– Так их не колют, глупый. Их курят.
В ментальном поле, лениво кружась и иногда сталкиваясь друг с другом, плыли огромные сгустки информации, которую нельзя было ни перевести в слова или ощущения, ни обдумать. Ускользающие от понимания, они лишь изредка вспыхивали проблесками узнавания, такими быстрыми и смутными, что вникать в них было все равно что пытаться вспомнить давно забытое сновидение, к тому же чужое. Это и были чужие сны – корабли включили энергосберегающий режим, закрыли щитами иллюминаторы и свели к минимуму реакцию на внешние раздражители, чтобы персонал платформы и собственные симбиотические партнеры их не разбудили. Айа устала ждать, пока сонные соединительные змейки сами найдут свои места, и подключала их вручную. Она торопилась, и левый подключичный свищ уже ныл.
Наконец все оказалось на своих местах, и взаимное кормление началось. Айа вдруг подумала, что сейчас, подсоединенная к выкачивающему из нее энергию кораблю, обвитая трубками, она похожа на его внутренний орган, на какую-нибудь печенку, например. Или на сердце, чувствовать себя такой важной внутренностью было немного приятнее. Но она никогда не станет отдельным, полноценным существом.
«Нет, я отдельная, – Айа пошевелила ногой. – Отдельная…»
– Нет, ты придаток. – Она готова была поклясться чем угодно, что настырный незнакомец ухмыляется. – Сырьевой.
– Ну почему мне весь день лезет в голову всякая дрянь?
– Какая невежливая сволочь. Как тебе в мирогенераторе? Что увидела?
– Не скажу.
– А-а, наверное, какое-то непотребство. Так бывает.
– А ты откуда знаешь?
– Тоже был там разок.
– Ха, вот ты себя и выдал. Ты пациент.
– Надоело прикидываться галлюцинацией. К тому же ты мне уже давно не веришь.
– Я никому не верю, кретин. И что ты там видел?
– Выбирай выражения. Разрешаю называть себя только сволочью.
– Сволочь! Сволочь-сволочь!
– Молодец.
– Так что ты видел?
– А ты расскажешь про свою вселенную?
– Сначала ты, потом я.
– Зуб даю, ты врешь. И ничего не расскажешь.
– Расскажу. Кораблем клянусь.
– Ну ладно, в моем мире люди…
– Тоже люди?!
– Во Вселенной часто водятся люди. Это им свойственно.
– А ты сам – кто?
– Иди к черту. Я принял твои условия и начал рассказывать, а ты перебиваешь…
– Ладно, ладно. Больше не буду.
– В моем мире…
– Подумаешь, нервный какой.
– Мать твою!
– У меня нет… прости. Больше не буду. Честное слово. Мне правда интересно. Эй? Ну не будь такой злопамятной сволочью, а?
– Последний раз. А если опять вякнешь, я с тобой вообще больше никогда не заговорю.
Айе очень хотелось ответить «Ну и отлично», но она сдерживалась, зажмурившись от напряжения.
– В моем мире люди, которые жили очень-очень недолго, гораздо меньше, чем обычные люди здесь, строили огромную машину, которая должна была дополнительно укоротить их жизни. Это была ее единственная функция. И по их расчетам выходило, что все правильно, так и нужно, и с машиной все станут счастливы и довольны, это чуть ли не цель каждой уважающей себя цивилизации – построить такую машину. Я несколько сеансов пытался им доказать, что это не так, но… но по их расчетам выходило, что так, и в той вселенной их аргументы были неопровержимы. До сих пор помню их возражения, и… и я уже сам сомневаюсь – а может, машина все-таки нужна?
– Конечно, нужна, а то этих людей уже девать некуда! Уже можно говорить?
– Да уж говори.
– И что ты понял после всего этого? Ты узнал свой тип дисгармонии? Ты…
– Одну вещь я точно понял.
– Ну?
– Я знаю, что это за машина. Это…
– А ты еще кто? – удивленно загудел проснувшийся корабль Айи.
– Черт…
– Ты кто такой? Айа? Кто это?
– Ты тоже его заметил?
– Не заметишь тут! Эй! Вернись! Кто ты? Вернись немедленно!
Селес изучал карточку некой Крештабелы Юми Каэты. Видимо, чтобы соответствовать звучному имени, дама изменила цвет радужной оболочки на ярко-розовый, украсила рутениевыми серьгами губы, нос, веки, уши, соски, печень и шейку матки, а также пришила себе полностью функциональный хвост. Согласно многочисленным дополнениям и примечаниям, пациентка демонстрировала сексуальную активность, превосходящую безопасные для здоровья пределы, и имела слабость к использованию в целях полового удовлетворения непредназначенных для этого предметов, растений и даже животных. Также интересная дама страдала вкусовыми расстройствами, истериками и проявляла склонность к самонаказанию и замещению моральных страданий физическими. Селес невольно проникся к Крештабеле Юми Каэте уважением: даже тип основной дисгармонии у нее был не такой, как у остальных пациентов центра. Она страдала хаотической дисгармонией неразграниченности, что бы это ни значило, и на Кальдеронии находилась в рамках уже третьего экспериментального курса гармонизации – первые два, в обычных центрах, облегчения не принесли.
