«Собака» продолжала смотреть на неё, но когда ветви и стебли почти скрыли Марысю, зверюга вскинула голову и протяжно завыла. От этого воя, казалось, заледенел воздух, растительность на холме разом пожухла, насекомые и птицы замолчали, а пролетавшая над равниной белая цапля рухнула замертво.
Не прекращая своего жуткого призыва к неведомым силам, тварь мотнула лобастой башкой и ринулась вниз. На подгибающихся от ужаса ногах Марыся снова бросилась бежать, хотя и понимала, что это бесполезно. Она не пробежала и двадцати шагов, а сзади уже слышался треск ломающихся камышей, крики вспугнутых лягушек и грозное рычание. Сердце билось как зверек, попавший в западню, немилосердно кололо в боку. Марыся думала, что еще вот — вот — она рухнет от изнеможения. Про себя она начала читать все молитвы от нечистой силы, какие могла припомнить, но шум не прекращался. Тварь явно не собиралась исчезать или рассыпаться и имя Бога её не пугало. Тогда Марыся стала читать молитвы, готовясь к смерти.
Неожиданно заросли кончились. Перед девушкой несла свои воды довольно широкая река, в которую, не разбирая броду, и кинулась Марыся. Поскользнувшись на топком иле, она упала, сильно ударившись головой о невидимую под водой корягу. Одновременно позади послышался гулкий топот и торжествующий лай. «Прими мою душу, Господи» — мелькнула мольба в гаснувшем сознании Марьи, после чего она погрузилась в тьму беспамятства, вязкую и черную, словно болотная грязь.
Марыся не знала, сколько она пролежала без сознания. Когда она открыла глаза, солнце уже клонилось к закату. Девушка лежала на мокром песке и смотрела в небо. Над ней колыхались камыши, рядом слышался плеск воды и лягушачье кваканье.
«Значит, я все еще у реки — подумала Марыся. — И я жива. Интересно, где эта черная образина?»
Сильно болела ушибленная голова. Марья подняла руку, чтобы нащупать ссадину и охнула от боли.
— Что, очнулась, наконец? — послышался рядом насмешливый голос. — Долго провалялась, пора бы уже и вставать.
Слова «пора бы уже и вставать» только произносились, а Марыся уже подскочила, как ужаленная, разворачиваясь на звук голоса. Здесь на чужбине ей неоткуда было ждать помощи. А значит, любой человек мог оказаться врагом.
То, что она увидела, оказалось настолько необычно, что девушка раскрыла рот от удивления. Скорей она могла ожидать, что с ней заговорит одна из лягушек.
Неподалеку от неё на стволе поваленного дерева сидела молодая девушка, ровесница Марыси или чуть младше. Стройная и гибкая, она была одета в странную рубаху без рукавов, намного короче, чем та, что была у Марыси. Вызывал недоумение и цвет одеяния — черного, словно монашья ряса.
Однако монашкой девушка явно не была и в её взгляде, устремленном на славянку не было ничего похожего на христианское смирение, лишь жадное любопытство. Тонкие черты лица выглядели, пожалуй, слишком волевыми для классической красоты, но все же они сильно выигрывали по сравнению с симпатичным, но простецким лицом Марыси. Большие темно-синие глаза смотрели уверенно, пожалуй, даже дерзко. В них угадывался острый ум и живость характера, но виднелось в них и что-то еще, непонятное. Густые черные волосы были коротко обрезаны, причем довольно неровно, как если бы кто-то в спешке кромсал шевелюру тупым ножом. Это, впрочем, не портило девушку, напротив придавая ей какую-то особую прелесть.
Незнакомке скоро надоело безмолвное разглядывание.
— Почему ты молчишь? — недоуменно спросила она. — Не стой столбом, скажи что нибудь.
— Здесь бродит одна здоровая зверюга, — сказала Марыся первое, что пришло ей на ум.
— И мы с тобой ей на один зуб.
— Она давно убежала, — небрежно отмахнулась девушка, как будто речь шла о чем-то маловажном. — Не думай о ней. Разве тебе не интересно кто я?
— Слава Богу, хоть не татарка, — ответила Марыся. Она немного успокоилась: незнакомка выглядела, хоть и странной, но не опасной. — Ты, наверное, черкешенка?
— Кто? — с неподдельным интересом спросила девушка. — О ком ты говоришь?
— О черкесах. Они там за Куман-рекою живут, — Марыся махнула рукой на юг. — Еще в горах, у моря. Смуглые, но не такие страшные как татары.
— Меоты? — пожала плечами незнакомка. — А Куман — Гипанис? Неважно! Я не меотка и не чер… как его? И не татарка, если ты называешь татарами этих варваров на лошадях.
— Они самые, — кивнула Марыся, — нехристи проклятые. Так, кто же ты?
— А ты угадай, — лукаво прищурилась девчонка.
Марыся еще раз внимательно оглядела собеседницу. Странная черная рубаха ни о чем не говорящая славянке. На указательном пальце кольцо или перстень с квадратной печаткой. На ногах никакой обуви, изящные лодыжки забрызганы грязью.
Грязь! Марья вдруг ясно поняла, что вся одежда девушки усыпана сырой землей, еще не подсохшей и поэтому мало заметной на черном одеянии. Грязь на руках и на ногах, комья земли, запутавшиеся в волосах. Марысе даже показалось, что она видит, как в одном из комьев извивается дождевой червяк.
