Мне слышно и видно все, в доме тишина, а крыльцо находится прямо подо мной, удобно.
– Здравствуйте, Светлана Анатольевна, – улыбается бывший. Смотрю на Матвея, надеюсь, что он не грустит от такой отстраненности отца, но малыш уже переключил свое внимание на кузнечиков и не стал зацикливаться и расстраиваться. Правильно, не стоит он того… Матвею я, конечно, никогда не скажу этого.
– Здравствуй, Ярослав, – мама говорит с улыбкой, но холодно. Хоть она и твердит мне постоянно, что Ярослава нужно вернуть, при нем никогда не покажет, что она не на моей стороне. – Ты за Матвеем?
Да, когда-то он забирал его на выходные, но уже год как этого не делает, просто приезжает в гости.
– Нет, я думал с Олей поговорить. Она в доме?
Мам, пожалуйста…
– Не приехала она на эти выходные, работы много у нее, так что, – вижу, как мама разводит руками и улыбается, – ничем помочь не могу. Случилось чего? Зачем тебе Оля так срочно?
– Да… – Ярослав мнется, не знает, что сказать. Мама не в курсе того, что происходило между нами чуть больше года назад, я не стала ее травмировать и рассказывать все, – просто поболтать хотел.
– Поболтать за город сорвался?
– Соскучился, – отвечает, а мне противно от него. Соскучился он. Козел.
Ярослав прощается с мамой, подходит к Матвею, и я с трудом улавливаю, о чем они говорят, потому что сын сидит в песочнице, а это не слишком уж близко. Он спрашивает, где мама, а у меня сердце в пляс пускается. Ребенок не соврет, не сможет, не умеет! Да и не знает, что нужно прикрыть задницу своей трусихе маме.
Они о чем-то говорят, но я не слышу, а потом Ярослав поднимает взгляд, и я клянусь, что смотрит мне прямо в глаза. Становится то ли смешно, что прячусь, то ли страшно, что он меня обнаружил. Не понимаю. Но мне точно неприятно, и видеться с ним абсолютно не хочется.
Но он уходит. То ли все-таки не рассмотрел меня, то ли решил не допекать, но уходит, вручив перед этим Матвею какую-то конфету. Забыл, что ему нельзя шоколад?..
– По-моему, – начинает мама, когда я выхожу на улицу через пять минут, – он собирается тебя вернуть.
– Пусть вернет себе адекватность, он не видел сына две недели и даже не остался с ним поболтать хотя бы полчаса. – Я злюсь на него. Он бросил нас, сломав ребенку все представления о хорошем отце, а теперь общается все хуже, забирая надежду на то, что он ему все-таки нужен. Я всегда говорила, что Ярослав хороший отец, но сегодня… Не знаю. Мне просто обидно за моего малыша.
– Оль, не придирайся, он же мужчина.
– И что, мам? Не родитель? Я не залетела случайно, он хотел этого ребенка, и родился он в браке. Где ответственность?
– Какая ответственность? Сколько ему было-то? Двадцать три? – фыркает мама. Злится на меня. А я думаю, что и в двадцать три, и в двадцать два можно быть ответственным и отвечать за свои поступки. Ухаживать, цветы дарить, исправлять косяки свои… Я не могу не думать об Антоне, он точно живет в моей голове.
– Ма…
– Забудь ты о прошлом, он был молодой и глупый, а чего ждать от молодого парня? Сейчас он одумался, взрослый, красивый, посмотри! Будешь нос воротить, так на всю жизнь одна и останешься.
– Не останусь. У меня Матвей есть. И тему мы закрыли, мама.
Глава 17Антон
Завтра сборы. Оли нет. Телефон выключен, сообщения не доставлены, как достучаться до нее – без понятия. Стою под ее подъездом уже третий час, но Оли на улице нет, в окнах нигде знакомая макушка не мелькает. Не разрешаю себе пойти стучать в каждую дверь, чтобы не скатываться до маньяка. Потому что я уже…
Выезжать утром. Встреча на вокзале рано, и я еду домой, чтобы хоть немного поспать.
Настроение паршиво-дерьмовое, не видеться с Крохой после всего, что между нами произошло, – ад. Я переживаю, что что-то случилось помимо моих тараканов о том, что я ей на хер не нужен, и только мысли, что она отпросилась заранее, помогают не нервничать. Я не знаю, где она, что с ней, все ли в порядке. И это не тупое желание контролировать, это банальное переживание о человеке, который мне дорог.
Еду домой, пытаюсь отбросить тупые мысли, заказываю доставку по пути, потому что жрать хочется, и хмурюсь, когда вижу, что мне почти в полночь звонит Даша. Что ей нужно? Решили же все.
– Антош, – говорит она не привычным приторным голосом, а запыхавшимся, испуганным, – ты сильно занят?
– Что случилось, Даш?
– Ничего особенного, я гуляла с подружкой, теперь иду домой, а за мной какой-то мужик. Мне пройти осталось три дома до своего, просто поговори со мной, пожалуйста, очень страшно, с тобой спокойнее.
У нее голос дрожит, слышу, как каблуки стучат быстро по асфальту, и сердце падает. Переживал, чтобы с Крохой все было в порядке, а тут рыжая влипла.
– Горе ты, Даша. Куда ехать?
– Никуда не надо, мне два дома осталось, я у семнадцатого уже! – говорит она громче, понимаю, чтобы тот козел слышал, что она о своем местонахождении рассказала кому-то. Умничка, Даша, мозги работают.
– Давно идет за тобой? – психую, что помочь ничем не могу.
