— Не отрывайся от Радославы! — приказал мужчина.
Если варрен и хотел возразить, то слов у него не нашлось. Я не видела друга, но примерно представляла всю смесь чувств, испытываемую им в тот момент. Он, наверное, поседел. Правильно, если умирать, то скопом. Так веселее.
Охотник невозмутимо вымерял расстояние. И пока он боролся за мою жизнь, я тихонько скулила, понимая, что начинаю сваливаться. Вспотевшие пальцы скользили по взмыленному загривку Тучки. До стыдливого падения оставались считанные мгновения, а молитвы, побери их бесы, так и не вспоминались.
Мужчина сменил ругань громким отсчетом цифр; на «пяти» он с виртуозной грацией поднялся с седла, встав на стременах и удерживая равновесие с помощью рук, после перемахнул через Ворона и непонятным образом очутился прямо за мной.
Новый наездник не понравился бунтующему жеребцу. Он попробовал подняться на дыбы, но Радислав, словчившись, схватил болтающийся ремень и потянул поводья на себя. Тучка, к всеобщему удивлению, замедлился, а вскоре и вовсе перешел на легкую трусцу. Ворон послушно шел рядом, не теряя прежней величественности. Казалось, это он управляет Лисом, потому как друг, чуть заикаясь, бормотал: «Умничка, лошадка, так и иди».
Я оторвалась от шеи и не сдержала глухого аханья. Зрение затуманили слезы. Вроде и взрослая женщина, и чародейка, и вляпывалась в беды похуже, но пробежка по Выгодску верхом на обезумевшем коне уничтожила любое смирение. Сказалась недавняя стычка с ведьмой. Я обессилела. Выдохлась. И зарыдала.
Радислав недоуменно уточнил:
— Ты в порядке?
— А сам как думаешь? — всхлипнула я.
Ответа не последовало. Охотник предпочел брать не успокаивающими речами, а поступками; его тяжелая рука грубо обхватила мою талию и прижала к хозяину. Я, покорившись непонятному порыву, откинулась назад, вжавшись затылком в грудь спасителя, и искоса поглядывала на его подбородок.
— Не прогадал, поставив на приключения, ведьма, — подмигнул Радислав.
Повинуясь плавному жесту его кистей, Тучка убыстрился. Ворон со свойственной ему элегантностью двигался подле нас. Впереди показалась извилистая полоса тракта, а «спокойный торговый городок», Выгодск, оставался позади, отдаляясь с каждым новым ударом сердца.
— Нам на запад, — почти неслышно шепнула я.
— Как скажешь, — ответил мужчина.
— Славка, я так испугался. — Донесся пристыженный голос Лиса.
Я угукнула. Одеяло из усталости накрыло тело, и я погрузилась в приятные потемки глубокой закатной дремы, прижимаясь щекой к теплой коже охотничьей куртки.
Пункт седьмой: не вздумайте спать, коли ведьма близко; она учует вас по дыханию
Сны с детства строили мне козни. Давным-давно ведьма-учительница говорила, что каждый чародей видит сновидения, в которых таится особый смысл. Она умудрялась выковыривать таковой из своих, а я ночами усердно погружалась в бессвязный бред. Сейчас, например, убегала от Радислава, который пытался огреть меня по затылку табуретом. Проснуться пришлось от похлопывания, и я со злостью — потому как табурет настиг темечко — уставилась на охотника из-под опущенных ресниц.
За горами разгоралась заря. Она, как крохотная искорка пламени, попавшая на ветки, неторопливо росла, постепенно покрывая всё небесное пространство. Тучка весело скакал к светлеющему полотну рассвета.
— Доброе утро, — без улыбки сказал охотник.
— Я с тобой не общаюсь, — категорично заявила я.
Радислав подавился на зевке.
— С какой радости? Я её, значит, спасай, вези на себе, уберегай от падений…
По-моему, он передразнивал мою речь.
— Ты меня ударил.
— Да я легонько похлопал по спине.
— Нет, табуреткой, — с обидой объяснилась я.
— Как?! — Голос мужчины стал совсем недоуменным.
— Я не знаю. Но больно!
— Тебе это снилось? — с надеждой переспросил Радислав.
— Разумеется. — Я изогнула бровь. — А ты о чем подумал?
Охотник облегченно выдохнул. И судя по раскатистому хохоту слева от меня, Лис окончательно оправился от недавней попойки.
— Здравствуй, пьянчуга.
— Ха-ха-ха, — пробубнил тот. — Встала и, не продрав глаз, лезешь оскорбляться. Мы вообще тебя разбудили для того, чтобы сказать, что пора остановиться на привал.
— А что мешало сделать это раньше?
— Куча озлобленных торговцев, гнавшихся за нами от самого Выгодска, — со смешком влез Радислав.
— Да, Славка, прости, но вряд ли ты стала почетным гостем города.
— Нет, почему, — продолжал зубоскалить охотник. — Она — персона номер раз для каждого. Ух, сколько златцев они сдерут за перевернутую вверх тормашками площадь!
Радислав спрыгнул с остановившегося Тучки. От неожиданной потери опоры я не удержала равновесия, но спешно вцепилась в седло и слезла пусть и кривобоко, но без сторонней поддержки.
Тракт в ранний час пустовал. По обоим его краям возвышались древесные полосы лесов, а вместо живых существ, хотя бы назойливой мошкары, — тишина и отчужденность. В знак протеста где-то каркнула ворона. Я поежилась, но храбро поспешила за ведущими лошадей вглубь чащи спутниками.
