Внизу мок смертельно больной город. Шпили островерхих небоскрёбов резали низкие, сочащиеся дождём тучи.
Отсюда, с высоты Воробьёвых гор, были отчётливо видны грязно-чёрные проплешины среди плотной поросли крыш. Остывшие пожарища, которые ещё не успели застроить сборно-блочными времянками. В череде домов, вытянувшихся вдоль магистралей, как в стариковской челюсти, зияли прорехи. Рухнувшие дома. Сами собой, без особых причин.
«Вот он — наш общий мотив!»
Салин отчётливо помнил, как всё началось.
Политики ещё делали державные лица, а ведущие на ТВ ещё блудливо улыбались, заканчивая сводки с места очередного стихийного бедствия: «Принимаются все необходимые меры. Будем надеяться, всё будет хорошо».
Смерч в Самаре. Полностью обесточенный город, до первых этажей залитый волжской водой, принесённой смерчем.
Мурманск — шквал силой до десяти баллов. Десять минут стихии — и город раскатало, как после бомбёжки. В Северодвинске шторм и ураган разрушил то, что ещё осталось после конверсии от знаменитых «Звёздочки» и «Севмаша». В Оленьей губе разбило о пирсы и затопило подлодки, не успевшие выйти в море.
Селевые потоки в Дагестане. И следом — снег в полтора метра. Тысячи замерзающих, отрезанных от помощи. Колонны МЧС не в состоянии пробиться через снежные заносы.
Пока бились со снегом, по неизвестной причине полыхнула тайга под Красноярском. Да так, что город накрыло удушливым, непроглядным смогом. Самолёты садились вслепую, как в густое молоко. Бортов МЧС не хватило, людей эвакуировали авиацией Сибирского военного округа.
Массовая психическая эпидемия в районе Екатеринбурга. Многочисленные «свердловски-21», как по команде разнесли рабочие зоны и захватили здания администрации. Самое странное, что побегов не было, лютовали и буйствовали за колючей проволокой. Но угроза нашествия зэков на мирные горда была велика. На усмирение зон бросили все имеющиеся в наличие силы. Первую атаку спецназа ГУИН зеки отбили. Пришёл приказ действовать максимально жёстко и за два дня взять ситуацию под контроль. Зоны «зачистили» шквальным огнём вертолётов.
Только когда уже не было возможности врать, что «принимаются меры», на «меры» уже не хватало сил и средств, в Кремле сели думать. Думали в основном, как избежать массовой паники. Государственные думы были прерваны дипломатической депешей — Япония потребовала объяснений по поводу инцидента на базе Тихоокеанского флота.
На четырёх из шести атомных подлодок, стоящих на приколе и ожидающих очереди на демонтаж реакторов, произошло самовозгорание. Сборный экипаж из десятка матросов и лейтенанта, чья служба заключалась в удержании на плаву этого атомного металлолома, сражался с огнём до последнего. Но лодки всё равно затонули прямо у стенки. Японцы дипломатично интересовались, ждать им новой Хиросимы или всё ограничиться русским Чернобылем. Наши сняли командующего Тихоокеанского флота и заверили, что ситуация под контролем.
Как назло именно в это время взлетел на воздух цех на алюминиевом комбинате. Облако ветром погнало в Китай. Наши заявили, что предпринимаются все необходимые меры. В ответ пятимиллионная армия узкоглазых солдат была поднята в ружьё. Якобы для обеспечения эвакуации населения из попавших под облако приграничных районов. Пекин запустил в дипломатический обиход термин «экологическая агрессия». Москва византийски усмехнулась и сделала вид, что поигрывает атрофированными имперскими мускулами. Президент США попросил Китай не пороть горячку и сесть за стол переговоров. Германия, сидящая на русском газе, поддержала Москву, а Париж занял «особую позицию» в конфликте.
Была надежда, что всё закончиться дипломатическим бриджем с шулерским обменом картами под столом.
Но ничего не вышло. Потому что привычного мира ничего не осталось. За считанные месяцы мир превратился в хаос.
Сами собой закорачивались электросхемы, магнитные бури блокировали связь на всех частотах, грунтовые воды сами собой поднимались на поверхность. Ветры превратились в ураганы, реки рвались из русел, а по морям прошли волны цунами. В Альпах и Татрах трижды ударили семибалльные землетрясения. Мелкие сейсмические возмущения лихорадили Крым и Балканы. Повсеместно рухнула энергетическая система. Стало холодно, голодно и страшно…
Досталось практически всем. Когда всё немного улеглось, и ООН подвела первый подсчёт потерь, выяснилось, что меньше всего пострадали Африка и Россия. В Африке просто нечего было разрушать, а в России всё загодя порушили в перестройку. Кто-то даже запустил глумливую шуточку, что нищета спасает от крупных неприятностей.
А потом грянула такая зима, что шутки замёрзли на губах. Когда стаял снег, серый от осевшей с небес сажи, обнаружили, что страна провалилась в полное Безвременье.
