Справа от Ноя продолжало надрываться фортепиано, вокруг которого сгрудились мужчины и женщины с кружками в руках. Они горланили какую-то песню, пока пухлый старик в котелке нещадно стучал по клавишам. Со своего места Ной смог разглядеть только фрагмент лица пианиста, но этого хватило, чтобы вспыхнула искра узнавания. Пробираясь между столами, Ной одновременно нащупывал в кармане пистолет. Толстяком за клавишами оказался Хэл, мерзавец, который надругался над его сестрой и убил Ника. Мстить за смерть бывшего насильника и тюремщика Обри Ной не собирался, но того, как Хэл обращался с его сестрой, было вполне достаточно, чтобы устроить публичную казнь.
Каким-то чудом внутренний голос привлек внимание Ноя, напомнив, как далеко он ушел от Генриетты. Вероятность столкнуться в этих краях с человеком, которого он ненавидел, равнялась нулю. К тому же, еще будучи пленником, он краем уха слышал, что Хэла повесили за преступление против Судьи. Решительный шаг сбился, жажда мести поутихла, уступив место сомнениям. Пианист как две капли воды походил на Хэла, но как такое могло быть?
Еще одна мысль пришла ему в голову, настолько поразительная, что Ной застыл между двумя столами, стоящими слишком близко друг к другу. В этом городе хватало странностей, не говоря уже о самом факте его существования. Возможно, название намекало на нечто более зловещее, чем просто мрачное чувство юмора его основателей. Может быть, Ной провалился в щель между мирами и попал в один из кругов настоящего ада? Живший в нем скептик хотел было усмехнуться, но эта теория многое объясняла, особенно обилие людей и мертвеца, который не выглядел мертвым.
Может, эти люди вовсе не были выжившими.
Возможно, наоборот, все они — проклятые души, которых не пустили на Небеса, и постоянное опьянение открыло ему дорогу к тропам, недоступным обычным живым существам, неизведанным путям, по которым он неосознанно путешествовал уже некоторое время, местам, сходство которых с реальными было лишь внешним и разоблачалось с помощью измененного сознания. Это объясняло, почему небо без остановки меняло цвет.
В противном случае Ной получил еще одно доказательство того, что потерял рассудок.
Человек, сидящий за столом справа от него, отодвинул стул и попытался встать, но Ной преградил ему путь. Извинившись, он подошел ближе к фортепиано и встал так, чтобы лучше рассмотреть лицо толстяка. Сомнения испарились: тип не просто сильно напоминал Хэла, это был он.
Ной пошатнулся. Он попятился прочь от собравшейся вокруг фортепиано толпы, чтобы Хэл не увидел его и не узнал. Ной не хотел попадаться ему на глаза: прежде чем устраивать стрельбу, нужно было хорошенько взвесить все за и против, но, пятясь, он едва не столкнулся с официанткой, несущей поднос с напитками. Она бросила на него испепеляющий взгляд и сказала, чтобы он смотрел под ноги. Ной пробормотал извинения и направился к бару.
И там свободных мест не хватало, но он умудрился втиснуться между двумя мужчинами, одетыми как ковбои: кожаные гамаши, рабочие штаны, широкополые шляпы и жилеты поверх шерстяных рубах. Кожа у них была темной и грубой, а одежда — потрепанной, как будто они проскакали в ней много тяжких миль под нещадным солнцем пустыни.
Многие мужчины в «Рогатом Гремучнике» походили на этих двоих. Однако не все ориентировались в выборе одежды на конец девятнадцатого века. Нет-нет да встречались люди в современной одежде: крупный бородатый тип в футболке с логотипом «Харли Дэвидсон» и симпатичная блондинка с принтом «Байл Лордс». Ной задержал взгляд на девушке — та, почувствовав его, прямо посмотрела в ответ, усмехнулась и вернулась к беседе с женщиной в длинном черном платье и вуалью на лице.
Ной отвернулся от переполненного зала и хотел было позвать бармена, но чуть не закричал, когда увидел за стойкой Шейна, смотрящего прямо на него. Он был в белой рубашке, с рукавами, закатанными до локтей. Его предплечья покрывали татуировки, которых раньше точно не было. Ворот рубашки туго стягивал галстук-боло.
Их взгляды встретились, и Шейн усмехнулся. Вытирая руки маленьким белым полотенцем, он спросил:
— Чего желаешь, незнакомец?
Ной уставился на него, не в силах вымолвить и слова. Мозг будто бы полностью отключился. Затем, сипло выдохнув, Ной выдавил:
— Ты разве меня не помнишь?
Шейн нахмурился.
— Нет. Но здесь я постоянно встречаюсь с кучей людей, всех и не упомнишь. Так что прости, дружище. Такая работа.
— Ты жил в Генриетте, в особняке Судьи. Сейчас ее место заняла моя сестра, Обри. Ты должен ее помнить.
Шейн перегнулся через стойку и понизил голос до шепота. Ной едва разобрал слова.
— То было несколько лет назад. Теперь я другой человек. — Снова ухмыльнувшись, он встал прямо, но в его взгляде засквозил неприветливый холодок. — И на этом мы закроем тему, дружище. Так что будешь?
— Несколько лет назад? Не может быть. Прошло всего несколько недель, максимум месяцев.
— Боюсь, ты ошибаешься. — Лицо Шейна помрачнело. — За стойкой места только для платежеспособных клиентов, сэр. Если вы ничего не заказываете, я попрошу вас уйти. Возможно, даже покинуть город.
