Неукротимая красавица — страница 5 из 9

Часть V. Бегство любви

Глава 38

Катриона Лесли сидела перед камином в своей спальне, завороженно глядя на танцующие языки пламени, и пыталась осмыслить события последних недель. Ее муж мертв – по крайней мере, все считали его мертвым. Все, кроме нее. Она никак не могла представить Патрика мертвым, да и не чувствовала ничего. Но факты упрямая вещь.

Полтора года назад Патрик на борту своего флагманского судна «Отважный Джеймс» вышел из Лита в составе шести парусных судов каравана, которые направлялись в Новый Свет для закупки мехов. Для Лесли это дело было новым, поэтому граф Гленкирк возглавил экспедицию лично, чтобы убедиться в успешности предприятия.

В случившемся Катриона частично винила и себя. Хоть они и помирились после рождения Френсис Энн и уже не испытывали вражды друг к другу, но никаких других чувств она тоже не испытывала. Для всех граф и графиня Гленкирк были идеальной супружеской парой, но Катриона все так же страдала по своему изгнанному из страны возлюбленному графу Ботвеллу. Она не упоминала о нем, но Патрик Лесли все знал и постоянно проклинал себя за мгновение величайшей глупости, стоившее ему любви жены.

Почти год граф вынашивал идею экспедиции в Новый Свет. Меха становились важной частью европейской моды, и качество шкур, что время от времени доходили до Шотландии, было выше всяческих похвал. «Почему, – спрашивал себя Патрик, – мы должны перевозить нашими судами столь ценный груз для кого-то, если можем закупать меха и продавать их в Европе сами?»

Наконец было решено, что первые суда Лесли выйдут в море ранней весной 1596 года, а тремя месяцами позже за ними последует вторая группа, которую возглавит брат графа – Адам. В надежде, что разлука даст Катрионе время прийти в себя и, возможно, изменить мнение о нем, Гленкирк принял решение возглавить экспедицию. Катриона с детьми даже отправилась в Лит проводить их и пожелать удачи.

– Я обязательно привезу тебе шкуры бобров для накидки, – весело пообещал Гленкирк. – Темный мех великолепно подчеркнет твою красоту.

Он чмокнул ее в щеку, и она сказала:

– Будь осторожен, Патрик, и возвращайся поскорее.

Катриона улыбнулась и на краткий миг вдруг стала такой, какой была до той злополучной ночи.

Они расстались, и у нее не было никаких предчувствий несчастья, но полтора месяца назад, в середине июля, второй караван судов Лесли, тяжело нагруженный дорогими мехами, возвратился в Лит и принес ужасные новости. Адам Лесли, даже не задержавшись, чтобы проследить за разгрузкой, вскочил в седло и, безжалостно пришпоривая коня, помчался в Гленкирк с известием, что шесть судов Патрика Лесли так и не прибыли в порт назначения Нового Света.

Король быстро узнал об этой трагедии и, даже не посоветовавшись с семьей Лесли, объявил юного Джеймса пятым графом Гленкирком. Катриона пришла в ярость, хотя и понимала, что поместью нужен хозяин. Джеймс Стюарт снова вторгался в ее жизнь. На этой неделе она получила от него письмо, в котором указывалось, что ее траур по погибшему мужу не должен превышать полугода и уже весной ей надлежало появиться при дворе.

Его мотивы, облеченные в любезное королевское красноречие, заставляли ее то смеяться, то ругаться последними словами. Молодому графу предписывалось как можно быстрее жениться, чтобы обеспечить наследование Гленкирка. Слава богу, подумала Катриона, еще два года назад они с Патриком предусмотрительно обручили Джейми с Изабеллой Гордон, иначе король влез бы и в это дело!

Письмо короля, однако, на этом не заканчивалось. Поскольку мать Патрика, Мег, была еще жива, то именно Гленкирку выпала редкая честь приютить сразу двух вдовствующих графинь. Но если старшая жила в своем родовом замке, то младшей следовало прибыть ко двору короля, чтобы позволить новобрачным наслаждаться супружеским уединением, а пожилой вдове – необходимым ей покоем.

