Это абсолютное сумасшествие, я сижу словно ошпаренная, пытаясь собрать свои эмоции в кучу. Как можно было… он просто смотрит на меня и говорит тренеру, что влюблен, поэтому не может сконцентрироваться на тренировках, что я должна чувствовать? У меня шок. А еще вина, потому что из-за меня парень не может нормально тренироваться. Сумасшедший дом какой-то…
Вижу пару взглядов других парней из команды, они, кажется, тоже все поняли. Ну, тут не нужно быть магами и волшебниками, чтобы догадаться, Ковалев слишком красноречиво бросил взгляд на меня во время своей пламенной речи. Даже Виктор Павлович догадался, я уверена, просто ему хватило воспитания не смотреть в мою сторону, чтобы не смущать еще больше.
Господи… ну что за человек этот Ковалев?! Пытаешься отгородиться как-то, а он словно чувствует это и заполняет все мое пространство собой еще сильнее, как вирус какой-то, от которого не придумали лекарств. Потому что я правда не знаю, как подействовать на него, он прет как танк, ему на мои слова до одного места.
Вздыхаю и ухожу с трибун, не хочу больше портить ему тренировку, пусть занимается. Антон хороший игрок, у него большое будущее, отвлекающим фактором быть не готова.
Захожу к Аленке, она ставит мне уколы, так как еще в подростковом возрасте на гимнастике у меня была травма позвоночника и приходится до сих пор прокалывать лекарства курсом, чтобы не давала о себе знать. Спорт – сложная штука. Жаль, что пришлось завязать с профессиональным и податься к тренерам, но жизнь распорядилась именно так.
– Ален? – заглядываю в кабинет. Она последние пару дней очень грустная, мне даже жалко ее. Сидит за столом и что-то пишет в тетради, а глаза заплаканные.
– Ты на укол? – спрашивает, отрываясь от своего занятия. Киваю.
– Что-то случилось? Может, тебе помочь чем-то?
– Да… – хмурится, а я закрываю кабинет на ключ, чтобы всякие Ковалевы снова не залетели сюда во время укола, – папа с мамой планируют переезжать в другой город через две недели. Я, наверное, с ними. Одной остаться тут разрешают, но мне страшно, да и не смогу я одна жить, наверное. К тому же уже и университет выбрала в том городе, поступать буду.
– Разве это причина для грусти? Переезд – это здорово, к лучшему! – пытаюсь подбодрить, сама вспоминая, как переезжала в этот город, пытаясь сбежать от Ярослава.
– Мне очень сильно нравится наш Сережа, – вздыхает, рассказывая правду, – и мне совсем не хочется уезжать, если честно.
Алене восемнадцать лет, она после колледжа сразу сюда медсестрой работать пришла. Наивный ребенок еще совсем…
– Он вроде и сам от тебя без ума. – За неделю я это уже успела понять. Парни его постоянно подкалывают.
– Говорят так, только вот сам он никаких шагов не делает, и я навязываться не буду. Если бы он… не важно, в общем. Все равно уезжаю, они вернутся со сборов, меня уже здесь не будет.
Аленка вздыхает совсем грустно, ставит мне болючий укол, и я, поблагодарив, выхожу из кабинета. Это на самом деле так грустно. Когда твоя любовь тут, только руку протяни, но сам он шагов не делает, и ты скоро уедешь отсюда.
А Антон… Антон делает огромные шаги. И уезжать я никуда не собираюсь, но обстоятельства складываются так, что вместе нам никак не быть.
Почему жизнь такая жестокая штука?
То, что она никого не жалеет, я еще в четырнадцать поняла, когда прямо с соревнований на «Скорой» уехала и потом полгода в корсете ходила. Спасибо, что вообще ходила… И потом меня жизнь не жалела ни разу, а сейчас подсовывает мне такого мальчишку, что сердце мое можно было бы медом утопить! Но я не посмею своими проблемами ломать ему жизнь! И мне все силы приходится тратить на то, чтобы отстраняться от него, а он так напорист… Это срывает мне крышу. Я не знаю, как правильно поступить и что с этим всем делать, мне тяжело, и от тяжести этой порой дышать трудно.
На улице снова ливень. Я стою в кабинете и смотрю в окно, вспоминая, как пару дней назад Антон руководил рабочими, распоряжаясь установкой разбитых стекол. Мальчишка… Он совсем не похож на мальчишку на самом деле. И мне все тяжелее себя убеждать в том, что он ребенок. Антон мужчина, просто у него проскакивают замашки импульсивного подростка, но это, наверное, у всех нормальных людей так, да? Не всем приходится рано взрослеть, и те, кому все-таки не приходится, счастливые люди.
Собираю свои вещи и иду в холл, отчеты написала утром, план тренировок тоже составила, а групп у меня сегодня нет никаких. Оборачиваюсь по сторонам, чтобы не встретить Антона, потому что за окном ливень и он наверняка захочет снова отвезти меня домой, и я уверена, сегодня спрашивать он снова не будет.
Поцелуй еще этот вчера… Дура! Безвольная дура! Как могла позволить?! Не отвечала, но и не отталкивала. Ненормальная, сама же решила, что не по пути нам… Все так сложно, у меня голова кругом.
