Его командование действительно дало добро выделить хоккеистам танк. Оттого он и выглядел таким довольным: смог весьма удачно решить непростой хоккейный вопрос. Все остальное уже было делом техники. На танк прикрутили внушительных размеров емкость. Залили в нее океанской воды из Баренцева моря. При помощи щитка танк расчистил поле от снега, а то, что осталось, залил водой из бочки. Плюс еще подсобили в пожарке. Подогнали свою машину, кинули шланги в Баренцево море – и дело пошло.
– Я же говорил, в нашей стране без минобороны и МЧС – никуда. Проверено. И не одним только мной. Это вам не джакузи посреди тундры топить, – произнес мэр поселка и, глядя, как из-под странной машины вылетают клубы пара, с удовольствием произнес: – Настоящие ледовары!
– Слушай, а ты не мог бы в следующий раз договориться, чтобы нам привезли, например, что-нибудь для футбола? Ну, мячи или что-то такое? – произнес наблюдавший за этой картиной Перов.
– И скажи мне, зачем? – нейтральным голосом решил уточнить мэр.
– А с футболом как минимум проще. Взял мяч и пошел гонять на любом пятачке. А тут, помимо клюшек, еще много чего нужно. А у нас этого нет даже близко! Да и к тому же весь мир гоняет в футбол. А у нас, как всегда, сплошная экзотика!
– Если бы мы с тобой жили не здесь, то, пожалуй, с утра и гоняли б в футбол. А мы живем там, где живем. И что нам в этих условиях делать? Что нам гонять? Какой футбол тут может быть, если вместо травы – сплошной снег? Холодно у нас для него. Простым футболом в таких условиях наш мир не изменишь. Иллюзий питать тут не надо, – назидательно произнес Мокрый.
На очередное заседание тренерского штаба пришла баба Степанида. Несмотря на возраст, она ощущала себя здесь так, словно всегда была членом тренерского штаба хоккейной команды. Почти что почетным президентом. Она внимательно и даже требовательно слушала мэра, а мэр обращался к ней за советом.
– А что у нас с культурной программой на открытии? – поняв, куда дует ветер, решил уточнить мэр поселка.
– Вот и я говорю, что без нее будет совсем несолидно! – закивала ему Степанида.
– Да, не хочется в грязь лицом… – поморщился Мокрый, довольный поддержкой старейшин.
– Так вы бы так сразу и сказали! – подхватила его Степанида. – А то какой же чемпионат без нее? И без нас! Как же так можно?!
И уже на следующее утро в местном клубе с окнами на океан хор собрался в полном составе и приступил к репетициям новой чемпионатовской программы. В центре стояла восьмидесятилетняя Степанида. Женщины пели искренне и чисто, и эта песня летела над сопками, океаном и почти готовым к турниру хоккейным полем.
На тренировках хорошо было видно, как пашут ребята. «Пашут» – это так им говорили и Таран, и Перов.
Пузел – с учетом его комплекции – и так-то никогда не отличался легкостью бега, а теперь надо было скользить на коньках. Но, несмотря ни на что, он упорно осваивал новое дело.
У Василия была другая проблема. Из-за маленького роста его все время сбивали с ног, так что летал он по полю почти что как мячик. Но и он не сдавался – вставал и ехал обратно.
– Я хочу сказать, что, помимо физической подготовки, тактики и мастерства, есть главный секрет. И это любовь к игре, – делился хоккейными секретами Таран. – Она – как любовь к жизни. Если ее нет, то и заниматься ничем не стоит, потому что без любви ничего не срастется. А если горите желанием выполнить все идеально, то вас никто никогда не остановит. В этом – суть! И в жизни, и в спорте. Сам процесс должен дарить вам радость. Тогда в нем есть смысл. И по-другому не будет.
– А как же нам победить на турнире? – спросил, отдышавшись, Пузел.
– Да не в турнире дело, – махнул рукой энергетик. – В русском хоккее ни денег, ни престижа особого нет. Поэтому здесь играют не ради них. Это вам не хоккей с шайбой. Там по крайней мере есть нормальная коробка, солидная амуниция. А тут такое ощущение, что гоняют мяч где-то на пустыре. К тому же в наших краях с пустырями всегда был полный порядок. В смысле, их всегда было много. А тут, в поселке, и вовсе классический вариант.
– И ради чего все это? Зачем? – решил уточнить у энергетика Петя.
– Наверное, ты и сам уже догадался, – посмотрел на него Таран. – Ради самой игры, полета, желания мчаться вперед. Того самого чувства, когда ты летишь и у тебя замирают сердце и дух. Важно не то, что ко всему этому прилагается, а те чувства, которые дарит игра. В русском хоккее скорости повыше футбольных и просторы не сравнить с обычным хоккеем. Вот его отличие, его суть.
Звучит, конечно, красиво, подумал про себя Петя, и мальчишки разлетелись по полю.
– Надо будет ребятам форму пошить, – заключила смотревшая за тренировкой Степанида. – Чемпионат все-таки…
И побрела в Дом культуры.
А потом Петя Солнцев перестал приходить на тренировки. Пропустил одну, другую, третью. Сказал, что не успевает, занят. И на уроках больше молчал, стараясь не встречаться взглядом с учителем. А потом и вовсе не пришел на уроки.
