Словно пойманные на месте преступления, Мокрый и Перов обернулись на умного парнишку, пытаясь понять, что он сказал. Перов взял себя в руки чуть быстрее.
– Потому что иначе во взрослой жизни не выжить, – хмуро объяснил он.
– Ну так мы вам поможем! – жизнеутверждающе и ничуть не сомневаясь в том, что так оно все и будет, пообещал ему вынырнувший из-за спины друга Пузел.
Панамский канал,
апрель 1905 года
…Мое знакомство с передовым мировым опытом портостроения началось на Британских островах. В том, как и где лучше строить причалы, подданные королевы Виктории, а теперь ее наследника Эдуарда VII, знают толк. Они не торопятся, но и не тянут понапрасну время: углубляют каналы, строят причалы и закрытые доки. Сосредоточенность специалистов на работе, особенно на этапе планирования и подготовки, а после – на конкретном результате, исключает путаницу и неразбериху.
Помимо работы, удалось немного посмотреть, как живут и чем заняты люди. И – удивительный факт – чуть ли не первое, что попалось мне на глаза, был русский хоккей. Здесь его называют бенди. Выяснилось, что, наравне с футболом, хоккей с мячом – одна из самых популярных в их краях игр. Правила, конечно, немного отличаются от наших, русских. Например, у них больше ворота, нет бортиков по краям, несколько иной формы клюшки и другие мячи, но сути это все не меняет. Игра так или иначе одна и та же.
Говорят, что в свое время за команду Шревсберри-скул в бенди играл даже Чарльз Дарвин. Позже он прославился своей теорией эволюции видов, перед этим пройдя вокруг света на парусной шхуне и почерпнув из путешествия уйму информации, на основе которой и сделал вывод, что все мы сражаемся за место под солнцем. Возможно, так это и есть, только печально, что все выглядит несколько примитивно, как у низших форм жизни, а светлые чувства, увы, лишь вторичны. Впрочем, не исключаю, что все не так грустно, поскольку сам Дарвин тоже вставал на коньки, и к общей радости гонял загнутой клюшкой маленький мяч, и не рассматривал это как борьбу видов. Видимо, где-то в его теории есть место и для добрых чувств. В любом случае подданные Британской короны вызывают уважение четкостью организации всего, за что они берутся, а уж в морских делах они одни из сильнейших.
Дальше я вернулся на материк, где осмотрел и оценил строительство портов в Германии, Бельгии и в Нидерландах. И везде есть чему поучиться. Например, в Голландии я наблюдал за работами, когда в заливе осушали часть дна, тем самым расширяя земные пределы страны. Необычная технология, которая лишний раз напомнила мне о том, что исходить всегда нужно из реальности на земле – береговой линии, конкретных глубин и общей цели того, зачем мы строим порт.
После Европы я продолжил знакомство с портами в Канаде и Соединенных Штатах Америки. Они поразили масштабами, а напористый деловой подход и всеобщее желание тех, с кем я общался, идти вперед по пути прогресса вызывали искреннюю симпатию. Сейчас здесь только и разговоров, что про возобновление строительства Панамского канала, из-за которого даже разгорелась война. Грустная правда состоит в том, что все в мире борются за пути сообщения, за контроль над ними. И ради этого готовы на все.
К счастью, политическая, организационная и административная путаница на строительстве Панамского канала обошла меня стороной. Это позволило сосредоточиться на технической стороне вопроса. Ко мне даже вернулась часть моего багажа, в том числе и этот дневник, которые потерялись из-за неразберихи в дороге. И я теперь вновь делаю заметки. А еще я приобрел непривычную нам, жителям холодной страны, легкую походную одежду с непременной панамой от солнца, так что теперь выгляжу точно плантатор, каких видел в Соединенных Штатах.
Очень надеюсь, что скоро моя командировка окончится и все, что я узнал и увидел, будет полезным и в нашей стране.
Письмо
Подготовить с нуля команду к турниру – это еще куда ни шло. По крайней мере, если считать, что главное – не победа, а участие. Так размышлял Перов на следующей тренировке. Еще неизвестно, какие там будут соперники на этом чемпионате. Может быть, такие же, как и мы. Но чтобы провести турнир на базе того, чего нет, – это уж точно бросок из разряда неберущихся. Есть ведь мячи, взять которые невозможно. Всё равно что сварить кашу из топора.
Сравнение с отечественной народной классикой Перову показалось точным. Легло на душу. Было в нем что-то оптимистическое. Да и не скажешь ведь своим юным хоккеистам, которые нарезали круги по застывшей реке, что ничего не будет и пора закрывать эту хоккейную лавочку.
Это как минимум непедагогично, убеждал сам себя учитель. Но тут же сразу впадал в отчаяние. А ворота, а нормальное поле с хорошим льдом? Где все это взять? Из какого топора варить эту кашу?
– Ты что-то сказал? – прозвучал за его спиной неожиданный голос. Перов вздрогнул и обернулся. Там стоял Мокрый.
– Классику вспоминаю, – не слишком дружелюбно ответил Перов.
Но Мокрого таким приемом было не смутить.
– Ты – классику, а я – современное искусство живописи по нашей жизни.