Достаю телефон и открываю приложение такси. Деньги бы экономить, конечно, нужно, но идти по ливню, заболеть, а потом потратить в три раза больше на лекарства тоже не вариант. Отец ушел из семьи полгода назад и оставил на маме огромный кредит, я не могу ее бросить одну справляться с этим. Поэтому и машину продала, чтобы хоть какую-то часть закрыть. Мы справимся. Немножко только потерпеть нужно, и все обязательно будет в порядке.
Кружочек на экране прогружаться не спешит, интернет работает дерьмово из-за погоды, и я закрываю приложение, собираясь вызвать по номеру телефона, как сзади сильная рука меня подхватывает за талию и настойчиво ведет к выходу.
Антон. Ну конечно.
– Ковалев…
Пытаюсь возмущаться, но все бессмысленно. Он не отпустит сейчас, раз попалась, можно даже не пробовать бежать, догонит все равно. Мне льстит его внимание, приятно, что он пытается мне помочь, но… Но черт! Это все ведет куда-то не туда! Я не умею сопротивляться так долго!
– Не ворчи, Кроха. Сказал – буду возить, значит, буду.
И я вздыхаю, сдаваясь, потому что спорить с этой скалой смысла нет. Он снова хватает меня за руку, и мы выбегаем на улицу, морщась от сильного дождя. Когда там обратно солнце?! Эй, погода, ты мне совсем не помогаешь!
Антон практически запихивает меня в машину, так быстро, что я даже промокнуть не успеваю, и только потом садится сам, закидывая сумку на заднее сиденье.
– Хорошая погода, правда? – говорит с улыбкой, и я закусываю щеку изнутри, чтобы на эту улыбочку не ответить улыбкой, хотя губы предательски тянутся.
– Ужасная…
– Вот и я говорю, что отличная, – продолжает, не слушая меня. – Пусть еще недельку такая будет, меня все устраивает.
Ну конечно, устраивает его. Знает, что без дождя я в машину к нему не сяду, а так у меня просто нет возможности сбежать. Засранец… В такие моменты ну точно мальчишка маленький! Делает, что ему вздумается, считая, что все в этом мире так просто.
Закрываю глаза, прислушиваясь к ощущениям. Мне… мне хорошо очень сейчас. Спокойно, тихо и тепло. И это очень пугает. В машине Ярослава я никогда не чувствую спокойствия, а сейчас такое умиротворение, что хочется клубочком на сиденье свернуться и спать под шум дождя, слушая, как Антон негромко подпевает песням по радио. Третий раз меня везет, третий раз мурлычет песни под нос себе, интересно, а в душе поет?!
Стоп! Крохалева! Одергиваю себя от глупых мыслей, мне неинтересно, не должно быть! Что вообще за мысли такие, боже, докатилась…
Пока жру себя, пытаясь мысленно пристыдить, мы доезжаем до моего подъезда. Антон снова молчал всю дорогу, даже не пытался завести разговор, просто… Напевал песни негромко и покорно вез меня домой. Это очень мило, на самом деле. Потому что это показывает его заботу обо мне. А обо мне нельзя заботиться, я такими чувствами не балованная, сразу как мороженое в горячих руках таять начинаю и не могу собраться, чтобы вернуться в нормальное агрегатное состояние.
Боже… Доведет меня Ковалев.
– Спасибо, Антон, что подвез, – впервые, кажется, убираю из речи в его сторону формальное «вы». Само с губ срывается. Не спешу говорить, что больше такого не нужно, потому что он все равно будет возить меня и дальше, а я только расстрою его лишний раз, чего мне почему-то делать совсем не хочется. Он так заботлив ко мне… А я дура безвольная.
– Обращайся, Кроха, всегда рад, – улыбается Антон, и что-то такое хитрое в этой улыбке замечается, что я подозрительно щурюсь. Дергаю ручку двери, и конечно, она не поддается. Вот же…
– Открывай.
– Не-а, – говорит самодовольно, продолжая улыбаться. Нет-нет… к горлу подскакивает какая-то непонятная паника. Что он собирается делать? Трахнет меня на заднем сиденье и отпустит с миром?
– Ковалев, – шиплю, пытаясь выглядеть угрожающе, но, судя по лицу Антона, выходит так себе, – я буду кричать!
– Могу устроить, – снова посмеивается, а я чувствую, как краснею, боже! Как девчонка! От одной фразы с намеком на пошлость! Ох, боже, мне не выиграть эту войну…
– Антон, откройте дверь, – говорю серьезнее, но даже такой тон на него не действует.
– Один кро-о-ошечный поцелуй, и открою.
– Это наглость!
– Я наглый.
О да… он наглый. А еще до ужаса самоуверенный. Пользуется тем, что вчера его не оттолкнула, пользуется вообще всем. Видит, что я таю, играет мной, как куклой, пока я думаю, что ведущая в этой игре. Сопротивляться собралась от поездок в машине, а сама радуюсь, сидя рядом, разве что лужицей по сиденью не растекаясь.
А он видит все это. И за остальные ниточки дергает, мной управляя. Но… мне не противно это. Я не знаю. Когда Ярослав все решал за меня, мне хотелось выть от несправедливости, я и сбежала от него потому, что его интересовали только его желания, а на мои плевать было.
А Антон… не знаю. Он даже когда нагло делает то, что хочет, все равно умудряется у меня спрашивать, хочу ли этого я. Потому что я ведь ни разу не сопротивлялась по-настоящему всем его ухаживаниям или каким-то шагам в мою сторону. Я ни разу не протестовала по поводу поездки на машине. И даже шутки его наглые не прервала ни разу. Позор тебе, Крохалева…