Когда-то я мастерски владел Тёмной Аурой, которая могла уничтожать подосланных ко мне убийц, даже когда я спал. Но она творила это не сама — всё делала тренированная часть моего разума, которая всегда бодрствовала и была начеку.
То же самое мне предстояло сделать со стихией огня, превратив её в грозное оружие, слушающееся малейшей моей мысли. Но начиналось мастерство всегда с таких вот мелочей.
— Поразительно, громада, как многого ты достиг, — глаза Виола заблестели в свете огонька, — А ведь я знаю многих магов, и большинство из них годами идут к такому.
Виол выглядел не лучше меня, хоть и не рубился с тварями.
Его лицо и лютня все были в пятнах крови. Измазанные пальцы уже толком не попадали по струнам, поэтому в последней пещере случайно так получилось, что песня Виола усилила моих противников, а не меня.
Но меня это только раззадорило, и теперь стены пещеры были покрыты ровным слоем искромсанной и покрошенной членистоногой братии. Осколки хитиновых панцирей вперемешку с кишками и пробитыми головами, приправленные вырванными глазками и поломанными лапами, до сих пор с чваканьем падали на пол где-то позади.
К сожалению, из этой однородной массы я так и не смог выбрать нужный мне ингредиент. Мне требовался чистый кусок, но здесь было два вида насекомых, и они вечно измазывали друг друга в своей крови.
— Громада, зачем такое рвение? — медленно выдохнув, спросил Виол, — Мы куда-то спешим? День же ещё только начался.
— Я готовлюсь…
— Готовишься?
— В Калёном Щите у главного кузнеца есть проход, — тихо сказал я, решив не скрывать секрет от барда, — Эти пещеры будут полны такой же мерзости и даже хуже.
— Проход куда?
— В Бросские Горы.
— Видит Маюн, горы — это как бы во-о-от такая огро-о-о-омная местность! — Виол развёл руки, — И войти в них ты можешь где хочешь… Там, там, или там.
— Нам не дадут спокойно войти. Во-первых, Храмовники Яриуса уже наверняка в предгорьях на подступах, они знают обо мне. Да и на месте Тёмных Жрецов я бы тоже наводнил округу своими подсылами, — говорил я, протирая найденной в шахте ветошью рукоять и лезвие Губителя, — Это во-вторых, а есть ещё и в-третьих, и в-четвёртых…
Можно было и не протирать топор, а заставить исчезнуть и вновь появиться с уже чистым лезвием. Но сам процесс чистки оружия был очень важен для воина, и я этим не пренебрегал.
Виол, безразлично наблюдая за моими движениями, сказал:
— Подсылам Тёмных легче будет в городе. В большой толпе удобнее всадить шило в спину или подослать ядовитую змею, а в поле или в горах пойди ещё подойди.
Я кивнул, слушая рассуждения Виола. Тут он был прав, тем более в город нам так и так надо было наведаться.
— Поэтому поджидать тебя будут либо в Камнеломе, либо… кхм… ну, в Калёном Щите им будет сложно. Там броссы сами кому угодно шею свернут, кто выглядит подозрительно, и за кого не поручится другой бросс.
— Поэтому Камнелом, да, — я кивнул, — Но мы всё равно пойдём туда.
— Я и не сомневался… А что там в-третьих?
— Броссы не будут сидеть сложа руки, почуяв, что рядом с их горами рыскают Храмовники. Так что на всех пеших горных тропах будет надёжная стража из таких же, как я, варваров, и меня они точно не пропустят.
— Дай-ка вспомню. Работорговцам ведь тебя притащили свои же броссы? — спросил Виол.
— По вашим же с Креоной словам, — я пожал плечами, — Так что навряд ли они снова будут рады видеть соплеменника-вероотступника.
— Тогда нам и в Калёный Щит соваться не стоит.
— Посмотрим, — я отмахнулся, — Сдаётся мне, бросское племя, живущее в Калёном Щите, всё же попроще, чем живущие глубоко в горах.
— Громада, ты сказал и «в-четвёртых»…
— До места, где находится Храм Хморока, трудно добраться. Если идти поверху, тебя скорее убьют даже не броссы или какое-нибудь зверьё, а сами горы. Шею сломаешь, короче.
Мы замолчали, слушая, как в темноте пещеры потихоньку нарастает шелест множества лапок. Приближалась ещё одна орава тварей, и для нас это была уже шестая волна.
Длинные, в обхват как бревно, ядовитые сколопендры и панцирные жуки-могильщики, на которых Виол бы мог улечься в полный рост. Сколопендры, несмотря на ядовитость, уничтожались довольно легко, а вот с жуками приходилось возиться и крошить их помельче — эти твари, если калечились, начинали поедать останки своих же собратьев и исцеляться.
Уж не знаю, как сдружились эти два вида, но к их гнёздам мы и пытались пробиться уже целый час.
Старый хозяин шахты дал нам карту, но она понадобилась лишь на десять минут, когда мы дошли до единственного угольного забоя. Твари давно уже нарыли здесь свою систему пещер, и теперь мы двигались по ней, планомерно вырубая и вытаптывая кишащую массу.
Не знаю, на что рассчитывал хозяин, когда запечатывал шахту. Рано или поздно твари бы выбрались наружу, и первой их добычей наверняка стал бы старик, а потом и вся деревня.
