А, нет. Первый послушник, который так и висел на деревце, издал истошный крик, когда его перехватила пасть медоежа. Тот рванул тщедушное тельце и стал трепать, нахлёстывая из стороны в сторону прямо по оттопыренным иглам. Когда тот замолчал, Бам-бам его отбросил куда-то в траву и повернул голову в сторону валяющихся лучника с воином.
Стоп! А ведь медоёж уже успел добить ошпаренного воина⁈ Когда он успевает?
Я тут же рванул к лучнику, забирая левее, прямо наперерез летевшему туда медоежу.
— Бам-бам, твою мать!!! — плечом я влетел в тушу зверя, благо тот вовремя сложил иглы, и оттолкнул его, — Нельзя!
Тот зарычал, пытаясь обойти меня, и даже хватанул за пятку корчащегося отравленного воина. Я всунул в пасть медоежу топорище, расклинивая ему зубы:
— Бам-бам, нельзя! — я перехватил его за шею, чуть придушивая и заглядывая в глаза, — Отравишься!
Тот всё же меня услышал. Он недовольно поморщился, выплюнул добычу, и, отойдя с демонстративным равнодушием, уселся в траве. Радовало, что эта тяжеленная туша, любящая пошалить, всё-таки меня слушалась.
Корчащийся в судорогах мечник окончательно почернел, прежде чем затихнуть. Его губы едва оттопырились из-за выросших клыков. И вправду это был яд упыря…
На всякий случай я осмотрел порез на своей руке. Он посинел, заметно воспалившись, но моя интуиция подсказывала, что яд уже побеждён. До чего же хороша бросская кровь…
— И Вечное Древо, да-да, — кивнул я.
Я огляделся ещё раз, но больше сюрпризов не было. Один язык остался, остальных услужливо добил медоёж. На всякий случай я намекнул Бам-баму, чтобы человечину жрать не смел, раз уж он увязался за мной.
— Господин Малуш! — из травы вылетел Лука, — Там это…
— Что?
— Господин Виол упал.
А упал господин Виол потому, что забыл, как действует магия «купола тишины» на бардов. Когда он пересёк границу, его просто оглушило, будто приложило дубиной.
Зато теперь мы сидели на полянке, собрав всё оружие и пожитки поверженных врагов. При беглом осмотре их арсенала обнаружилось ещё немного золота и еды… Защитные артефакты у всех, к сожалению, полопались — ну не были они рассчитаны на сражение с разъярёнными медоежом и броссом.
Лучник, кстати, оказался более богатым на артефакты. У него обнаружился такой же красный камушек с лапками, и даже ответная «брошь хозяина», которая позволяла управлять своей жертвой.
Стрелы у него были помечены разным оперением. Определив, что в мечнике торчала стрела с красной меткой, я достал такую же. Значит, красная краска — яд упыря.
— Маюнова грусть, они что тут собирались устроить, — проворчал очнувшийся бард, потирая затылок, — Ох, как же меня приложило.
— Они собирались убить тебя, — хмыкнул я, разглядывая набор стрел.
Красные, красно-жёлтые, голубые и обычные белые пёрышки. Что бы это значило?
Лучевиец так и не пришёл в себя, и я ещё раз коснулся его дубиной. Те же отрывистые видения…
'Предатель, которому грозит в Лучевии казнь. Он убил собственных жену с ребёнком, опасаясь, что они выдадут его… Потом всё равно бежал в Троецарию, где работает на Кровавого Господина.
Казнь ему грозит, пока в Лучевии властвует сегодняшний король, поэтому он и помогает брату короля, великому Шан Куо… Кровавый Господин, живущий под Моредаром, думает, что лучевиец служит ему, но это не так.'
Ого, во второй раз даже чуть подробнее вышло. Уже делаю успехи. И, надо сказать, мне повезло — из всего отряда это был единственный человек, который знал больше, чем другие.
А ещё я испытал некое облегчение, узнав про историю с его женой и ребёнком, а то совесть лиственника начала меня уже колоть. Теперь я хотя бы знал, что вместо души у этого ничтожества только гниль, и его страдания меня нисколько не тронут.
Жалеть конченных злодеев? Помнится, мы такой ересью извели целый Орден Света.
— Виол, не мог бы ты с Лукой осмотреться? — спокойно спросил я, — Вдруг что найдёте рядом? Да и надо бы присмотреть, нет ли уже кого поблизости.
Бард сразу понял, к чему я клоню.
— Ну, громада, пацану уже пора бы привыкать к суровой жизни. Пусть смотрит. Видит Маюн, я тоже хотел бы…
— Может, тогда ты подержишь меч, пока я его допрашиваю?
Виол сразу примирительно поднял руки:
— Понял, громада, всё понял. Пойдём, Лука.
— А что значит «подержать меч»? — спросил мальчишка, уже удаляясь с бардом в лес. За ними вслед сразу припустил Бам-бам.
Тьфу ты, смердящий свет… Вот ведь кличка, броссы засмеют потом.
Раздев лучевийца догола, я привязал его к стволу, потом без жалости приколол его ладони парой ножей к дереву, сразу так намекнув, что с разбойниками у меня разговор короткий. На всякий случай я распахнул ему челюсть, наскоро обследовал зубы в поисках секретной капсулы с ядом.
До чего ж толстые пальцы, весь рот ему порвал. Ага! И вправду, вот она. Чем бы поддеть?
В итоге, когда тот очнулся, я и так уже изрядно над ним поработал. Задёргавшись, он заорал от боли, и пришлось ему показать перед носом наконечник стрелы. Лучевиец сразу притих.
