ра называлась «Куда мы поедем, когда я вылечусь». В папиной комнате, над настольной панелью, можно было развернуть карту со всеми обитаемыми планетами, между которыми наладили постоянное сообщение. Анна наугад тыкала в нее пальцем, увеличивала выбранную планету, убирала мерцающее окошко с краткой информацией и начинала увлеченно придумывать, кому принадлежит этот мир, какие в нем обычаи и достопримечательности, чем он отметился во всеобщей истории и, что самое главное, – как ее там встретят и как она будет общаться с аборигенами: смущенно улыбаться, признаваться, что она здесь впервые и вообще посетила за всю жизнь всего две планеты, заказывать в гостинице для людей номер, каюту, герметичный шар, пещеру или ячейку с кроватью, пробовать местные блюда и любоваться древними зданиями, памятниками и природными красотами. Она старалась придумать все так, чтобы воображаемый мир был совершенно непохож на тот, к которому она привыкла, а его жители имели как можно меньше общего с людьми. И, конечно, воображаемые аборигены всегда были красивыми, добрыми и гостеприимными.
Дверь папиной комнаты оказалась заперта. Анна немного повозилась с замком, убедилась, что все известные ей домашние коды не подходят, и попыталась вызвать отца по коммуникатору. Он не ответил. Анна вызвала маму.
– Ну что? – Энергично раскатывая тесто на столе, мама запорошила экран мукой. – Я занята, сегодня на ужин будет блюдо времен патриархата и беспощадной экплуатации другого пола. – Она чихнула и засмеялась.
– А папа где? Он что-то не отвечает.
– Значит, работает. Он же никогда не отвечает, если занят.
– Дома или на станции?
– Не знаю… Но вообще я не видела, чтобы он уезжал.
Дома папа обычно работал на одном из многочисленных технических этажей. Анна понятия не имела, на каком именно. Он мог пропадать на работе сутками, увлеченный своими неизвестными, но, очевидно, очень важными делами. Анна нахмурилась – суеверный страх, что припадок повторится, если она в ближайшее время не сыграет в свою ритуальную детскую игру, становился все сильнее.
– Черт! – она стукнула по двери кулаком и сунула в рот ушибленный мизинец.
Трудный пациент по прозвищу Псих казался Хагену созданием крайне загадочным в своей непредсказуемости. Его реакцию никогда нельзя было предугадать даже примерно. Когда Хаген наконец поделился с Психом гениальной идеей, на которую его навела мысль о силе коллектива, тот хохотал до слез, а потом, всхлипывая, спросил:
– Селес, где ты его взял?
– А почему это меня, собственно… – неопределенно возмутился Хаген, но Рамар его перебил:
– Это безобразие. Единственное, в чем я был уверен, – это что я тут самый неадекватный. Потом выяснилось, что у него нервные срывы эпичнее, – Псих мотнул головой в сторону Селеса. – А теперь еще и ты, человек? Вы сговорились? Я хотя бы видел все капсулы… я был войной, я имею право! А вы зачем претендуете на мои лавры, жалкие вы сволочи?
Хаген и Селес пожали плечами и виновато переглянулись.
– Это я все к чему… – Рамар погладил себя по лысине. – К чему я это все?
– К тому, что вы как раз собирались… – решил помочь ему корабль Айи.
– Тарантайка, молчать.
– Сам заткнись, гуманоидный!
– Ти-хо! Подождите! Дайте мне закончить.
– Я все понял, – кивнул Хаген. – Вы давно додумались до этого сами.
– Именно.
– До чего? – спросил в наступившей тишине Селес и вздрогнул, потому что ответили все хором:
– До ментального взрыва!
– Зачем?.. – опрометчиво продолжил Селес, но вовремя успел все вспомнить, сопоставить и предотвратить вторую волну общего возмущения: – Да. Конечно. Выбить ее оттуда ментальным взрывом.
– Я и тебя хотел выбить, – сообщил ему корабль. – Из той капсулы. Но они сказали, что ты слишком близко, и можно вместо этого выбить тебе мозги… И вот я теперь думаю – а там вообще есть что выбивать?
– Хватит уже на меня кидаться.
– Я с тобой потом поговорю.
Тиинонашт Дархостира физически ощущала, что в ее сознании вот-вот затянется узел недовольства, что для квалифицированного специалиста по душевной гармонии тридцать второго уровня было недопустимо. За короткий промежуток времени в седьмом секторе платформы произошло сразу несколько очень подозрительных событий. Человек Хаген Танеску, добровольный подопытный и – Тиинонашт позволила себе внести в его карточку личную оценку – крайне интересный собеседник, пожаловался сразу на несколько форм дисгармонии и не продемонстрировал при этом признаков ни одной из них, зато украл ампулы с препаратами. Специалист, к которому он обратился, сообщал, что Хаген проявил сообразительность, пытаясь скрыть следы кражи порчей двух казенных инъекторов. Пациент Рамар – омтуроскевировиливоривексорутмо, принятый в центр ввиду редкости вида и лечившийся от непрофильных форм дисгармонии: дисгармонии безысходности, дисгармонии негативного смысла существования и дисгармонии разрушительного будущего, – потребовал предоставить ему полную свободу перемещений по платформе. Свои пожелания он сопроводил нецензурной бранью и, кроме того, попросил немедленно доставить его в седьмой сектор. Специалисты пятого уровня, приставленные к неокораблям, сообщили, что Хаген Танеску и Рамар находятся в ангаре и оживленно беседуют, а еще один омтуроскевировиливоривексорутмо, Селес, не пациент, тоже ведет себя странно.