Прочитав это, Катриона только фыркнула: «Нет, Джейми, ты меня не одурачишь! Если Патрик пропал, а Ботвелл изгнан из страны, надеешься расчистить путь ко мне? А уж какой заботливый: и о свекрови подумал, и о сыне… И все для чего? Чтобы обеспечить себе доступ к моему телу! Вот же ублюдок! Видно, забыл про моих остальных детей. Интересно, что он скажет, если я явлюсь ко двору со всеми?»

Кэт оказалась в очень сложном положении. Она не могла просить юного сына защитить ее от интриг короля, – но волновалась зря. Джеймс знал многие из причин, которые привели к охлаждению отношений между родителями. Прекрасно понимая, что король опять пытается загнать его мать в ловушку, он придумал, как решить проблему, не выказав при этом открытого неповиновения.

Когда он появился в ее покоях, необычайно возбужденный, она подняла на него удивленный взгляд:

– Боже мой! Вылитый отец! Что-то случилось?

Он уселся на пол возле ее кресла и выпалил:

– Я придумал, как мы можем отделаться от короля и при этом не навлечь его гнев на весь наш род!

Катриона положила руку сыну на плечо, и он увидел, что лицо ее печально.

– Джейми, мальчик мой, я очень благодарна тебе за заботу, но король загнал меня в ловушку, а я не хочу порочить память твоего отца, погубив его… нашу семью. Король хочет сделать меня своей любовницей, и у меня просто-напросто нет иного выхода, кроме как повиноваться ему.

– Все не так! Есть выход. Король не знает, что я в курсе о его двуличии. Так вот. Этой зимой, после того как мы с Изабеллой поженимся, а Бесс выйдет замуж за Генри, молодожены отправятся ко двору, а ты, будучи в трауре, останешься здесь. Потом мы вернемся, но тебя уже не будет, мы лишь найдем записку… что ты в надежде справиться со скорбью, отправилась к дальним родственникам во Францию.

– А если, – быстро подхватила его мысль Катриона, – после вашего возвращения из Эдинбурга, в городском доме Гленкирков появятся рабочие, якобы для ремонта, король даже не заподозрит, что я и не собираюсь возвращаться. – От восторга она даже захихикала. – А я тайно передам этот дом Изабелле, а мой домик в А-Куил – Бесс. Когда Джейми поймет, что птичка упорхнула, сделать ничего не сможет. Ты прав, сын! Если ты хорошо сыграешь роль верного королю подданного, то Джейми не осмелится наложить лапу на имущество Лесли. Он держал зло на Ботвелла, твоего отца и меня. Если он не узнает, что вам все известно, то не посмеет что-нибудь предпринять: гордость не позволит. К тому же для него важно, чтобы англичане говорили о нем только хорошее. Старая королева пока что не объявила его официальным наследником, и вполне еще может предпочесть его кузину, Арабеллу Стюарт. Однако, Джейми, тебе придется публично осудить мое недостойное поведение. Даже Изабелла не должна знать о нашем заговоре.

Сын улыбнулся:

– Да, мама, ни чести у тебя, ни совести. И что мне с тобой делать?

Кэт расхохоталась, а Джеймс, уже серьезно, сказал:

– Тебе понадобятся деньги. Я спрошу у Кира, каким образом можно тайно перевести их тебе.

– Нет, Джейми, ничего не надо, но спасибо, что ты об этом подумал. У меня не было случая сказать тебе, но я далеко не бедная женщина. Я сама свяжусь с банком и попрошу, чтобы начали потихоньку переводить мои деньги в Европу.

– И куда ты направишься? – спросил Джеймс, хотя уже знал ответ.

Катриона посмотрела прямо ему в глаза.

– Отправлюсь искать Ботвелла. Если он все еще помнит меня, я буду самой счастливой женщиной на свете.

– Даже не сомневайся. Мне тут птичка на хвосте принесла весть, что совсем недавно он был изгнан из Франции за убийство на дуэли одного джентльмена, который опрометчиво нелестно отозвался о некой шотландской леди, которая завладела всеми помыслами Ботвелла.

– И где же он теперь? – почему-то совсем не удивилась Кэт.