— Хочешь умереть в муках? — улыбнулся я.
— Тот, кому я служу, легко воскресит меня!
Тут же он расхохотался, глядя мне в глаза, а потом стиснул зубы и двинул нижней челюстью. Так мы и сидели несколько секунд, с улыбкой глядя друг другу в глаза, пока до лучевийца не дошло, что он не умирает.
— Какого⁈ — тот застучал зубами, даже прикусив до крови язык, — М-м-м!!!
— Ты не очень-то понял, грязь, — спокойно сказал я, — Ты умрёшь только тогда, когда я сочту нужным.
Под его взглядом я, как заправский мясник, разложил перед собой инструменты, которые могли мне пригодиться. Свою дубину, бутылку с вином, обломок меча, нож и стрелы с непонятным мне пока оперением.
На них лучник смотрел даже с большим страхом, чем на холодное оружие.
— Люди кнеза тут и вправду рыщут неподалёку, — сказал я, — Так что времени у нас мало…
— Так ты не Павлоса воин⁈ — прохрипел тот.
— А это имеет значение?
— Я всё равно не боюсь смерти! Господин сказал…
— Который из твоих господ? Левон или Шан Куо?
Тот сразу замолчал, округлив глаза, и задрожал мелкой дрожью.
— Вот, теперь вижу, ты понимаешь, — я взял обломок меча, осмотрел его.
На месте скола были как раз удобные зазубрины. Больше мучает, чем ранит.
— Я всё скажу! — сразу же выдохнул лучевиец.
— Э-э-э… — протянул я разочарованно.
— Не надо! Ты же бросс⁈ Вы не палачи, я знаю ваш кодекс. Ты же воин, у вас завет с Хамото… ой, с Хмороком, то есть! Для тебя это дело чести.
— Пф-ф-ф! — я поморщился, отмахнувшись, — Слушай, я тебе вот что скажу. Я ещё и лиственник, мне вообще оружие в руках держать нельзя.
Тот так и замер с открытым ртом. Последнее заявление его явно доломало.
— Так что я сам решу, как тебя допрашивать, — я улыбнулся, — Ты всё расскажешь, не переживай.
Глава 15
Лучник говорил, не прекращая, искренне стараясь вымолить у меня пощады. Надо отдать должное этому вестнику хитрости, мне редко приходилось задавать вопросы.
Как оказалось, и кнез Солебрежский, и царь Нереус на самом деле стали жертвой сразу нескольких заговорщиков. Да, кнез имел склонность жаловаться на своего царя другим правителям Троецарии, посылая лишний раз скабрезные письма, но только и всего… Эдакая склочная черта характера, но уж точно не желание свергнуть царя.
На самом деле это сам кнез Павлос имел некоторый грешок перед законами и Нереусом, но южный царь в силу природной добродушности на многое смотрел сквозь пальцы. Хоть и пытался иногда приструнить бедового родственника…
— Так кнез и царь — родственники? — переспросил я.
Лучник побледнел, ведь он знал, что, если я задаю вопросы — значит, он мало говорит. И сразу же следует наказание.
— Да… да… А-а-а-а!!! Даже двоюродные, насколько знаю… Уф… я говорю, не надо, я всё скажу… А-а!!! За что⁈
— Рядом гуляет дитё. Ты видел мальчишку? У него очень добрая душа, — я улыбнулся, — И если он услышит твои крики, будет очень плохо.
— Ну ты и живодёр… Я понял, понял! У-у-умпф-ф-ф!!! — он едва сдержал крик, потому что у меня слова не расходились с делом, — Ух… Там вроде одна няня их даже воспитывала, царя и кнеза. Ах, да! И жена-то у кнеза… ух-х… она ведь младшая сестра самого Могуты…
— Вот даже как? — я искренне удивился и сразу повернулся в ту сторону, где бродили бард с мальчишкой.
Вот же хитрозадый Виол. Вроде и всё рассказал о себе, а о такой важной мелочи, как родство кнеза и самого Могуты, умолчал. Продрись небесная!
Я раздражённо посмотрел на топорище… Ну и как Виол смог обмануть моё божественное прозрение? Скорее всего, он и не врал, а просто недоговаривал. Да уж, в который раз я недооценил барда.
Может, как-нибудь тоже его связать и допросить, потихоньку порезав на лоскуты? Я усмехнулся, понимая, что даже под пытками бард всё равно выкрутится и соврёт там, где ему будет нужно.
Зато теперь мне ясно, почему Могута так аккуратно и тайно ведёт расследование на юге, и почему за Виолом следила какая-то девушка из Раздорожья.
Царь Могута, наверное, не столько Нереуса опасается, сколько не хочет навредить своей сестре — ведь может случиться, что во всей истории с работорговлей и нападениями на Лучевию окажется виноватым её муж, кнез Павлос.
И, может, вина моего барда не в том, что он внезапно оказался сыном царя Моредара, а в том, что он пошёл против воли Могуты Раздорожского и слишком сильно копает в Солебреге? Точнее, копает не там, где нужно.
— Ну и что же кнез такого творит, что царь им недоволен? Не из-за писем же?
— Он торгует… Больше, чем хочется царю.
— И, получается, такой добрый царь Моредара немножко связан по рукам? Не может вот так резко кнеза наказать, да? — спросил я.
Лучник закивал, чуть не стукаясь затылком об дерево.
— Да, да… У Нереуса ведь тоже есть родные в срединном крае, и даже в самом Раздорожье… Все в Троецарии хотят дружить.