Лисимах замолчал.
– Ты дурным вином опился? – поинтересовался Селевк.
Лисимах медленно помотал головой.
Наконец, большинство блюд опустело. На столах остались закуски и вино. Царь встал и, снова совершив возлияние богам, объявил:
– Полагаю, пришло время симпосиона!
Эллины одобрительно загудели.
– Как водится, выберем того, кто проведёт нас через празднество, подобно опытному кормчему, направляющему бег корабля!
Тотчас пирующие начали выкликать имена, предлагая кандидатуру симпосиарха. Царь поднял руку, взывая к тишине.
– Вспомним, что советовал мудрый Платон. Следует ставить начальником над нетрезвым, человека трезвого, умудрённого летами. Так кого вы теперь назовёте наилучшим?
– Пармениона! Пармениона симпосиархом! – закричали отовсюду.
Александр провозгласил пожилого полководца распорядителем пира. Парменион поднялся и сказал:
– Для начала напомню присутствующим слова Иона Эфесского: "Юноша! Скромно пируй, и шумную Вакхову влагу с трезвой струёю воды, с мудрой беседой мешай!" Не первый и не последний это симпосион, где мы можем насладиться музыкой и танцами, но не каждый день нам, эллины и македоняне, выпадает возможность познакомиться с мудростью народа, который некоторые философы называют древнейшим в Ойкумене.
– Геродот писал, что фараон Псамметих решил выяснить, какой народ самый древний, – сказал Александр, – для этого он велел отдать двух младенцев на воспитание козопасу с наказом, дабы никто в их присутствии не произносил ни слова. Псамметих желал узнать, какое слово будет первым, произнесённым детьми. Через два года ему сказали, что первым словом было "бекос". Фараон созвал мудрецов, и те сообщили ему, что слово это фригийское и означает хлеб. Так египтяне узнали, что древнейшие люди в Ойкумене – фригийцы.
Анхнофрет улыбнулась.
– Думаю, Геродот ошибся.
– Он утверждал так же, что Египтом люди правили больше десяти тысяч лет, а до того – боги, – подал голос Кен.
– Ты что, читал Геродота? – хохотнул Пердикка.
– Нет, он просто в Эфесе умудрился напоить Каллисфена, теперь вот башка до краев забита всякой лабудой, – встрял Мелеагр, – с вином выплывает.
– В Эфесе? Это когда было? – спросил Пердикка.
– Не помнишь? На том самом симпосионе, когда Апеллес выпросил разрешение рисовать Кампаспу голой, а потом...
– Мелеагр, – глухо прорычал царь, – язык вырву.
Птолемей поспешил разрядить обстановку.
– Так это правда? Про десять тысяч лет?
– Если считать от вашего времени, – сказала Анхнофрет, – полагаю, да. Но наша память о тех далёких временах все же довольно туманна. Дело в том, что около шести тысяч лет назад в Стране Реки случилось бедствие, которые вы зовёте "катаклизмос". Потоп.
– Девкалионов потоп? – переспросил кто-то из македонян.
– Может, Огигов? – предположил другой голос.
– Я не знаю, как его называют у вас, – честно призналась Анхнофрет.
– И называют ли вообще, – хмыкнул Птолемей, – это, наверное, ещё до пеласгов было.
– Мы зовём его Волной Апопа.
– Прошу тебя, продолжай, достойная дочь Меринасира, – попросил Парменион.
– Земля содрогнулась и рухнули стены глубокого высокогорного озера Бену[85], что на дальних границах страны, которую вы зовёте Эфиопией. Царству уже была не одна тысяча лет. В чём-то они достигли умений дома Аменемхети[86], уступая нам во многом, но некоторые тайные сплавы и иные вещи самых древних ремту мы до сих пор не знаем, как повторить. Волна в пять сотен локтей, идя по узкому руслу, слизывала дома, дворцы и храмы, ибо в нижней части своей несла тысячи хека камней, на громадной скорости сносивших самые мощные стены. А руины городов были погребены слоем щебня, глины и ила, толщиной в десятки локтей. Так великое царство Познавших Маат, в котором все ремту были ещё синеглазыми, погибло в одночасье.
– Синеглазыми? – переспросил Александр, – так значит этот титул, "Потомки Древней Крови"...
– Да, царь. Это не пустые слова. Мерит-Ра и её брат – действительно потомки самых первых ремту, и в их роду тщательно блюдут чистоту крови.
– Что же было дальше? – спросил Парменион.
– Погибло не все. Уцелел Бехдет. Сейчас это великий порт, а в ваше время, как мне рассказали, он покоится на дне...
– Через тысячи лет разделил участь собратьев, – негромко проговорил Александр.
Анхнофрет вздохнула.
– Я долго не могла поверить в это. Стало быть, в вашем времени не осталось ничего из наследия первых ремту.
– Как ему удалось избежать гибели в тот раз?
– Изначально он стоял на высоком холме, а в Стране Тростника, в Дельте, волна спала. У известного вам Белостенного Града Менфи...
– Мемфиса, – подсказал Птолемей.
– Да. У Менфи, где тогда стоял великий город Маати, скалы сжимают русло, там волна потеряла силу. Не полностью, но крепость Белых Стен и храм Пта уцелели. Хотя храм сильно пострадал. Часть жителей укрылась в крепости. Они спасли многие знания, но впоследствии еле обеспечивали себя хлебом, более жили охотой и рыболовством. Сейчас на этих скалах возведены две крепости, а Ранефер ещё приказал намыть в середине Хапи остров. И поставил крепость на нём. Узкие проходы и три крепости сделали этот рубеж полностью неприступным. Кроме того, искусственный остров поднимает воду, больше уходит в каналы, больше орошается земли. Сейчас там ещё строится большой мост.