– В Италии. Он попробовал было обосноваться в Испании, но эта страна оказалась для него слишком религиозной, да и двор у них весьма унылый. Ты найдешь своего пограничного лорда в Неаполе. Поезжай к нему, мама, и будьте счастливы. Выйди за него замуж, как вы и хотели. Гленкирк никуда не денется, хотя не думаю, что ты так уж к нему привязана.

– А Френсис Энн?

– Останется здесь, пока вы там не устроитесь, а потом отправлю ее к вам.

– А вместе с ней Иэна и Джейн, – тихо добавила Кэт.

Джеймс Лесли негромко рассмеялся.

– Всегда подозревал, слава богу, что отец об этом так и не узнал!

Под лукавым взглядом своего старшего сына Катриона покраснела.

– Ты поражаешь меня, Джейми. Откуда в тебе столько терпимости?

– Ты всегда была нам хорошей матерью, и пока король не заставил тебе делить с ним ложе, была любящей женой моему отцу. А терпимость оттого, что в моих жилах течет та же самая горячая кровь, что и в твоих. Я часто видел, как мужчины поглядывают на тебя, а когда служил пажом у лорда Роутса, то многого наслушался от его приближенных. Что бы ни стало причиной твоего охлаждения к отцу, я виню короля. Полагаю, ты мне и сейчас не расскажешь?

Катриона задумалась, но потом все же решилась.

– Однажды твой отец застал меня с королем, и тот не пощадил его гордость и самолюбие, а, напротив, позволил себе откровения. Потом они напились, ввалились ко мне в спальню и… – Она побледнела, голос дрогнул, но потом сумела справиться с собой и негромко продолжила: – Твой отец и король всю ночь по очереди насиловали меня. Вот эта ночь и убила мою любовь к нему. Я могла его понять, даже пожалеть, но убедить, что всегда была ему верна, так и не сумела… – Катриона опять замолчала, подбирая слова, наконец заговорила: – Он всегда был упрям, этот Патрик Лесли! Когда-то я его любила, Джейми, но наш брак всегда вызывал у меня какие-то странные чувства, казался ненастоящим. Мы были слишком похожи друг на друга, не хотели ни в чем уступать. После той ужасной ночи я убежала и скрылась у своего единственного друга, лорда Ботвелла. Я хотела лишь успокоиться, отойти от случившегося, обдумать, как жить дальше, но мы с Френсисом полюбили друг друга. Остальное ты знаешь.

Джейми сочувственно смотрел на мать, ожидая продолжения, но Кэт лишь добавила:

– Что до Джеймса Стюарта, то я его презираю! Он изображает из себя доброго короля-христианина, идеального мужа, прекрасного отца, но это все только лицемерие, маска, а на самом деле он величайший сладострастник. Если бы я только знала!

– А мне казалось, он не интересуется женщинами, а предпочитает мужчин, – заметил Джейми.

– Нет. Это всего лишь уловка, чтобы скрыть свои истинные желания.

– Но как отец мог так обойтись с тобой? Если бы я знал…

– Твой отец достаточно наказан за свою жестокость, да простит его Господь. И он покинул этот мир. Прошлая жизнь закончилась, я скоро отправлюсь к Ботвеллу, а теперь нам следует подумать о вашей с Изабеллой Гордон свадьбе. – Кэт поцеловала сына в щеку и добавила: – Знаешь, я никогда не оставила бы тебя, если бы не была уверена, что ты справишься со своими обязанностями и не посрамишь свой титул. Только помни, сын: лишь первый граф Гленкирк дожил до седых волос, а все остальные умирали молодыми, потому что связывались со Стюартами. Твой отец – справедливости ради я должна это сказать – предупреждал меня, что не стоит связываться со Стюартами. Если бы я послушала его, то, возможно, ничего этого никогда бы и не случилось. Слушай своего дядю Адама, он будет наставлять тебя в делах, и держись подальше от двора.

– Но что, если старая королева умрет? Тогда наш король уедет в Лондон?

