– Филота очнулся, – объяснил Ипи критянину, – я приказал привести.
– Хорошо, – кивнул тот и обратился к киприоту, – Пнитагор, ты можешь говорить? Что здесь произошло?
Пнитагор смотрел сквозь Неарха, чуть склонив голову набок, и молчал.
– Что произошло? – повторил вопрос наварх, – где Пасистрат, Адар-Мелек, Никанор? Что с ними?
– Адар-Мелек? – спросил Нимаатра, – тот, кто занял место Энила?
– Да.
– Один из моих тетнут-шесер говорил, что убил высокородный фенех стрелой Херу. Большой начальник фенех, богатый одежда и доспехи. Может Адар-Мелек?
– Пнитагор, ты видел это? – допытывался Неарх.
Киприот молчал. Он не менял позы, даже почти не моргал. Так ничего от него и не добились.
Египтяне ввели Филоту. Он еле стоял на ногах.
– Посадите его, – распорядился Ранефер.
Филота уставился на Неарха и безжизненным голосом сказал:
– Ты опоздал.
– Что произошло, Филота? – спросил Неарх.
Архинаварх покосился на Ранефера, который жёг его суровым взглядом и ответил:
– Они оказались сильнее.
– Это я и сам вижу! – повысил голос критянин, – зачем ты полез в драку? Ты хоть понимаешь, что творишь?
– Они не хотели говорить.
– Ложь! – вспылил Нимаатра, подавшись вперёд.
Ранефер остановил его жестом. Сам он сохранил невозмутимость.
– Ты не слышал песнь посланника?
– Они трубили, – подтвердил Филота, – а ещё зеркалами отвечали Камиру. Демоконт сказал – они сообщают городу, что помогут.
– Какой ещё Демоконт?
– Местный архонт. Он хотел отдаться под руку Александра, но царь Дедал сопротивлялся. С Демоконтом мы договорились.
Филота изложил свою версию событий.
– Хотели свергать законный царь... – сквозь зубы сказал Нимаатра.
– Я ничего не понимаю, – раздражённо бросил Неарх и повернулся к Ранеферу, – не буду обсуждать эту авантюру с перетягиванием города, но ответь, почтенный, вы действительно одновременно предлагали переговоры и сигналили местным, что атакуете нас?
– Мы не подавали такого знака, – едва сдерживаясь, ответил Ипи, – лишь обещали городу помощь. Лишь тот может подозревать другого в подлости, кто бесчестен сам!
– Высокие слова, не имеющие ничего общего с реальностью, – ответил критянин, – я не вижу вины Филоты. Вы сами сделали все, чтобы он понял вас неправильно.
– Он – глупец! – заявил Нимаатра, – только человек совсем без ум, смогать замышлял такое!
– А Мелек предлагал говорить... – неожиданно подал голос Пнитагор, – я счёл его трусом...
– Этот фенех не трус, – сказал Нимаатра, – он погибал смелый.
– Где мой брат? – вскинул голову Филота.
– Если есть справедливость на свете, – с ожесточением сказал Пнитагор, не глядя на Филоту, – то там же, где мой сын...
Неарх вопросительно взглянул на Ранефера. Тот покачал головой.
– Я не знаю имя твоего брата. Много ваших воинов и гребцов погибло. Некоторых мы вытащили из воды.
– Как ты намерен поступить с ними? – спросил Неарх, – независимо от того, считаешь ты Филоту пиратом или нет, но простые воины ни в чём не виноваты перед тобой.
– Ну да, – хмыкнул Ипи, – жён кефтиу только Филота насиловал.
– А вы, считающие "пурпурных" своим стадом для бесконечного доения, чисты и незапятнаны? – вскинулся Неарх, – конечно, как удобно, всю грязную работу сделали злые македоняне, срезали колосья и даже обмолотили их, а вам осталось только ссыпать зерно в амбар?!
У Ипи от гнева задрожали губы.
– Мы никогда не предаём мечу жителей городов взятых с боем!
– Действительно, кто же иначе станет платить дань?
– Наши воины не берут силой жён и дев! Ибо многие из оных с радостью примут ласки славного воина Та-Кем, особенно, зная, что тот подарит ей пару золотых кайтов, или что-то из добычи. Ужели ваши воины столь дики и уродливы, да ещё скупы? Или мэт у них как льняная тряпка, и не уподобится разящему копью, пока обладатель не примкнёт к женской шее железо?
Неарх опешил, посмотрел на Филоту. Тот мрачно усмехнулся.
– Да, верно. В Тире на твоём обелиске написано, что ты отдал жриц Тиннит желавшим раздвинуть им ноги, – сказал критянин, – ты считаешь, что они остались довольны, получив взамен серебро. Они так тебе сказали? Вы уподобили жён "пурпурных" диктериадам и считаете, что это как-то возвышает вас над македонянами, насильниками и мясниками? Мне жаль вас. Вы, похоже, даже не понимаете, сколь многие втихаря проклинают ваше идеальное государство, о котором с прошлой осени в оба уха трубит Александру одураченный вами Каллисфен.
Ипи дёрнул щекой.
– Ему показали наш жизненный уклад, как есть, ничего не скрывая. Он написал в своей книге правду.
– Само собой, – хмыкнул Неарх, – но мы отклонились в сторону. Что ты намерен делать с пленными?
Ипи некоторое время молчал, потом что-то коротко сказал Нимаатра. Тот кивнул и кликнул Хранителей. Филоту и Пнитагора увели. Прежде, чем архинаварх шагнул за порог, он встретился взглядом с Неархом. В глазах Филоты не было ни страха, ни сожаления.