— Почему их так много? — спросил я.
— Ну, это же насекомые… Их разве может быть мало?
Я покачал головой:
— Природа, даже магическая, всегда подвластна логике. И если тварей становится больше, значит, у них должна быть еда.
— Может, они жрут друг друга?
— За ними такого не заметил… Чувствую, что-то тут не так.
— Громада, ты всегда это чувствуешь. И сдаётся мне, что-то не так становится именно там, куда мы приходим.
Оперевшись на Губитель, я поднялся.
— Хватит ныть, бард. За дело.
Виол даже вставать не стал, а просто поудобнее устроился, перехватив лютню и положив пальцы на струны.
— Я лучше лёжа повоюю. Видит Маюн, тяжкая наша доля бардовская, ноги уже не держат.
Визг и стрёкот тварей заполнил всю пещеру, и через несколько мгновений их тела заблестели в темноте впереди. Тут же воздух пронзила тягучая и тревожная нота, повисшая в тишине — твари буквально застыли, вслушиваясь в незнакомый и чарующий звук, извлечённый Виолом из лютни.
Я оттянул Губитель, замахиваясь, затем резанул воздух, чуть пригнувшись. «Клинок ветра», рассекая массу членистоногих, понёсся по пещере, старательно огибая щербатые каменные поверхности.
Этому я научился здесь же. Когда применяешь магию уже и в пятый, и в десятый раз, то начинаешь чувствовать её ещё лучше. Вот и с «клинком ветра» я почуял, что это не просто бесконтрольное воздушное лезвие, и что им можно хоть немного, но управлять.
Огнём я тоже пробовал уничтожать врагов, но в тесной пещере это оказалось не самой лучшей затеей. Нам попросту нечем потом было дышать — огонь выжигал весь кислород — да и можно было буквально отравиться гарью и дымом.
Но даже это было не самое худшее… Вонь палёной плоти и сгоревшего хитина, которую нам приходилось вдыхать, невозможно было терпеть. Поэтому мы с бардом, не сговариваясь, решили, что стихию огня я буду применять ограниченно.
И всё же, когда тварей становилось слишком много, я использовал «огненное яйцо», растягивая и уплотняя его так, чтобы размазывать насекомых по стенам пещеры. Конечно, они сминались и продавливались сквозь огненную пелену, опаляясь при этом, но не сгорая дотла.
Вот и в этот раз, когда пришлось добить волну «огненным» щитом, Виол зажал нос пальцами. Подхватив лютню, он вскочил и побежал дальше в пещеру даже быстрее меня…
Я склонился над шевелящейся ещё сколопендрой, чтобы аккуратно выломать ей ядовитое жвало. Наконец-то чистое, хорошо сохранилось, и яда очень много, так и сочится.
Яд этот не просто особенный, а одно из самых страшных орудий магической природы, известных мне. Во-первых, он лишал боли, а во-вторых, влиял на память жертвы — и поэтому, зная о его свойствах, я то и дело проверял свою спину.
Насекомое выделяло его не только из челюсти, но даже из лапок. Взбираясь на спину жертве, тварь отравляла её и буквально заставляла забыть о себе. То есть жертва с трудом возила на себе огромную сколопендру, но даже не знала о том, что из неё выедают плоть, и потихоньку помирала от потери крови.
Впечатлительный Виол, услышав это, теперь тоже то и дело оглядывался себе за спину и предпочитал вставать вплотную к стене. У него даже не возникло вопросов, почему такой ингредиент присутствует в «заклинании сокровенного забвения».
По ощущениям, мы спустились уже довольно глубоко, когда я опять почувствовал знакомые эманации. Из пещеры впереди сквозило страхом, он буквально бил нам в лицо, и это было очень похоже на то заклинание, которое мы уже уничтожили в шахте старого Эрика.
— Ты тоже это чувствуешь? — спросил Виол, держась чуть позади меня.
— Да, — я кивнул, — Только не понимаю, как они забрались так глубоко…
— Кто?
— Те, кто нанёс печать.
Всё же, аккуратно настроив внутренние ощущения, я вступил в последнюю пещеру. И застыл, так и открыв рот…
— Слёзы мне в печень! — вырвался у Виола свистящий шёпот.
Пещера оказалась довольно большой, и её стены в некоторых местах были покрыты какими-то светящимися наростами. Их нежное голубое сияние выхватывало из темноты тела кишащих по полу пещеры насекомых, не меньше сотни.
И в центре этой копошащейся массы передвигалось существо, которое наверняка могло съесть меня целиком. Точнее, оно не передвигалось, и измученно ковыляло, то и дело припадая к земле.
Это был громадный жук-могильщик, тело которого оплела сколопендра. Она тоже была больше своих сородичей, но уступала королю жуков в размерах.
Правда, это не мешало ей оплести его тело и медленно пожирать его затылок. То и дело длинная тварь впивалась бедняге то в одну часть головы, то в другую, загоняя новую порцию яда, и продолжала грызть крепкий хитин.
А жук в свою очередь пожирал своих же мелких собратьев, наступая на них. При этом было заметно, что его голова, погрызенная сколопендрой, пыталась восстановиться, но наездница особенно смаковала эти части, будто только-только восстановленная плоть была вкуснее.
— Самый странный союз, что я когда-либо видел, — прошептал Виол.