– Что же было потом? – спросил Александр.
– Из южных и восточных земель пришли новые народы, смешались с древними, и начали заселять благословенную страну. Мы не раз разбивали их в бою, но они все не заканчивались. В это же время плодородная земля Та-Неху, Либия, стала иссыхать, пока не превратилась в величайшую пустыню. Сероглазый народ та-неху был нашим другом, мы вели с ними торговлю издавна. Мы помогли им выжить, а они нам – изгнать нечестивых пришельцев. Многие из первых та-неху уже знали Миропорядок Маат и уверовали в Нетеру. Они быстро стали одними из нас. Были построены новые города в верховьях – Тин и Нехен. У моря, на западном рукаве Хапи, возвели Па-Уда и другие. Эти города не подчинялись Бехдету. Его царь, потомок Херу, взял за своего сына наследницу Тина из дома царя Сероглазых, потомка Сети, Владыки Пустыни и Защитника Путников. От их брака родился Херупермаат, первый Величайший, в ком слилась кровь обоих домов. Вскоре после того город Тин подчинился Нехену, и вместе они заключили союз с Бехдетом и Менфи. Дочь Херупермаата вышла за молодого Нармера, Сома Разящего.
В зале стояла полная тишина. Ядовитый Цветок Тростника умела увлечь слушателей. Любознательность в крови эллинов, а то, что рассказывала Анхнофрет, было для них ново и чрезвычайно интересно. Это прикосновение к седой древности оказалось сродни диалогам Платона, повествующим об Атлантиде. Некоторые, знакомые с ними не понаслышке, уже пытались сопоставлять рассказ посланницы с этими повестями.
– Увидев мощь несокрушимого союза древних и молодых городов, царь красной короны Па-Уда, несколько князей и вождей, в том числе зеленоглазых жителей саванн запада, хотели напасть на Нехен, но Нармер упредил их. С кремневыми топорами против медных, голые, против облачённых в доспехи, они не смогли противостоять воинству Сома, хотя и многократно превосходили его числом. Та-Кем снова стала единой. Нармер объединил свою белую корону с красной. С тех пор все властители Та-Кем носят Двойную Корону. Сын его, Хор Воитель – предок Мерит-Ра и Ипи Ранефера.
Анхнофрет на секунду замолчала. Перевела дух.
– А зеленоглазые тоже смешались с нами. Посвящённые, великие мудростью, предполагают, что самые первые ремту, жители земли, ставшей пустыней, охотники саванн – пришли в Страну Реки с северного берега Зелёных Вод, через острова народа шарден. Потому многие из нас похожи на пелесет и акайвашта. Похожи на вас. Но не все. Ремту принимали в себя кровь и фенех с кушитами.
Она замолчала.
– Удивительная повесть, – сказал Парменион.
– О да, – подтвердил Александр, – но мне было бы интересно услышать и другую. О том, какова Страна Реки сейчас.
– Расскажи, Анфея, – попросил Парменион.
– Охотно. На севере границы нашего царства простираются ныне от Харрана, ранее принадлежавшего митанни, до залива, отделяющего земли Яхмада от Киццувадны. Местные народы подвластны нам, но, собственно, города ремту находятся к югу от крепости Джару, что расположена посередине между Дельтой и землями фенех. Они в великом множестве стоят вдоль русла Хапи. Наши южные рубежи прикрывают мощные крепости Семна и Кумма. Считается, что здесь граница царства, хотя она довольно размыта, уже во времена дома Аменемхети и даже раньше ремту проникали дальше на юг. Недавно Ранефер заложил там город, на великом и изобильном острове. Знаменосец Нимаатра совершил поход на запад, поставил крепость на Собачьем острове шарден и ещё одну, ближе к Священной Земле, на берегу, который Птолемей называл Киреной.
– Вы заложили крепость в Кирене? – переспросил Парменион.
– Да.
Среди эллинов и македонян пробежал ропот.
– Египтяне в Кирене? Это немыслимо!
– Тихо! – поднял руку Александр.
Царь посмотрел на старейшего полководца. Потом перевёл взгляд на Полиперхонта, немногим уступавшего летами Пармениону. Тот поджал губы. Птолемей молча покачал головой. Кен негромко кашлянул.
– Тебя что-то смутило в моём рассказе, великий царь? – спросила Анхнофрет.
– Нет, – ответил Александр, – прошу тебя, продолжай, Анфея.
Что-то в царе переменилось. Александр был по-прежнему радушен и учтив, как подобало гостеприимному хозяину, но теперь от его вежливости повеяло холодком.
После речи Анхнофрет заиграли музыканты. Звенели кифары, пели флейты. Выступили танцовщицы, одетые лишь в золотые украшения. Многих из них гости потом увлекли к себе на ложа, угощая вином. Зал наполнился смехом и песнями. Несколько эллинов встали в круг и, положив руки друг другу на плечи, двинулись в хороводе, отбивая ногами ускоряющийся ритм и выкрикивая что-то воинственное. Напряжение ушло, и каждый говорил с каждым, причём никому не мешало незнание языка собеседника. Из многочисленных тёмных уголков дворца доносились женские стоны.