Прекраснейшая вынуждена была признать, что высокая концентрация представителей редкого вида в седьмом секторе начинает неблагоприятно влиять на ее душевную гармонию. И в тот самый момент, когда она делала пометку об этом в личных записях, поступило новое сообщение: Хаген Танеску появился в отсеке, где располагались мирогенераторы. Человек и непрофильные пациенты явно задумали что-то нежелательное. Находясь, очевидно, под воздействием зависти к чужой душевной гармонии, они уже давно просили персонал извлечь из индивидуального мирогенератора пациентку Айю, у которой наконец-то наметился прогресс. С другой стороны, успешное выполнение замысла, каким бы он ни был, могло помочь их собственной гармонизации. Корыстных целей они явно не преследовали – следовательно, ими руководило исключительно стремление к душевной гармонии. В таком случае препятствовать им неэтично, но, если подозрения верны, все может закончиться новыми проблемами и даже порчей оборудования…
Тиинонашт не любила дилеммы до такой степени, что вынуждена была накапать себе легкого гармонизирующего. Она несколько раз протягивала руку к коммуникатору и тут же отдергивала с несвойственной шиари резкостью, а потом, сделав несколько дыхательных упражнений и приняв еще одну дозу гармонизирующего, все-таки связалась с персоналом и распорядилась не предпринимать никаких действий, но сохранять бдительность.
– Мы ее не достанем. Она же, по сути, в другой вселенной…
– Достанем.
– Согласен. По отдельности не достанем, а вместе – вполне.
– Человек тоже так считает…
– О да, уж человек-то знает.
– А если будет слишком сильно? Мы не расплавим ей мозг?
– Чего там плавить… Доапон, кстати, уже подействовал? Не хочу наблюдать за ускорением гуманоида с шестью руками.
– А ты ничего и не успеешь увидеть.
– Тем более.
– Должен был подействовать.
– Не люблю я оммо тарукурат. Терпеть не могу.
– Взрывы – это довольно красиво. А ментальные взрывы – это… это убедительно. Тарантайка, ты тут?
– Я тоже оммо тарукурат… не люблю… Мне потом тяжело…
– А кто тебя спрашивает-то? Присоединяйся, для общей убедительности.
– Хватит ее мучить!
– Хватит уже ваших «хватит»!
– Тихо! Тарантайка… тьфу, третий корабль может не участвовать, все равно кто-то должен погасить волну. Иначе зацепим шиарийские спутники. Еще не хватало, чтобы с этой их нереальной реальностью что-то случилось.
– И прекрасно! Давайте изменим наконец реальность!
– Гасить волну тоже… тяжело…
– Тарантайка, молчать! Сказано же: принимай взрыв на себя.
– Ладно, отстаньте от… от Тарантайки. Взрыв принимаю я. Или мой человек. Селес, ты сможешь погасить волну?
– Он от этого окончательно спятит. Вам мало сегодняшнего было?
– Все со мной нормально.
– Угу. Кстати, жди – тебя скоро опять накроет. Так что давайте побыстрее. Кто гасит?
– Я.
– Селес, тебе нельзя. Гасить буду я.
– Спасибо… Это очень любезно… Но все-таки я возьмусь… Это тяжело… но я справлюсь… У меня получится лучше… чем у вас…
– С чего это вдруг?
– Извините, но… У меня получится… хорошо… Я привык… к волнению в ментальном пространстве… У хозяина там всегда буря… всегда волны…
– Как хочешь.
– Славная Тарантайка.
– Да заткнись ты!
– Почему это? Я нагнетаю отрицательные эмоции, они самые дальнобойные.
– Может, начнем наконец?
– На кого настраиваться?
– А ты как думаешь?
– А это игра такая?
– Тихо! На меня.
– Хм, логично. Ну давай, сосредоточься на том, как ты проголодался и как хочешь побыстрее в нее впиться…
– Я сам знаю, на чем мне сосредоточиться.
– Ладно, думай о чем хочешь. Главное – о плохом. Тебе должно быть больно. Ты достаточно расстроен?
– Селес, стукни его чем-нибудь!
– Рамар, пожалуйста, не командуй.
– А ты не отвлекайся.
– Это ты тут всех отвлекаешь!
– Не отвлекаю, а нагнетаю!
– Тихо!
По бортику саркофага кто-то постучал. Селес приоткрыл один глаз и недовольно поморщился, увидев Рамара.
– Я у тебя тут посижу? В ангаре пол холодный, а у меня копчик…
– Ты можешь хоть тут помолчать?
– Да, да, я тихо, как грибомышь…
Селес еле заметно кивнул и снова закрыл глаза. В ментальном поле вокруг личного пространства корабля Айи уже закручивались набирающим скорость вихрем эмоции и обрывочные мыслеобразы – вроде тех, которые проносятся в голове, когда сильно волнуешься. Селес пытался попасть в этот вихрь, но его отбрасывало, и он тоже начинал все больше и больше волноваться.