– Не понял, – чуть растерялся учитель.
– Это я так. Мысли по поводу.
– Знаешь что, мэр, – неожиданно твердо произнес Перов, глядя прямо в глаза мэру. – Ты только не обижайся. Мне тут работу в Питере предложили. Я давно резюме посылал. И вот пришел ответ. Говорят, приезжай и начинай работать.
Мокрый отвечать сразу не стал. И на Перова не смотрел. Только поднял воротник своей куртки.
– Ну, хочешь уехать, так уезжай. Но только знай, что ты или тренер, или вечно сомневающийся не пойми кто. Ты должен вести детей к победе, а не сомневаться, стоит ли передвигать ноги. И уже тем более – сбегать с командирской палубы. Идеальной команды у тебя никогда не будет. И все время что-то будет не так: то кто-то больной, то кто-то связку потянул, то поле плохое. И еще появится куча причин. А дети на тебя смотрят и верят, что ты приведешь их к победе. Если не согласен – бери свои манатки и уезжай. Я тебя держать здесь не буду.
Наверное, в тот момент Перов толком и сам не мог понять, что происходит. Злой на Мокрого, на обстоятельства, а самое главное, на самого себя, он пришел в квартиру, которую ему выделила администрация как молодому специалисту, резким рывком бросил на кровать сумку, начал закидывать туда свои вещи. В какой-то момент остановился и огляделся. Так-то он здесь всегда считал себя временным жителем, но, оглядевшись, вдруг понял, что за пару лет успел обжиться всякими дорогими сердцу вещами, воспоминаниями, с ними связанными, да и просто бытовым барахлом. А это все просто так не выкинешь на помойку.
Вот судовые часы, которым было лет пятьдесят и которые ему подарил капитан старой посудины, брошенной здесь на вечный прикол. Они до сих пор исправно отсчитывали часы и минуты у него на стене.
Кусок древнего камня – его подарили археологи. Они проводили раскопки на месте будущего завода и даже нашли что-то вроде стоянки древнего человека. Тот камень служил первобытным людям какой-то домашней утварью. Пару миллионов лет назад это, наверное, было неплохо.
На полке по-прежнему верно отсчитывал такт метроном, который достался Перову после пожара в Доме культуры. Тогда зав музыкальной частью уехал и раздавал то, что считал лишним в своей новой жизни. Сказал, что с музыкой для него все закончилось навсегда. А рядом с полкой стоял латунный теодолит неизвестно какого года.
Одно время у Перова даже была мысль сделать из всей этой рухляди что-то вроде музея, но дальше идеи опять ничего не пошло.
– Ну и пусть, – раздраженно рванул на себя молнию сумки Перов. И молния разошлась от резкого движения. Ладно, если будет нужно, за барахлом он еще вернется.
В этот момент в дверь постучали. Перов обернулся. На пороге стоял Солнце.
– Не уезжайте, – произнес он тихо. – Пожалуйста. Мы ведь без вас никуда. Вас не будет, и у нас точно ничего не получится. Никакой команды не будет, и чемпионата тоже. И пусть мы на нем проиграем, но ведь это будет чемпионат. Настоящий чемпионат. Мы же вам верим.
Перов грустно посмотрел на мальчишку. Он все это и сам понимал. И ему было жалко Солнце, себя. И еще было стыдно – но что ответить, он тоже не знал.
Когда Перов садился в автобус, его решимость обрубить все концы и уехать подальше из этого края уже поубавилась. Но ведь так просто никакой маховик остановить невозможно. «И что это за жизнь, когда тебя тянут в разные стороны? – говорил он себе. – Надо ведь самому быть капитаном судьбы и принимать решение, стоя за штурвалом своего корабля». Да и не мог он запросто выкинуть приглашение из Санкт-Петербурга, которого ждал так долго.
Петр Петрович подошел к автобусу, пряча от ветра лицо. Показал паспорт. Водитель сказал, что сумку нужно убрать в багажное отделение. Перов спорить не стал и опять вышел из все еще не закрытых дверей. И тут как назло непонятно откуда перед автобусом нарисовался Андреич. Его только сейчас не хватало, раздраженно подумал Перов, когда уже положил сумку в багажное отделение и собирался возвращаться в салон.
– Был в поселке, – сказал с прищуром смотритель маяка. – Зашел на почту. А они там какое-то письмо отыскали. Для тебя. Оно у них уже пару недель лежит. Они его сначала потеряли, а вот теперь нашли…
Старик полез во внутренний карман. Пока он копался за пазухой, Перов смотрел на него и все не мог понять: знает ли Андреич, что он насовсем уезжает, а если нет, то стоит ли об этом сказать? А если знает, то почему не говорит про отъезд, а занят каким-то письмом, которое не может найти у себя в карманах?
Все это точно не входило в планы Перова. У него появилось чувство, будто кругом сговорились как можно дольше оттягивать момент, когда он сможет забыть этот убогий поселок.
Но смотритель, похоже, ни о чем таком даже не думал. И настроений Перова не видел или делал вид, что не видит. Не торопясь и не поднимая взгляд на Перова, он наконец-то нашел то, что ему было нужно.