– Конечно, Джейми! Он с нетерпением ждет момента, когда сможет покинуть Шотландию. Твоему дяде Адаму придется тоже отправиться в Лондон, чтобы представлять наши интересы, но вы с Изабеллой должны остаться здесь. Гленкирк никогда не должен оставаться без хозяина, иначе он обречен. Научи своих сыновей любить эту землю, чтобы она никогда не осталась без Лесли.

– Ты так говоришь, мама, словно никогда больше не увидишь Гленкирк.

– Я и не увижу. Не думаю, что Джеймс когда-нибудь забудет то оскорбление, которое я ему нанесу. Будь уверен, если мне случится когда-нибудь ступить на английскую или шотландскую землю, где правит наш кузен, меня тут же схватят и бросят в тюрьму, а то и убьют. Так что родину я покину навсегда.

Джеймс Лесли грустно улыбнулся.

– Что же… Вы пожертвовали собой ради нас – Лесли. Не надо более, мама! Хоть я публично и прокляну тебя, ты уедешь с моим благословением и моей любовью.

Катриона одарила сына улыбкой и шутливо прикрикнула:

– А теперь ступайте вон, ваша светлость! Мне надо обдумать свадьбу.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Джейми!

Он уже направился к выходу, когда услышал:

– Я весьма признательна вам, милорд. Из вас получится прекрасный граф и хозяин Гленкирка. Мне чертовски жаль, что я не смогу увидеть плоды вашего правления.

Юный Джеймс Лесли уважительно поклонился своей матери и быстро вышел из ее комнаты.

Глава 39

Невеста Джеймса Лесли, Изабелла Гордон, была младшей дочерью Джорджа и Генриетты, графа и графини Хантли. Поскольку их имение два года назад было сожжено фанатиками-протестантами, свадьбу решили провести в Гленкирке. В кулуарах дворца поговаривали, что выбор пал на Гордонов не потому, что они принадлежали к Римско-католической церкви – да ее приверженцами были половина жителей Шотландии, – а потому, что несколько лет тому назад они открыто приютили опального графа Ботвелла.

Несмотря ни на что, король дал свое благословение на этот брак и даже пообещал присутствовать на венчании, назначенном на 20 декабря. Новобрачные собирались провести зимний сезон в Эдинбурге и принять участие во всех праздниках с Рождества до Двенадцатой ночи.

Как только была назначена дата бракосочетания, по настоянию Катрионы Изабелла перебралась в Гленкирк.

– Ты должна научиться, как управлять этим замком, если собираешься стать здесь хозяйкой, – объяснила будущая свекровь.

– Но, мадам, – возразила девушка, хорошенькая и добрая, но немного склонная к лени, – вы же всегда будете рядом и, безусловно, поможете мне.

– Нет, дорогая, я не собираюсь жить в Гленкирке, король настаивает на моем возвращении ко двору, и мне придется перебраться в свой дом в Эдинбурге. Однако здесь остается бабушка Джейми, к которой ты всегда можешь обратиться за советом. Мег знает Гленкирк лучше любого из нас.

Джордж Гордон внимательно посмотрел на Катриону и обратился к дочери:

– Изабелла, душа моя, не сходишь ли в детскую посмотреть, уложила ли няня малышей?

– Конечно, папа.

Девушка покорно встала и отправилась наверх, подумав: «Интересно, что это у них за секреты от меня?»

– Что-то случилось, Кэт? – спросил Хантли, когда его дочь вышла из зала. – Только не говори, что Джейми опять добивается тебя.

– Увы, да, Джордж. Мне разрешено полгода соблюдать траур по Патрику, а весной явиться ко двору для утех короля.

– Вот же ублюдок! – выругался лорд Гордон.

– Не переживай, Джордж, я сумею обвести его вокруг пальца.

Граф Хантли всмотрелся в лицо графини Гленкирк, и на лице его медленно появилась улыбка.

– Ну ты и лиса, Кэт! Но он не станет мстить Джейми?

– А как он объяснит обществу, если обрушит свой гнев на двух ни в чем не повинных и преданных ему молодых людей? Они же ни сном ни духом…

– Так вот почему такая спешка с венчанием?

– Нет, это предложил его величество. Джеймс считает, что наследование Гленкирка должно быть осуществлено как можно скорее.

