Паутинка ожогов, оставшихся от собственных же вен, тоже была заметна, но терялась среди шрамов. Расщелину мне в душу, чтобы я ещё раз, будучи всего лишь на втором ранге, прыгнул на магистра! То, что я жив, на самом деле величайшее чудо — он и вправду чуть не спалил меня собственной же кровью.
Но я выжил. Не знаю, почему, не знаю, как, но выжил. И, чувствую, риск окупился вдвое, если не больше.
С моего лица не исчезала довольная ухмылка… Расчётливый ум уже давно сложил все паззлы, и я понимал, что Малуша-преступника и на пушечный выстрел бы не подпустили к особняку Феокрита. Но Малуш-герой был здесь желанным гостем.
Редкие слуги, попадавшиеся навстречу, уважительно кланялись и с лёгким испугом замирали, ожидая от меня указаний. Но я лишь раздражённо отмахивался, глядя на одинаковые южные лица, потому что никто из них на вопрос «Что я здесь делаю?» ответить что-то осмысленное не смог.
Наконец я, прошагав через просторный холл, толкнул увесистые высокие двери и, щурясь от солнца, вышел на крыльцо. Два стражника, стоящие по разные стороны, подтянулись, выпрямляя алебарды, и размашистым кивком поприветствовали меня:
— Доброго вам утра, светлейший господин Малуш!
Со вздохом я ответил, понимая, что и на них срывать злость не имеет смысла.
— И вам доброго, служивые, — буркнул я, — Так понимаю, вы тоже не знаете, что я здесь делаю?
От меня не укрылось, как они переглянулись. Во взгляде читалось что-то вроде «ох уж эти северяне, явно все они чуть-чуть того…»
Я медленно выдохнул, пытаясь унять злость и проснувшуюся бросскую кровь. Ещё чуть-чуть, и она не посмотрит, что тело только-только восстановилось.
— Его сиятельство, господин царский советник Феокрит Разумный велел нам охранять ваш покой, — быстро ответил мне один из охранников, — Чтобы ваши раны, господин Малуш, заживали быстрее.
— А раны я где получил? — повинуясь интуиции, спросил я.
— Как же… Это заговорщики, господин Малуш. Они пытались убить вас по приезду в город, и даже здесь. Но теперь всё хорошо! Уж поверьте, имение Виола Сладопесенного одно из самых защищённых во всём городе.
Я аж поперхнулся…
— Кого⁈
— Ох, простите, господин Малуш, привычка. Сейчас это имение принадлежит его сиятельству Феокриту Разумному.
— Ну, ясно…
На мои расспросы, почему же имение перешло от одного к другому, стражники как-то помрачнели и отвечать не захотели. Отнекивались, что в делах царских не сведущи, таких подробностей не знают. Да и вообще, вся царская семья непорочна, ни в какие тёмные оговоры они не верят, и никоим образом не думают плохо о царском сыне Виоле.
Хотя по ним было видно, что-то они точно знают. Обычно прислуга в курсе хозяйских дел даже больше самих хозяев, но я здесь был пока только гостем, и в такие тонкости посвящать меня никто не собирался.
— Ладно, вестники тугодумия, хрен с вами, — проворчал я, оставив слегка опешивших стражников позади, — Где тот, кто всеми вами, бездельниками, заправляет?
Я не смотрел на стражников, испытывая некое удовольствие. Пусть теперь подумают, что с ними будет, если я вдруг здесь задержусь и получу какую-то власть в свои руки.
— Управляющий сейчас возле часовни Южных Богов, показывает владения северной гостье.
Я всё же обернулся, слегка разволновавшись. Агата? Или Креона?
— Что за гостья?
— Госпожа Креона, посланница Северного Храма Холода, так она себя назвала, — добавил стражник. Судя по его глазам, он меня не особо испугался, и я даже ему кивнул, потому что уважал смелость.
Махнув им, я двинулся по мощёным дорожкам, нацелившись на торчащий над деревьями шпиль… Но до часовни мне дойти было не суждено, потому что меня, едва завернувшего за каменную стену высокой террасы, перехватил какой-то слуга.
Точнее, это я его перехватил, когда он замер, склонившись в уважительном поклоне. Потому что эту рожу, сколько бы она не пряталась под гримом и париком, я готов был узнать из тысячи.
— Ох, господин, я не знаю, чем прогневал вас… — залепетал испуганный слуга, когда я уцепился за его воротник.
— Если ты, маюнов горлопан, не объяснишь мне, что происходит… Вот тогда ты меня точно прогневаешь! — прижав беднягу к стене, процедил я.
Парик и вправду чуть слез с наглой бардовой рожи.
— Слёзы мне в печень, громада! — обиженным голосом, роняя в стороны испуганный взгляд, проворчал Виол, — Как ты догадался?
— Я тебя ещё в особняке подметил, вестник ты хитрости.
Когда я его отпустил, у него сразу же изменились движения. Уже на знакомый мне бардовский манер он пригладил воротник, смахивая несуществующую пыль, потом поправил парик.
— Меня здесь быть не должно, хотя многие и так знают, — буркнул Виол.
— И Феокрит?
— И Феокрит… Кстати, а ты молодец. Если там, возле Солебрега, я думал, как тебя вытащить из всей этой заварухи, то здесь, в Моредаре, как бы уже мне не пришлось просить твоего заступничества. Видит Маюн, ты теперь герой.
— Маюн сейчас не только увидит, но и услышит тебя, — я с трудом сдерживал себя, чувствуя, что наконец-то нашёл того, на ком можно выместить всю злость.
