звезды, которая сейчас переместилась чуть левее.
Входить в лес, даже в его небольшой участок, было страшно. Полина, пожалуй, с легкостью могла бы объяснить, почему ее обуревают эти чувства. Но в то же время, ее неудержимо тянуло вновь оказаться в самой гуще, будто что-то в ней проросло много лет назад, наградив маниакальной страстью к лесным тропам…
Не это ли почувствовал в ней колдун Сайганов? Тогда, где же он сам? И где сейчас несчастная раненая Мара, и вредный балагур Геннадий Викторович?! Неужели, духи забрали их в свой мир, предупреждая остальных о том, что не стоило им превращать это место в фарс и смеяться над потусторонними силами?
Если бы не ее желание и не призрачная вера в правильность своих действий, смогла бы она дойти до дороги? Уже совсем скоро узкоколейка появится перед глазами, и нужно будет только хорошенько поднапрячься, чтобы сдвинуть дрезину с места… Но иначе никак… Когда их начнут искать, возможно, будет уже поздно…
Полине показалось, что стало чуть светлее. Она даже смогла разглядеть ветку перед собой и отодвинуть ее рукой прежде, чем мокрые листья в очередной раз хлестанули ее по лицу. Сердце заколотилось чаще, шаг стал тверже. Капюшон давно слетел с головы, и по вискам и лбу текла вода, на которую Полина старалась не обращать внимания.
«Шуша знала, что вода — это жизнь. А жизнь — это главное. И еще любовь… Только Шуша была еще так мала, чтобы понять, где ее искать…»
Лес расступился, открывая перед Полиной участок, по которому шла узкоколейка. Где-то здесь должны были лежать бревна, а рядом с ними огромный муравьиный дворец. Но они ей были не нужны. Не заметить дрезину было невозможно. Покрутив головой в обе стороны, Полина растерянно замерла и пробормотала:
— Где же ты, чертова колымага?!
В полном недоумении она прошлась сначала в одну сторону, затем в другую. Прислушалась, в надежде услышать металлическое лязганье дрезины, но вокруг раздавался лишь монотонный шум дождя и скрип деревьев.
«Что же это такое? Как же так… — пронеслось в голове. — Они же не могли так поступить с нами?!». На глазах тут же выступили слезы, но Полина судорожно смахнула их ладонью и задумалась. Возможно, Сайганов и Геннадий Викторович решили отвезти Мару, чтобы оказать ей помощь, а заодно предупредить людей, которые сейчас находятся в районе Чертовой горы, о том, что в Ненастьево остались люди. Тогда, получается, они поступили абсолютно правильно… И в таком случае, ей не оставалось ничего другого, как вернуться в деревню и ждать, когда за ней, Кушнером и Аллой приедут спасатели.
Полина коротко вздохнула. Ей предстоял обратный путь и необходимость провести остаток ночи в малопригодном для этого месте. То, что с ними произошло, приключением можно было бы назвать лишь с большой натяжкой. Одно было ясно — место это по-настоящему загадочное, если не сказать жуткое. И кроме Вари, пожалуй, об этом больше никому и не расскажешь. Если с ней случилось нечто подобное в детстве, то винить себя было не зачем — сейчас она взрослая, а объяснить толком так ничего и не может. Впрочем, остальные тоже вряд ли пришли к какой-то одной мысли. Прав был Геннадий Викторович — природа сама решает, как распорядиться своими силами, чтобы напугать непрошенных гостей…
28
Усталость, помноженная на расшатанные за последние часы нервы, крепко вцепилась в ее тело и разум. Веки отяжелели, походка стала вялой — ноги подкашивались, не желая идти вперед. Переступая через ветки и путаясь в высокой траве, Полина несколько раз оседала, борясь с желанием лечь на землю и, укутавшись в плащ, подремать хотя бы полчаса. Перед зрачками, словно мошки, мелькали черные точки, и как бы Полина не протирала глаза, лучше не становилось. Нужно было идти вперед, чтобы предупредить Аллу и Кушнера, успокоить их и успокоиться самой. Совсем скоро наступит утро, и тогда все изменится, и прекратится вся эта чертовщина…
У моста Полина остановилась. В горле пересохло несмотря на то, что от вида воды уже мутило. Руки и ноги закоченели, волосы, выбившиеся из пучка, паклей свисали вдоль лица, и Полина кое-как смогла заколоть их обратно. Спускаясь вниз, она опять упала, проехавшись по скользкой траве, отчего на ладонях остался зеленый след.
Сполоснув руки в ледяной воде, она зачерпнула пригоршню и, набравшись духу, окунула в нее лицо. Кожу обожгло, по телу пробежала судорога, но мозг моментально прояснился, а дремоту как рукой сняло. Прополоскав рот, Полина стала подниматься наверх, цепляясь за густую поросль речной осоки. В воздухе вдруг разлился специфический запах, и в голове щелкнуло: зверобой. Странно было замечать в себе вот такие, внезапно вспыхивающие отголоски прошлых воспоминаний. Словно они ждали своего часа и теперь вылезли наружу, даря необыкновенные, головокружительные ощущения.
Сумерки понемногу рассеивались и стали напоминать речной туман. За то короткое время, которое Полина провела у реки, на горизонте появился едва заметный сгусток красноватого марева. Еще совсем немного, и небо окрасится стрелами утреннего солнца, которые еще до полудня высушат сначала кроны деревьев и траву, а потом от этого ужасного ливня не останется и следа…
Полина приложила руку ко лбу, намереваясь не пропустить первую зарницу. Внезапно что-то сжалось у нее в груди от нахлынувшего предчувствия. Она пригляделась, поморщилась, напрягая глаза, и вдруг отчетливо поняла — то, что она приняла за начавшийся восход, было чем-то другим. Таким же огненно-красным… Но совсем не тем, чего она ждала. Это был огонь. Там, в Ненастьево, был пожар.
— Этого не может быть! — воскликнула Полина. — В доме было темно, когда я уходила… — она даже не поняла, почему произнесла эти слова, и почему она подумала об избе, где спали Кушнер с Аллой. Сердце сжалось, дыхание застряло где-то в горле, а в ушах зазвенело от сумасшедшего притока крови. Кусая губы, Полина понеслась вперед, и из глаз ее полились, разъедая покрасневшие веки, горячие горькие слезы…
«Лучше бы я никуда не ездила! — гремело в голове. — Это я во всем виновата!»
Объяснить толком самой себе, в чем она виновата, Полина не могла. Так уж повелось с тех самых пор, когда с ней случилось «то несчастье», что чувство вины стало ее постоянным спутником. Наверное, именно благодаря ему она все время соглашалась с матерью, боясь лишний раз огорчить ее; не спорила на работе, даже если считала себя правой; не знакомилась с молодыми людьми, сознавая, что вызовет у них в лучшем случае недоумение… Попытки выглядеть независимой в глазах потенциальных женихов были лишь жалким подобием актерской игры провинциального самодеятельного театра, после которой ей потом становилось нестерпимо стыдно.