– Ребята, а где Солнцев? – спросил Перов. – Куда он пропал?
Но ребята не отвечали. Опускали взгляды, подхватывали мяч и катились к воротам, которые были подальше.
Двухэтажный дом, в котором у Солнцевых была небольшая квартира, стоял на самом краю бухты. Чтобы добраться туда, приходилось пройти весь поселок. После очередной пропущенной Петей тренировки Перов отправился к нему в гости.
Входная подъездная дверь плотно не закрывалась, но даже за ней уже можно было спрятаться от морозного ветра. Перов перевел дыхание и затопал по старой деревянной лестнице на второй этаж.
На звонок ему никто не ответил. Перов позвонил еще раз, чуть длиннее. Потом – еще, чуть короче. Спустя минуту дверь наконец-то открылась. За ней на пороге стоял мужчина. Его тяжелый взгляд из-подо лба со всей определенностью говорил, что Перову здесь вовсе не рады.
– Чего надо? – спросил мужчина. Перов еще подумал, что они с ним примерно одного возраста.
Чтобы переломить заданный собеседником недружелюбный настрой, он улыбнулся.
– Здравствуйте! Я хотел бы увидеть Петю Солнцева.
Особого впечатления этого не произвело.
– А ты кто? И зачем он тебе?
Но к такому повороту событий учитель уже был готов:
– Я Петин учитель. И тренер. По хоккею с мячом. Он перестал приходить на тренировки. Хотя я знаю, что для него это было важно. А сейчас начал пропускать школу. Он что, заболел?
Мужчина хмуро посмотрел на Перова, а потом ответил, словно взмахнул чем-то тяжелым:
– Иди-ка ты отсюда со своим хоккеем. Он к вам больше ходить не будет, – и после этих слов захлопнул перед носом учителя дверь.
Побережье Кольского полуострова, бухта Счастья,
31 августа 1914 года
Маяк было видно издалека. Так точно он установлен. Ажурная башня метров семь высотой стояла на гранитном мысу, напоминавшем выпуклый панцирь. Темные камни были влажными из-за набегавших морских волн. Отступая, они злобно шипели и разбивались на сотни холодных брызг. В основании маяка был обустроен бетонный фундамент, а наверх вела железная лестница-трап.
Мы подошли к маяку с запада и пристали к доскам-причалу, пользоваться которым можно только при хорошей погоде. Во время штормов местные ходили через небольшой перешеек, который соединял маячный мыс с побережьем, но и он не выглядел чем-то надежным.
На берегу нас встретил смотритель. Он рассказал, что местные жители называют эту бухту счастливой, потому что здесь всегда можно укрыться от непогоды и всегда много рыбы. Потом он провел нас в свои помещения, а после – на самый верх башни, откуда были видны и бухта, и море, а луч света, как сказал нам смотритель, «глядел» на расстоянии десяти или чуть больше миль. У маячных людей еще были ревун и туманная пушка. В случае совсем низкой видимости они подают сигнал людям в море, где находится бухта Счастья.
Едва проступавший в тумане суровый облик берегов и бескрайнего моря вполне мог навеять мысли о невозможности жизни в этих краях. Но опыт других стран говорит об обратном.
Видя мое напряженное состояние, наш старший топограф, с которым мы беседовали во время перехода к поселку и которому я рассказывал про свое увлечение бенди, решил меня поддержать. Он улыбнулся и как-то легко, почти беззаботно спросил: «Ну что? Сыграем мы здесь когда-нибудь в бенди?»
«Ну, разве что в русский хоккей…» – улыбнулся я ему в ответ.
Потом погода испортилась и нам пришлось заночевать на маяке. В тот момент даже казалось, что ветер и океан соревновались друг с другом, желая обрушить на маяк все свои силы. Но он стоял и продолжал спокойно посылать в пространство и время свои световые лучи.
Три Петра
За школьным окном гулял промозглый северный ветер. В его порывах нечастые уличные фонари нервно крутились, в отчаянии выхватывая из темноты полярной ночи какие-то раздробленные закоулки местной жизни. Но после коротких вспышек поселок тут же вновь погружался в полярную ночь. И только снежные заряды летели в этих световых конусах, да кое-где в домах горели огни.
Перед притихшим классом стоял Перов. Дети сидели за партами. На учителя они старались не смотреть. Все больше – в свои тетради и учебники, словно те действительно занимали их сейчас больше всего. И лишь когда им казалось, что учитель не смотрит на них, ребята бросали в его сторону короткие взгляды.
– Так это его старший брат? – наконец произнес учитель.
Несколько детей кивнули ему в ответ в знак согласия.
– Откуда, вы говорите, он приехал? – уточнил он.
– С Большой земли, – наконец привычно зашумел Пузел. – Солнце всегда говорил, что он там то ли бизнесмен, то ли еще кто-то такой. Но что он очень успешный. Что всё у него есть. А вот теперь приехал, и выяснилось, что все это не совсем так. А потом сказал Пете, чтобы он не занимался глупостями – типа этим вашим дурацким хоккеем. Что в жизни это не поможет пробиться. И хоккей такой никто на Большой земле даже не знает. Вот и запретил ходить. Сказал, что научит более важным делам…