— Зачем так далеко уходить от дороги?
Нас окружили угрюмые силуэты сосен и пушистых елей, нижние ветви которых подметали ковер из мха.
— Не люблю быть на виду, — объяснил Радислав. — К тому же тут есть речушка. Она делает изгиб и протекает совсем рядом с нами.
Обрадовавшись возможности искупаться, я ускорилась и остановилась только тогда, когда Радислав оповестил, что подыскал отличный пятачок для стоянки. Наше понимание идеала различалось, ибо неровный, полный ямок, клочок земли, поросший бессмертником, не вселял особого восторга. Я почти возмутилась, но вспомнила о реке.
Радислав указал на север, и я понеслась туда, подгоняемая вонью собственной куртки и на ходу перерывая содержимое сумки в поисках чистой одежды. Раненная нога ощутимо саднила и чесалась, и я сдерживалась от того, чтобы разодрать засохшую корку.
Близость к воде почувствовалась скоро. Воздух смягчился и посвежел. Зажужжали противные комары, окружившие меня, и, не мешкая, покусавшие за лоб и под брови. После поредели деревья, уступив место рваному, словно небрежно вырванному клоку бумаги, берегу. С противоположного края речушка напрочь заболотилась и поросла зеленой тиной с вкраплением белых кувшинок. Ближняя сторона отличалась прозрачностью и мелким каменистым дном.
Вещи полетели на траву; я вошла в холодные утренние воды. Ступни с непривычки онемели, но дрожь прошла, и неудобство сменилось наслаждением. Я до отупения намыливалась кусочком мыла, но противный запах никак не смывался — наверное, он успел въесться под ноздри.
Солнечный желток угнездился над кронами деревьев. Я устала натираться и вернулась к спутникам. Те явно страдали без завтрака — напоследок они вручили мне котелок, куда следовало набрать воды, о чем я, разумеется, вспомнила нескоро. Мужчины успели развести огонь и создать подобие постели, состоящее из наваленных еловых веток. Лис лежал в привычной позе: на боку с поджатыми коленями — всегда удивлялась его пониманию удобства. Радислав, сцепив руки за головой, всматривался в светлеющее небо.
— Всю кожу соскребла? — проворчал охотник. — Нам можно помыться?
— Будто я запрещала.
Немного поругавшись о том, как «нехорошо долго мыться, когда находишься в лесу с товарищами», мы утихли. Я повесила котелок над костром и всерьез задумалась, где бы добыть пищи. Помощники, насилу захватив с собой лошадей, сбежали. Намек понят. Стряпать буду одна и из пустоты.
Я вывалила в воду остатки крупы и посмотрела на неаппетитное жидкое варево. Удача не заставила себя ждать: парочка худощавых мух подлетела к каше и, застряв в ней лапками, пала смертью не шибко храбрых, но излишне любопытных. Белое с черными точками месиво смотрелось странновато, но немногим хуже моих обычных кулинарных изысков. Нет, готовить я умею. Если захочу и постараюсь. Или мне угрожает голодная смерть.
Смирившись с безысходностью положения, я нерадостно помешивала кашу ложкой и размышляла о том, что будет, выйди я замуж. И как не повезет предполагаемому муженьку, раз я умудрилась испортить даже пшено. На аромат жалоб не возникало — слюнки текли исправно. Но они испарялись, когда я видела котелок. Дабы не огорчаться, я и вовсе перестала туда смотреть, поэтому каша пригорела да намертво прилипла к стенкам.
Вернувшиеся мужчины застали меня, усердно отдирающую коричневатые ошметки от стенок. На моё — и их — счастье кушать перехотелось. Лис сразу лег спать. Охотник, греясь перед огнем, разглядывал меня с особой пристальностью, а потом с неясным сожалением выдал:
— Объясни, почему от тебя не пахнет ведьмой? Точнее — не всегда.
— Я помылась, — смутилась я, заглядывая в костер. Лицо припекало, глаза щурились от жара.
— Дело не в наружном запахе. Внутренний. Знаешь, нас в ордене с детства поили снадобьями, после которых вонь ваших способностей стала особо различима. А ты не пропахла ею насквозь, разве что изредка… он будто чадит. Иногда тухнет; после — разгорается. Если такое возможно.
— Так плохо, что я не пахну всякой мерзостью?
— Нет, просто неправильно.
И на сей непонятной ноте короткая беседа завершилась. Радислав пожелал мне «спокойного утра» и заснул, едва устроившись на лежанке.
Я осталась в одиночестве. Очистила котелок с помощью чар, развернула карту дорог и придавила её уголки камешками.
Вчера мы находились здесь. Ноготь уткнулся в восточную часть. По Торговому тракту путь займет день-другой. Палец прочертил линию от точки с надписью «Выгодск» до примерной остановки. Чуть помедлив, добрался до участка, где придется оставить широкую дорогу и съехать к тропинкам. После — в лес. И напоследок — к болоту. Его зеленоватая клякса образовалась около западного края страны. За болотом находились лишь высоченные Пограничные горы, которые оправдывали название, потому как проводили граничную полосу с варренской Галаэйей.
О принадлежности данных гор к какому-либо государству столетиями спорили жадноватые соседи, но в итоге те плюнули на высоченную гряду камней, начисто лишенную полезных ископаемых, и щедрым жестом вручили их нам. Правитель Рустии старательно размышлял, что делать со свалившимся на него «подарком», да так и не определился. Работы в горах не ведутся — добывать нечего, — посему огромное множество пеще