Малость отошедшая от пережитых недавно волнений, Марыся вновь до смерти перепугалась неожиданно пришедшего в голову прозрения. Теперь она замечала все новые детали, ускользавшие от нее раньше. И слишком мелкие и острые зубы девушки и её очень бледную, почти белую кожу, словно никогда не видевшую солнца. И резким контрастом — алые губы на мертвенно-бледном лице. И запах! Легкий, ненавязчивый, но все же ясно распознаваемый смрад могилы!
Должно быть на лице у Марыси ясно отразился её ужас, потому что девушка спросила:
— Что-то не так?
Это было сказано самым участливым тоном, но он несколько не успокоил Марысю, потому что в глазах у черноволосой не было ни проблеска сочувствия. В них светилось все то же неизменное любопытство и какое-то игривое веселье.
Именно с таким выражением смотрела черная тварь с вершины кургана.
— Да что с тобой? — повторила вопрос девушка. — Будто ламию увидела.
— На… на каком языке ты со мной говоришь? — едва шевеля губами, спросила Марыся.
Девушка звонко расхохоталась.
— Ну, что же, умница — отсмеявшись сказала она. — Это немногие замечают. Разговариваю я с тобой на эллинском языке, которого ты, как я вижу, не знаешь. Дело в том, что все, что я говорю на своем языке, у тебя в голове звучит на твоем… варварском — высокомерно добавила незнакомка.
Марыся была слишком напугана, чтобы оскорбиться.
— Как такое может быть? — запинаясь, спросила она.
— Это такое заклинание, — охотно стала рассказывать девушка. — Запомнить его нелегко, но польза от него огромная. Благодаря ему я свободно общалась и с римлянами и с парфянами и с армянами, хотя ни армянского, ни парфянского не знаю, да и по латыни говорю не очень хорошо.
— А вообще ты молодец, наблюдательная, — похвалила девушка Марысю. — Обычно собеседник сразу все понимает и думает, что с ним говорят на его языке. Вслушиваться в чужую речь… Эй! Что за глупости? — удивленно перебила сама себя эллинка.
Бледная как смерть Марыся пятилась к камышам, лихорадочно крестя перед собой воздух.
— Чур меня! Ведьма! Сгинь, пропади чертово отродье! Да воскреснет Бог и да расточаться враги его! Отче наш иже еси на небеси! Да святится имя твое, да придет царствие твое. Не введи нас в искушение, но избави нас от лукавого! Богородица защити нас от козней Сатаны! Илья-пророк, порази молнией беса!
Девушка с интересом выслушивала Марысины молитвы. Только после одного особенно пылкого пожелания ей сгинуть и рассыпаться, она не выдержала и рассмеялась.
— Ну ладно, хватит! Ты же видишь, что твои заклинания на меня не действуют. Садись, поговорим. Сядь, я сказала! — уже строже прикрикнула она. Одновременно она сделала какой-то странный жест рукою и что-то прошептала.
Больше всего Марысе хотелось рвануть подальше от этого отродья оказавшегося каким-то необыкновенно древним упырем. Но неожиданно славянка почувствовала такую слабость в ногах, что просто села на песок, не в силах двинуться с места. Немного помолчав и успокоившись, она спросила:
— Это тоже твое ведовство?
— Что? — не поняла девушка.
— Ну, это с ногами?
— Аааа, это. Да, моё. Простенькое колдовство. Не бойся, оно скоро пройдет. Вообще успокойся. Тебя как зовут?
— Марыся, — настороженно ответила славянка и чуть не прикусила себе язык. Это же надо быть такой неосторожной! Ведь все знают: назовешь нечисти свое имя и все, потом не отобьешься.
— А меня Ниса, — беззаботно ответила девушка, — вот и познакомились. Ты мне Марыся, лучше вот что скажи.
В течении последующего времени Ниса задавала множество вопросов, больше половины которых славянка не понимала уразумев только, что её расспрашивают о невероятно древних временах. Больше всего девчонку интересовало, существует ли сейчас какое-то Боспорское царство, а если да, то кто там правит, а также, кто кесарь в Риме. Расспрашивала она вполне доброжелательно и вообще вела себя так будто они с Марысей давние подруги. Немного осмелев от такой непосредственности странной собеседницы, Марыся отвечала на вопросы, насколько ей позволяли её очень скромные познания по древней истории. Она говорила, что о Боспорском царстве слыхом не слыхивала, а Римское пало давным-давно и в Риме сейчас сидит папа римский, главный еретик и «латынник». Она видела, что Ниса то и дело недоуменно вскидывает брови, не понимая, о чем говорит славянка. Судя по всему ей трудно было понять, как далеко от своего времени она очутилась. Однако ничего похожего на испуг или раздражение у неё на лице так и не появилось. Она терпеливо выслушивала Марысю, иногда задавая наводящие вопросы, когда славянка путалась в датах и событиях. В общем, она мало походила на ту угрюмую седую старуху — ведьму, которой Марысю пугали в детстве. Видя это, девушка рискнула задать вопрос.
— А тебе сейчас не страшно? Все кого ты знаешь, умерли — и люди и царства.
Ниса снисходительно посмотрела на русинку.
— Нет времени для Тьмы, — пояснила она.