– Как во дворы свернула, не видела его до этого, а тут сразу из-за угла появился. Страшно, но он замедлился, когда я тебе позвонила, и еще тут фонари хорошо горят, я почти прибежала.
– Даш, ну как так… Такси не ходит? Я есть, в конце концов!
Болтаем еще пару минут, доезжаю до дома ровно тогда, когда Даша уже в полной безопасности укрывается одеялом в своей комнате. Заканчиваю разговор, а страхи еще сильнее разгоняются. Таких отморозков же пруд пруди, им только повод дай за красивой девчонкой плестись. А Оля у меня красивая. Самая, вообще-то. Еще больше переживаю. Еще и телефон отключен, ну черт…
Почти не сплю, гоняю мысли, собираю сумку, два раза хожу в душ, чтобы прийти в себя. Утром сборы, а мы так и не встретились, и будет счастье, если мы не встретились и не поговорили только потому, что у Оли были какие-то дела.
В четыре утра звонит телефон, беру трубку быстро. Тренер.
– Сборы отменяются, на базе, где нас должны были принять, случился пожар, они закрылись на ремонт и проверку всей проводки. Так что завтра тренировка по расписанию, о дальнейших действиях расскажу тоже завтра. Отбой.
То, что база сгорела, – дерьмово. То, что сборов не будет, – грустно. Но то, что с Крохой на три недели расставаться не придется, – счастье.
Дух поднимается, сразу планы какие-то, мысли… Засыпаю, когда наконец-то сам от себя отваливаю, вырубаюсь за секунду, уставший и вымотанный то ли мыслями дурацкими, то ли хер знает чем.
Утром пишу Дашке, спросить, все ли в порядке у нее, и замечаю, что все мои сообщения Крохе доставлены и даже прочитаны. Включила телефон?
Звоню, но трубку брать она не собирается, игнорит, как будто мы чужие друг другу люди. Сообщения прочитала, но не отвечает – всё? Опять меня швырнуть решила? Туда-сюда, как котенка лишайного, то хочу, то не надо мне такое счастье, то верните, то заберите все-таки.
Раздражает уже, почему нельзя нормально один раз мне сказать, чтобы я отвалил, если ей со мной ничего не хочется?! Или не выпендривалась бы уже и любила меня тоже, я что, так много прошу?
Еду в спорткомплекс на час раньше тренировки. Палыч говорил, Оля на три дня отпросилась, выходит, сегодня уже работать должна. Отлично. Нам как раз есть о чем поговорить.
Подъезжая к зданию, замечаю, как она заходит внутрь, и быстро иду следом, нагоняя и почти заталкивая ее в кабинет. Меня раздражает это поведение, когда то игнор, то взаимность до мурашек. Не устраивает меня такое, либо да, либо нет.
– Что ты… – пытается возмущаться, но я за руку беру, в кабинет затаскиваю и дверь закрываю за собой, чтобы лишние уши не схватить. Оля разворачивается, смотрит на меня странно и двигается вперед, пытаясь ухватиться за ручку двери. Наивная.
Стою и не даю выйти, перегородив путь. На хер, не пущу, я тоже не игрушка, чтобы меня то выбрасывали, то подбирали обратно.
– Нет, Оль, я вообще отказываюсь понимать, какого черта ты опять от меня бегаешь! – Она отворачивается, но я не пускаю. Хватаю за плечи, разворачиваю и спиной к стене припечатываю, успевая под голову подложить ладонь, чтобы не треснулась. – Объясняй! Пока нормально не расскажешь, я отсюда не уйду.
– Антош… – шепчет, а потом осекается, а у меня уже вся кровь к ширинке прилила. Антош… На этом самом диване она меня так называла хриплым шепотом, когда волосы мои на затылке тянула и губы кусала, чтобы не стонать. Что, забыла все? В глаза смотрю, вижу – помнит. И тоже об этом сейчас думает. – Антон, я говорила тебе сто раз…
– Нет, Оль, не катит. Чушь свою про разницу в возрасте себе оставь. Тебе не семьдесят, мне не четырнадцать, четыре года – это херня. Тем более внешне скорее ты ребенком кажешься рядом со мной, а не наоборот. Правду говори. Не нравлюсь – скажи. Мужик есть? Скажи.
– Господи, Ковалев, какой мужик? Я бы не стала с тобой спать, если бы у меня был мужчина! – злится. Кайфую, что не холодная снова. Пусть хоть лупит меня, кричит, что угодно, только не стену опять свою ледяную возводит.
– Что тогда? Говори, Оль, я не отстану! Тебе хорошо со мной, я же вижу, мать твою, но вечно бегаешь хер знает зачем!
Я злюсь, как цепной пес, но не могу эти эмоции контролировать больше, оно сильнее меня. Я в Олю с первого взгляда втрескался, бегаю за ней как дурак, а она надежду то дает, то обратно забирает. И это раздражает. Говорит еще, что я ребенок, а сама со своими чувствами разобраться не может. Вижу же, что тянет ее ко мне, но никак полностью отдаться не может, каждый раз, когда навстречу шагает, потом в два раза больше шагов от меня делает.
– Да ребенок у меня есть, понятно? – кричит и по груди меня бьет, все еще к стене придавленная, а у меня сердце в пятки падает. Что она говорит?
– Ребенок? – спрашиваю ошарашенно.
– Да, Ковалев. У меня есть сын, Матвей, пять лет ему.
– Охренеть… – шепчу, забывая, как дышать. Я не против детей, просто как-то неожиданно. Очень.