Гордон усмехнулся:

– Думаю, причина в другом, и он надеется, что так ты быстрее окажешься в его постели.

Катриона в голос расхохоталась.

– Бедный Джейми будет весьма огорчен, когда узнает, сколь призрачны его надежды!

Генриетта Гордон вздрогнула, подалась вперед и негромко спросила:

– Что ты задумала, Кэт?

– Не задавай вопросы, на которые я не могу ответить.

– Но, Кэт…

– Не открывай без нужды свой нежный ротик, дорогая! – вмешался Джордж.

И вот так, занимаясь подготовкой пышной свадьбы старшего сына, Катриона Лесли тайно готовилась к побегу в Италию. В этом предприятии ей содействовали банкиры семьи Лесли и многолетние их деловые партнеры – Кира.

В ближайшие несколько месяцев все огромное состояние Катрионы должно быть переведено в римское отделение их банка через Париж. Если король Франции и мог бы объединиться с шотландским, то папа римский на это никогда бы не пошел, в особенности если речь зашла бы о благородной вдове-католичке, которая всего лишь хотела защитить свою добродетель от преследований самого известного в Европе еретика-протестанта.

Было решено, что Катриона на корабле пересечет Северное море, затем пролив Ла-Манш, высадится на побережье Франции, а оттуда отправится в Италию по суше, поскольку дальнейший морской путь представлялся слишком опасным, ведь Средиземное море кишело турецкими пиратами. В ее распоряжении будет удобная карета, кучер, лакеи и конная охрана. В Гленкирке о планах Катрионы знал только Конелл Мор-Лесли, командир вооруженной стражи. Она хотела, чтобы в ее окружении были только люди из Гленкирка, и Конелл взялся обеспечить такую охрану и прислугу.

– Ладно. Если уж выбирать между браком с Ботвеллом или положением королевской шлюхи, то Ботвелл – меньшее зло. Я помогу вам, ваша светлость, только дайте время, чтобы подобрать людей. Это должны быть католики – протестантов в Италии не жалуют, никаких юнцов – у них слишком горячие головы. Самые подходящие – мужчины лет двадцати-тридцати. Никто ничего не будет знать до самого последнего момента, так меньше шансов, что какое-нибудь словечко дойдет до ушей шпионов Джейми. Кого возьмете из служанок?

– Сюзан и, возможно, еще кое-кого.

Он кивнул, ничуть не удивленный, что она уже все продумала. Как и ее прабабка Джанет Лесли, Кэт ничего не делала просто так. Многие недооценивали ее ум и изобретательность, за что и поплатились. Эта мысль вызвала у него ухмылку, и Катриона поинтересовалась:

– Чему это ты улыбаешься?

Пронзительный взгляд его синих глаз резко контрастировал с суровым обветренным лицом и лукавой улыбкой.

– Да вот подумал, что отдал бы свое годовое жалованье только за то, чтобы взглянуть на лицо Джейми Стюарта, когда он узнает, что вы опять сбежали от него!

– Ох, Конелл, – упрекнула его Катриона, едва сдерживая смех, – неужели ты совсем не испытываешь уважения к короне?

– К короне – испытываю, да! Но к кузену Джейми? Лишь круглый идиот или самонадеянный упрямец станет преследовать женщину, которая явно его не хочет. А разве с такими чертами характера можно быть хорошим королем? Сомневаюсь…

– Свои королевские обязанности он исполняет неплохо, а вот в личной жизни грешит. Ему никогда не было уютно в своей семье, хотя он отчаянно этого желал. – Кэт повернулась к окну и, устремив взор на дальние холмы, задумчиво проговорила: – Ах, Конелл! Ведь все, чего я хотела, – это тихо-мирно жить в Гленкирке.

– Да ну! – воскликнул старый вояка. – Не пытайтесь обмануть сами себя. Вы всегда были как вихрь. И это вовсе не лорда Патрика тянуло ко двору. – Она выглядела такой пораженной, что он улыбнулся. – Ах, девочка, не стоит теперь из-за этого переживать. Я ведь и сам Лесли – хоть и не с той стороны одеяла, – и знаю, что у всех женщин этой семьи строптивый характер.