Нимаатра, уходя, сказал Ранеферу несколько слов. Тот нахмурился, странно посмотрев на Пнитагора.
– Я не отпущу пленных, – сказал Ипи, когда они с критянином остались одни, – они виновны в злодеяниях.
– Ты ничего не доказал, – возразил Неарх.
– И все же судить буду я, – устало ответил Ранефер.
Он сел на постель, провёл ладонью по лицу, стирая испарину. Неарх видел, что предводитель египтян чувствует себя очень плохо и балансирует на грани сознания.
Критянин думал, как следует поступить. Продолжить "обмен любезностями" на повышенных тонах? Ничего он этим не добьётся. Согласиться с правом победителя, не предприняв попытки освободить сына Пармениона? Но такая попытка спровоцирует новую бойню и далеко не факт, что удастся победить. С другой стороны, что скажет Парменион? И Александр?
Ранефер пришёл к некоему решению раньше.
– Впрочем, я готов отпустить всех. Вообще всех. За выкуп.
– Что ты хочешь?
– Лошадей. Я знаю, вы везёте лошадей. Нимаатра сказал, что ваши транспортные ладьи ссаживают воинов и коней на берег. Я отпущу всех за двести лошадей.
Неарх молча помотал головой.
– Ты не согласен? – спросил Ипи.
– Мы не на рынке. Я не купец и эти лошади не товар. Только царь может принять такие условия.
Ранефер кивнул. Некоторое время молчал, покусывая губу и взирая на критянина исподлобья.
– Те, кто откажется служить нам, принять Посвящение и новые рен, будут проведены связанными через Уасит до святилищ Ипет-Сут. А потом они станут батраками земледельцев. Так мы поступаем с пиратами.
– Станут рабами?
– У нас нет рабов. Отработав положенное, они получат свободу. Только вряд захотят вернуться к вам.
Неарх долго молчал. Потом сказал:
– Ты хотел мира. Своей угрозой ты добьёшься войны. Я знаю царя с детства. Знаю, как он поступит в этой ситуации.
Ранефер прикрыл глаза.
– Ты достойный муж, Неарх. Я испытал тебя. Все воины и гребцы будут свободны. Триерархи и Филота, виновные в этом очередном "недопонимании", останутся. Захваченные и потопленные корабли – наша добыча. Покиньте Камир и вообще Иси. Возвращайтесь к Александру. Я прибуду на Алаши. Судьбу пиратов решат властители. Вместе.
Неарх сжал зубы.
– Что Знаменосец Нимаатра сказал тебе про Пнитагора?
– Это умелый и храбрый воин, – ответил Ипи, не открывая глаз, – очень храбрый и очень умелый. Он один убил ремту больше, чем кто бы то ни было из вас. Достойнейший враг. Мы высоко ценим таких.
– Отпусти его.
– Нет, – ответил Ранефер, – он останется.
"Почему он так спокоен? Что бы не происходило, всегда спокоен, невозмутим. Неарх ни жив, ни мёртв. Лагид бледен, словно некрашеная статуя. Кен, суровый Кен, словно нашкодивший мальчишка теребит край хитона, не зная, куда деть руки. У Пердикки мечутся глаза, а Полиперхонт их прячет. И только Эвмен спокоен. Как будто ничего не произошло. Почему он спокоен? Потому что ему, эллину, наплевать на убитых македонян? Неарх тоже эллин".
Александр поднёс руку к лицу. Дрожат пальцы. Он сжал их в кулак с такой силой, что побелели костяшки, а потом впечатал в подлокотник кресла. Что-то хрустнуло.
– Ты уверен?
– Да, царь, – ответил критянин, – Пнитагор подтвердил.
– Его не допросить, – буркнул Кен.
– Ищи, кому выгодно, – негромко проговорил Полиперхонт, все так же отводя взгляд.
– Пнитагору? – сквозь зубы процедил царь.
– Он чужой нам. Союзник... Верно, был обижен за ту выволочку, в Тире. Счёл немилость несправедливой...
– Некоторые подтверждают его слова, – возразил Неарх, – египтяне трубили...
– А некоторые не подтверждают, – сказал Пердикка, – не слышали ничего. Кому верить? Никанор не вспомнил, был ли сигнал с предложением переговоров.
– Никанор не может быть беспристрастен, – сказал Полиперхонт, – когда дело касается его брата. К тому же он ранен и плохо соображает.
– Там царила такая суматоха, что не мудрено не услышать, – вздохнул Неарх, – да и многие ли из нас способны различать сигналы египтян? Зовут к переговорам или трубят атаку? Мог бы сказать Мелек, но он мёртв. А Эли-Баал подтвердил...
– Как можно доверять финикийцу? – резко возразил царь, – ты сам сказал, что он обязан Ранеферу жизнью и избавлением от увечья.
– Царь, ты должен ещё раз допросить Никанора, – сказал Полиперхонт, – с большим... пристрастием.
– Я думаю, – Александр повысил голос, – царь способен сам разобраться с тем, что и кому он должен!
На короткое время воцарилась гнетущая тишина. Стратеги подавлено молчали. Александр обвёл их взглядом. Задержался на Птолемее. Тот выдержал внимательный прищур царя и заявил:
– Я не верю в вину египтян в этом деле.
Александр дёрнул щекой.
– Имеешь доказательства?
Птолемей смутился.
– Нет, но...
– С тобой все понятно. Друзьями их уже считаешь? Очарован?