На самом деле, это я себя ещё сдерживал. Будь я сейчас хоть наполовину таким, каким был Всеволод, висеть бы этому барду на виселице. Я не привык быть пешкой в чьих-то играх.
К сожалению, Виол тоже особо сильно северного варвара не боялся. Смердящий свет, да тут все от рук отбились.
— И всё же, громада, — бард покачал пальцем, — Мы как-то не договаривались, что тебя придётся прямо вытаскивать с того света.
— Как умею…
— Феокрит чуть заикой не стал, — Виол захихикал, снова принимая подобострастный вид слуги.
— Ты о чём?
Бард удивлённо спросил:
— А ты не помнишь?
Мой разъярённый взгляд заставил его поморщиться, и он только вздохнул:
— Ох, сияновы прелести, но почему вы мне даруете общение только с этим остолопом?
От возмущения я чуть снова не схватил его за воротник, как бард, мягко отстранив мою руку, продолжил:
— Феокрит признался, что за всю жизнь ни разу не видел, как едва ли не перекрученный магией в горящий фарш человек спокойно так поворачивает сломанную надвое голову и хрипит: «Не каждый поцелуй несёт сладость».
Эта информация меня тоже поразила, и даже забыл, что собирался устроить барду взбучку. Я попытался представить себе картину, но не смог.
— Я всё же думал, ты улучишь удобный момент в разговоре, вставишь эту южную мудрость…
— Так получилось, — хмыкнул я.
— Да уж, громада, добавил ты седых волос магистру пятого ранга. Это мало кому удавалось.
— Где Лука? Бам-бам?
Выйдя из-за угла, Виол поманил меня в небольшую аллейку, указав на приземистое здание в её конце:
— Идём в конюшню, сейчас всё объясню.
Глава 33
В конюшне, одной своей стеной вросшей в отвесную скалу, было довольно просторно. Зафырчали лошади, принюхиваясь к вошедшим гостям. В нос мне ударил запах свежей соломы и… кхм… ещё кое-чего свежего.
Бард остановился перед внушительной кучей навоза, сваленной прямо в проходе между стойлами, откуда выглядывали любопытные лошади. Загонов было довольно много, и они коридором уходили к дальней глухой стене.
— Ох, видит Маюн… да лучше б я не видел! Где этот Прохор? — Виол возмущённо закрутил головой, но тут дверца в одном из стойл открылась, и оттуда бодро вышел старичок.
Одетый в простую крестьянскую одежду, с лихой кепкой на седой голове, с клочковатой бородой, он тащил на вилах нехилый такой куль навоза, смешанного со старой соломой, и без особого уважения скинул его прямо под ноги барду. Ну точнее, на кучу, но пара катышков откатилась на ботинок Виола.
— Тута я, ваше благородие! Ах, извиняйте, у вас же энта… как его… констатация, так понимаю?
— Конспирация, ослиный ты крик, — буркнул Виол.
— Слуги, я так понимаю, всё про тебя знают? — вмешался я.
— Не все… а может, и все, — демонстративно сморщив нос, проворчал бард, — Они знают то, что им положено.
— Чевой положить-то? А-а-а, ну да, ничевоть мы и не знаем, — закивал старичок Прохор, опираясь на вилы, — Господин сказал «не знать», а мы чего? Дык мы и не знать!
Он вылупил на меня глаза, явно вознамерившись и дать описание такому большому гостю, но я, прищурившись, смерил его взглядом и кивнул. Старичок, видимо, мысленно оценил способность бросса к юмору и решил отделаться дежурным приветствием.
— И вам под солнцем не хворать, ваше великоброссье!
Бард, закатив глаза, лишь покачал головой и махнул мне двигаться за ним дальше.
— Не обращай внимания, громада, он же из срединных земель.
Я лишь пожал плечами, не особо понимая, что он имел в виду. Из срединных — это значило, где-то возле Раздорожья.
Старик же, почесав седую бороду, помахал вслед черенком вил:
— А энта ваша ёжолошадь срёт как… как… лошадь! — тут Прохор осёкся и задумчиво поскрёб затылок, сдвинув кепку и глядя на кучу навоза. Он явно пытался осмыслить, в чём же именно заключается его недовольство.
— Ёжо… — повторил я, — Бам-бам тут?
— И тут, и как бы не тут. Прохор, ну давай уже, бросай заниматься своим этим… Открывай.
— А, энта мы мигом, ваше благоро… ой… ваше совсем неблагородие.
Старичок с важным видом проковылял по проходу под взглядами лошадей до самой задней стены. Насколько я помнил, именно с той стороны была скала. Внутри же эта стена была обшита досками, и на первый взгляд казалась глухой.
Но Прохор, нырнув в правое крайнее стойло, что-то там с кряхтением сдвинул. Потом закряхтел ещё, но это «что-то», судя по ругани, уже не двигалось.
— Эх, энту вашу магию… — конюх протопал мимо нас с важным видом.
— Прохор? — Виол, сдвинув одну бровь, смотрел, как тот голой рукой схватил из кучи ломоть свежайшего навоза и потопал обратно, — Ну нет, Прохор, слёзы тебе в печень, это ж говно!
Тот снова нырнул в стойло, деловито бурча на всю конюшню:
— Дык я ж потом смажу, как надоть, а ща и так сойдёт. А я вам говорил, ваше благо… неблаго… тьфу ты… А то всё ма-а-агия, ма-а-агия! Ну какая магия без смазки⁈ — он вышел, улыбаясь, и с победным видом стал отряхивать измазанные ладони, — У меня ж сестра… ну, помните, третьеюрдная, по жене-то… Она ж послушница почти главная… кхм… младшая при Мавшиной купели…