Внешне оригинальная пациентка и впрямь была чем-то похожа на Алису, но, еще раз внимательно изучив ее портрет, Селес с облегчением убедился, что это не она. Да и рост не соответствовал – Крештабела Юми Каэта была настоящей гигантессой, что вселяло дополнительный трепет. Он пожелал и этой даме скорейшего выздоровления и принялся листать карточки дальше.
– Селес! Селес!
– Что за гвалт?
– Тебя вечно не дозовешься!
– Я же ответил.
– А с первого раза не отвечаешь никогда!
– Но теперь ответил!
– Ты игнорируешь не только меня, но и посторонних. Это грубо!
– Я был занят!
– ТИХО!!!
– Вот именно!
– Селес, тут есть третья симбиотическая пара.
– Да ладно?
– Я засек их еще на подлете, но за всеми этими… событиями… я про них забыл. А Айа, оказывается, давно с кем-то из них беседует. Я так и не понял, с кем именно.
– Айа, а ты почему молчала?
– Я говорила!
– Она не молчала, это ты всех игнорируешь.
– Я говорила, что у меня голоса в голове!
Селес тяжело вздохнул и посмотрел на очередную пациентку, как будто надеясь, что она его поймет. Пухлая самка средних лет глядела на него строго и недоверчиво.
– Айа, кто это был и где он находится?
– Понятия не имею, мы в поле говорили. Он вообще галлюцинацией притворялся.
– Ладно. Надо подождать, вдруг вернется.
– Не думаю. Он знает, что его заметили. Он же скрывался ото всех, кроме Айи.
– Зачем? Бред какой-то.
– А по-моему, весело…
Тиинонашт Дархостира заполняла документы и слушала концерт для нхадна с оркестром в сумеречной тональности, когда в ее кабинет, проигнорировав сиявшую на двери рекомендацию не входить без крайней необходимости, влетел Селес.
– Вы довольны? – продолжая водить пальцами по инфопластику, приветствовала его шиари. – Садитесь, пожалуйста.
– Я… вы… – Селес отдышался. – Доволен… Почему вы не сказали, что здесь есть еще одна симбиотическая пара?
– Я не знала, что вы нуждаетесь в этой информации.
– Мне очень нужно их увидеть. Пожалуйста.
– Они в другом секторе. Примите извинения, но я не могу вас проводить.
– Скажите, как дойти… Карту дайте!
– Не надо волноваться. – Тиинонашт выключила музыку. – Я не могу отпустить вас одного. Это нежелательно. Персоналу также нежелательно покидать свой сектор.
Селес беспокойно заерзал на месте.
– Мне очень нужно их увидеть! Представляете, как редко мы встречаемся?
– Да, – кивнула шиари. – Ограниченная популяция. Вы считаетесь крайне редким видом.
– Я не об этом. Вы представляете, как редко мы встречаемся друг с другом?..
– Подобное волнение может привести к образованию узлов недовольства. Вам настоятельно рекомендуется успокоиться. Я попрошу Хагена Танеску проводить вас, если вы не возражаете.
Селес не возражал. Он уже приготовился к настоящему бою за право увидеть соплеменников и был даже слегка разочарован тем, что все получилось так легко.
– Направо или налево?
– Налево! Да подожди ты! Ноги вроде короткие, почему ты такой шустрый? Подожди, говорю, кто кого ведет, а?
Хаген был небрит, помят и недоволен – его недавно разбудили, а он впервые прилег поспать за последние трое условных суток. Попадавшиеся навстречу люди и шиари шарахались в стороны.
– Селес, да не убегут они от тебя.
– А ты почему ничего не сказал? Тоже решил, что незачем?
– Платформа огромная, я не знаю всех пациентов. Я вообще бываю только в паре-тройке секторов. И этого вашего поля у меня нет, знаешь ли… Селес, если не сбавишь ход, я сейчас развернусь и пойду спать дальше.
Неочеловек остановился и подождал, пока Хаген его догонит.
– Думаешь, это кто-то из твоих знакомых?
– Не знаю. Но нам нечасто удается пересечься.
– Понятно. Вот почему вы с Айей так друг за дружку держитесь… Сколько вы уже вместе, пару веков?
– Нет, мы познакомились двадцать семь лет назад. И несколько раз терялись. То есть Айа терялась. С ней это бывает.
– Это как? – удивился Хаген. – Вы так редко пересекаетесь, но вот именно с ней ты встречался несколько раз?
– Мы договорились об определенном месте встречи, если потеряемся. И наши корабли тоже. Знаем, в каком квадрате искать. Но вообще… да, нам почему-то друг на друга везет.
– А тот, третий – самец или женщина? Или вообще корабль?
– Похоже, гуманоид, самец. Но в ментальном поле понять трудно.
– То есть надежда на самочку остается? Было бы любопытно взглянуть. Я, конечно, видел Айю, но она такая… Как буйный детеныш, по ней трудно судить о ваших самках в целом. Или они все такие?