Россия и в лучшие-то годы представляла собой хронологический винегрет, где век семнадцатый спокойно соседствовал с двадцатым, а медвежьих углах ворочался век пятнадцатый. А после Катастрофы образовалась такая временная чересполосица, что стало жутко. Очень скоро выяснилось, что и в головах царит такая же катавасия. Поэтому не надо удивляться, что Власть врезала кулаком по столу, и по стране прокатилась Первая волна.
Салин помял занывший от боли висок. Здоровье стало ни к чёрту. Хоть и всю жизнь принадлежал к меньшинству, имевших доступ к лучшему медобслуживанию и самым качественным продуктам, но после Катастрофы стал резко сдавать.
«Я просто устал, — сказал он сам себе. — Смертельно устал».
Он машинально раскрыл папку. Достал листок шифрограммы.
Пробежал взглядом по строчкам.
Оперативная обстановка
Весьма срочно
Особой важности
т. Салину В. Н.
личным шифром
Мне удалось убедить «наших друзей», что инициативный выход на контакт с ними представителя г-на Карнаухова был спланированной провокацией. Я высказал недоумение, почему столь грубый ход г-на Старостина мог их встревожить.
По инициативе г-на Арнольда Ганнера я был ознакомлен с документами о контактах финансового представителя «Движения» г-на Артемьева с Фридрихом Эггеном и Клаусом Майером. Они оба подозреваются в причастности к т. н. «Чёрному Интернационалу» и находятся под плотным наблюдением спецслужбы финансовой группы «наших друзей». В политических кругах Запада «Движение» позиционировано как крайне националистическое, с явными тенденциями к откровенному фашизму, контакты с ним возможны только по линии политически маргинальных организаций типа «Чёрного Интернационала». Естественно, что инициатива Карнаухова по выходу на контакт с финансовой группой г-на Ганнера была расценена как неприкрытый вызов.
С учётом известных Вам тенденций, а их динамика, по мнению, наших партнёров признана угрожающей, было решено ускорить переговоры по известной Вам проблеме. Очередная встреча состоится сегодня в полдень по местному времени. О результатах доложу немедленно.
«Авель»
«Нет, я был абсолютно прав. Иного выхода не было», — подумал Салин.
Ретроспектива
Старые львы
В кабинет без стука вошёл Решетников. Увидев в руках Салина свежий номер «Движения» с интервью Старостина, хохотнул:
— Изучаешь? Во-во. Ты ещё законспектируй для партучёбы. Зачёт будем сдавать по краткому курсу «старостизма».
— Ты сам читал?
— А то! — Решетников, как всегда основательно уселся в кресло, сложил руки на животике. — Но у меня для тебя анекдотец свежий припасён. Вернее, притча. Хохма, если на идиш.
Салин отложил газету.
— Я весь в внимании.
Решетников закатил глаза к потолку, собрался с мыслями и начал:
— Случилось это в маленькой городишке. Допустим, во Франции. Один нашенский турист добрался до одного скромного домика на окраине того городишки. Постучал в ворота. «Прошу аудиенции у хозяина. Имею до него дело, мульонов на сто». Во как! — Решетников прищурив один глаз, хитро посмотрел на Салина. — Дурачину вежливо попросили нафиг. Он на другой день заявился. Ему опять — от ворот поворот. Так он, шельма эдакая, и в третий раз заявился. Короче, надоел.
— Очень интересно.
Решетников неожиданно хищно сверкнул глазами.
— Дурачина в полных непонятках пошёл к себе в отель, на постоялый двор, значит. А там по народной традиции с тоски бутылочку принял, сверху снотворным залил, а среди ночи дёрнул его чёрт полезть окно закрывать. Или открывать, я уж не помню. Да и выпал! И разбил свою дурью башку о заморскую мостовую. Вот такая история. Не догадываетесь, как того почтенного горожанина звали?
— Арнольд Ганнер. — У Салина похолодело внутри.
— Верно. Личность нам с тобой известная. И как к нему следует на приём попадать, нам с тобой известно. А дурак… Что с дурака взять?
Салин нервно забарабанил пальцами по столу, подгоняя Решетникова. Войдя в роль, тот мог тянуть театральную паузу до бесконечности.
— Чтобы вы не мучились, подскажу: гонец бестолковый был от Карнаухова.
Пальцы Салина нервно дрогнули.
— Источники надёжны?
— До сего дня не подводили. Да я уже справки навёл. Не каждый же день у них из окон русские вылетают. А в Москве запросил, вернулся ли из командировки некто Харитонов. Какая-то мелкая сошка в Движении. Но ходил лично под Карнауховым.
— Если подтвердится…
— Уже пора привыкнуть, в первую очередь подтверждаются самые худшие опасения. — Решетников сбросил маску и стал самим собой, жёстким и властным мужиком. — Что будем делать? Карнаухов явно выжил из ума.
Салин помедлил с ответом.
— Надо всё взвесить. Слишком крупная фигура, слишком близок к Старостину.
— «Если всемирная история нас чему-то учит, так только тому, что убить можно любого». Как изволил выразиться «Крёстный отец» дон Корлеоне.
Решетников славился способностью подбирать цитаты к любому случаю.
— Нашёл с кем сравнивать! — Салин поморщился.