Осенние дни были короткими, и Катриона использовала каждую возможность для конных прогулок по имению, передав организацию свадьбы в опытные руки Мег. Свекровь всегда понимала невестку куда лучше, чем ей бы того хотелось, и однажды вдруг пожелала присоединиться к Катрионе.

– Сегодня слишком хороший день, чтобы сидеть дома, – громко заявила старшая вдовствующая графиня, в основном для ушей конюхов. – Хочется наконец увидеть эти поля маргариток не только из окна комнаты. – Забравшись в седло, Мег засмеялась: – Боже! Уже, наверное, года два я не ездила верхом. Ну что, вперед, Кэт?

Ее старая гнедая кобыла, побуждаемая хозяйкой, поковыляла к тропинке, и Катриона следом, гадая, что это Мег вздумалось вдруг отправиться на прогулку именно с ней. Около четверти часа они ехали в полном молчании, а затем Мег придержала кобылу и повернулась к спутнице.

– Итак, Мег, что подвигло вас взобраться на старушку Брауни? Только не рассказывайте мне про эти ваши маргаритки! – прямо спросила Кэт, глядя свекрови в лицо.

Мег Лесли расхохоталась.

– Мне этот предлог показался удачным, но тебя ведь не проведешь. Ты права – маргаритки меня интересуют меньше всего. Лучше скажи, когда ты нас покинешь?

Катриона ничуть не удивилась и честно ответила:

– После свадьбы Бесс и Генри.

– Ты отправишься к нему?

– Да.

– А семье это ничем не грозит?

– Очень на это надеюсь. Поскольку король не догадывается, что Джейми все известно, не думаю, что ответственность за мое исчезновение он возложит на юного графа. Кроме того, чтобы его гнев не распространялся на семью, Джейми публично меня осудит за то, что столь позорно отвергла оказанную мне высочайшую честь.

Мег рассмеялась.

– Ловко! Стало быть, Джейми знает о твоем отъезде?

– Знает? Да помилуйте, Мег! Он сам все это и придумал. Я уже была готова сдаться, но Джейми решил, что сама его якобы невинность в этом деле и спасет нас, а другого случая мне не представится. Какую причину может предъявить публично Джеймс, чтобы оправдать необоснованную месть нашей семье? Мы ведем себя мирно, и Лесли из Гленкирка всегда были преданы короне. Это единственный момент, когда я могу бежать, не подвергая угрозе весь наш клан.

– А если Френсис нашел новую любовь, моя дорогая? Его ведь всегда тянуло к женщинам, да и особым постоянством он не отличался.

– Мне он всегда был верен, – негромко возразила Катриона.

– Да, но ведь прошло три года…

– Он по-прежнему любит меня, а я люблю его, – уверенно заявила Кэт.

– Но все же, если это не так, ты вернешься?

– Нет, до тех пор, пока меня домогается Джейми. Не хочу быть королевской шлюхой. В крайнем случае устроюсь где-нибудь во Франции.

– Тебе не придется, – мягко произнесла Мег. – Просто мне хотелось удостовериться, что ты все хорошо взвесила. Многие женщины на твоем месте были бы счастливы.

– Если бы я испытывала к нему хоть какие-то чувства, то в этом был бы смысл, но я не смогу по доброй воле лечь в постель с мужчиной, который мне не нравится. А король мне отвратителен, и я никогда не прощу ему того, что он сотворил с Патриком. Он не только труслив, но и жесток!

И тогда Мег неожиданно произнесла то, отчего на глаза Катрионы навернулись слезы.

– Ты уедешь с моим благословением, дорогая. Мне почему-то кажется, что Патрик не был бы против, хотя так и не смог простить себе то, что сделал, и ты это знаешь.

– А я простила. Любить, конечно, как когда-то больше не могла, но простила его. – Кэт улыбнулась. – Джейми знает только то, что весной я уезжаю. Так будет лучше. Со мной едут Конелл и Сюзан, хотя я ей пока ничего не говорила.

– А как ты намереваешься поступить с детьми?