Мудрое предложение. Ной решил, что стоит принять его к сведению, но случайный импульс заставил его сказать:
— У меня нет денег. Давно уже не приходилось за что-либо платить. Если б я знал, что понадобятся деньги, насобирал бы по дороге.
Шейн поставил на стойку перед Ноем стакан и щедро плеснул в него текилы. При этом он презрительно ухмыльнулся. Ной посмотрел на него и увидел, что черты его лица изменились: лоб будто набух изнутри, а по бокам на пару секунд появились бугорки, похожие на острые кончики рогов, но они тут же исчезли. Ной вновь решил, что мозг играет с ним злые штуки. Рядом со стаканом Шейн поставил бутылку. Жидкости в ней оставалось примерно на треть. Вернувшись к нормальному облику, он сказал:
— За мой счет. По старой дружбе.
Прежде чем Ной успел что-либо сказать, Шейн ушел на другую сторону бара, чтобы принять заказы.
Ной настороженно смерил взглядом стакан текилы. Чутье подсказывало, что доверять бесплатным напиткам в таком месте не стоит, особенно если их предлагает кто-то вроде Шейна. Но алкоголь взывал к нему, уверял, что эта доза необходима, чтобы вернуть ясность рассудка.
Он никогда не умел сопротивляться этой тяге. Подняв стакан, Ной сделал большой глоток, вздрогнул, крепче сжал стакан и одним махом опрокинул остатки. Вновь налил текилы из оставленной Шейном бутылки и осушил стакан еще быстрее. Повторив процедуру пару раз, он почувствовал, что достиг оптимального уровня опьянения.
И, как всегда, не смог остановиться.
Бутылка почти опустела, когда ковбой слева наклонился и прошептал ему на ухо:
— Слышал, ты сказал бармену, что на мели. Хочет заработать пару баксов?
Ной настороженно посмотрел на мужчину.
— Что нужно делать?
— Отсосать мне в переулке.
Ной схватил бутылку текилы, оттолкнулся от стойки и ушел, не удостоив предложение ответом. Стараясь не поднимать головы и пробираясь между столами, он спешил покинуть салун, пока не влип в неприятности, но, не удержавшись, бросил взгляд в сторону фортепиано, где Хэл продолжал стучать по клавишам в дьявольском ритме буги-вуги. На этот раз толстяк посмотрел в его сторону. Их взгляды встретились, и Хэл ухмыльнулся, сжимая гнилыми зубами окурок дымящейся сигары. Ной снова на мгновение представил, как Обри сидит у этого типа между ног, а его толстые пальцы копошатся под задранным подолом ее платья.
Хэл подмигнул ему и отвернулся, заколотив по клавишам сильнее, чем прежде. Собравшиеся вокруг него гуляки заголосили еще громче. Подмигивание привело Ноя в раздражение. Похоже, Хэл узнал его. Мало того, присутствие Ноя совершенно не беспокоило толстяка.
Ной вылетел через двери салуна на крыльцо и какое-то время стоял там, кипя от ярости, делая глотки прямо из бутылки и прокручивая в голове взгляд, который бросил на него Хэл. Опустошив бутылку, он швырнул ее на улицу и принялся расхаживать взад-вперед по деревянному крыльцу. Текила кончилась, и здравый смысл исчез вместе с ней. Голова болталась так, что казалось, будто она едва удерживается на шее.
Ной вернулся в салун, ударив по дверям с такой силой, что от грохота несколько человек повернули головы в его сторону. Некоторые зеваки привлекли внимание собеседников, подтолкнув их локтями в бок, так что вскоре на Ноя смотрели почти все. Разговоры стихли. Даже Хэл прекратил стучать по клавишам, заметив, что пьянчуги вокруг перестали петь. Некоторые руки потянулись к револьверам. Игнорируя все признаки опасности, Ной двинулся вперед через лабиринт столов.
Протиснувшись сквозь толпу у фортепиано, он навел палец на сидящего на табурете типа.
— Этот жирный ублюдок, — сказал он настолько громко, чтобы его услышал каждый в салуне, — не знаю, как он представился, но его зовут Хэл. И некоторое время назад он грязно приставал к моей сестре, так что сегодня хочу расквитаться с ним.
Взгляд Ноя блуждал, то и дело фокусируясь на глазах зевак. Он уверился, что все его внимательно слушают и не воспринимают его слова как пьяный бред бродяги.
Он свирепо посмотрел на Хэла. Насмешливое выражение поросячьего лица сменилось тревожным.
— Вызываю тебя на дуэль. Выходи на улицу, разберемся как мужчины. Если ты, конечно, не чертов трус.
Прежде чем Хэл успел открыть рот, Ной, громко топая, удалился. Выходя из салуна, он прихватил с подноса официантки бутылку виски: девушка была настолько удивлена его поведением, что даже слова ни сказала. Запрокинув голову и хлеща виски из бутылки, Ной с грохотом выскочил наружу. Встав посреди улицы, освещенной лунным светом, он принялся ждать.
Где-то вдалеке завыла стая койотов.
46.
Прошло несколько минут, но из салуна так никто и не появился. Все это время внутри стояла тишина, изредка нарушаемая еле слышными перешептываниями. Наконец створки дверей раскрылись и люди потянулись на улицу. Посетители расходились влево и вправо, образуя что-то вроде трибун. Некоторые из них пересекли улицу и заняли место там.