– Колин и Робин останутся в свите графа Роутса, пока им не исполнится по четырнадцать, а затем, как и Джейми, поступят в университет Абердина. Закончив учебу, они совершат поездку по Европе, а затем женятся. Мы с Джейми провели переговоры о брачном соглашении с моим братом. После смерти единственного сына он остался без наследника, а у него четыре дочери, которых предстоит выдать замуж. Колин женится на старшей, когда ему исполнится двадцать, и как наследник моего брата станет следующим владельцем Грейхейвена. Робби женится на следующей дочери год спустя. Я положила на его счет в банке приличную сумму и купила добротное поместье близ Грейхейвена, так что он будет вполне независим от своего старшего брата. Аманда обручена с наследником Чарлза. Моя дочь станет следующей графиней Сайтен.

Мег удивленно вскинула брови.

– Я считала, что моя дочь Джанет рассчитывала женить сына получше.

Катриона расхохоталась.

– Джанет не просто замужем за Лесли, но еще и по рождению Лесли. Пусть у ее сына есть титул, зато у моей дочери – огромное приданое! К тому же, по странному стечению обстоятельств, Аманда владеет несколькими сотнями акров пастбищ, которые необходимы Сайтенам для их овец. Что касается Мораг, она выйдет за Малькольма Гордона и получит хорошее приданое, а также собственную усадьбу. Даже самые молодые сыновья Гордонов смогут значительно улучшить свое положение!

– Чем старше ты становишься, тем больше походишь на мою мать! – в восторге констатировала Мег. – А самые маленькие? Что будет с ними? Ты же не можешь их бросить?

– Джейми привезет их ко мне, когда устроюсь. Путешествовать вместе со мной им будет небезопасно, да к тому же с детьми я стану уязвимой, если король отправит за мной погоню.

Мег кивнула:

– Да, ты права: так будет лучше.

Некоторое время они ехали в молчании, потом Мег не очень уверенно спросила:

– Кэт, возможно, я лезу не в свое дело, но Иэн и Джейн…

– Это дети Ботвелла, и он ничего не знал до тех пор, пока не отправился в изгнание. Когда нас с ним разлучили в первый раз, я подумала, что мы уже никогда больше не увидимся, и захотела ребенка от него. Патрик же, как только я вернулась, тут же уложил меня в постель, каждую ночь требовал, чтобы принимала его, пока не стало ясно, что я беременна. Он даже не догадывался, что близнецы не его, а я ради всех нас решила не говорить.

– И правильно сделала, дорогая. Бедняга Ботвелл! Каково ему было покидать Шотландию, зная, что оставляет здесь не только тебя, но и своих малышей. Ах, Кэт, вы оба заслуживаете счастья.

– Спасибо вам! Вы всегда были мне добрым другом.

Мег перегнулась из седла и, протянув руку, пожала невестке локоть.

– Ты стала для меня дочерью, как обе моих. Будь счастлива, Кэт! Пожалуйста, будь счастлива!

Глава 40

Джеймс Стюарт нежно улыбнулся супруге и ласково погладил ее округлившийся живот.

– Нет-нет, Анна. Не стоит и думать об этом. Какие могут быть путешествия – пусть даже в Гленкирк, на свадьбу юного Джеймса Лесли – в твоем положении? Мы не можем рисковать ребенком.

– Но ведь свадьба состоится в канун Рождества, – простонала королева. – Я не хочу сидеть здесь без тебя в праздник.

– К Рождеству я вернусь, и мы встретим его вместе.

– Ты не успеешь! Разве что умчишься, едва молодые произнесут брачные обеты.

– В таком случае вернусь к Новому году и Двенадцатой ночи, – раздраженно произнес король.

– Но в Дании мы всегда праздновали Рождество всей семьей!

Джеймсу все это, наконец, надоело.

– Но ты не в Дании, Анна! Ты королева Шотландии!

Ее величество залилась слезами, а король сказал себе: «О господи! Не могу же я назвать истинную причину, почему не беру ее с собой!»

– Ну, будет уж, будет тебе, – примирительно произнес король. – Не могу же я обидеть Лесли из Гленкирка. Мне необходимо присутствовать на бракосочетании молодого графа хотя бы потому, что он женится на дочери моего кузена Хантли. Эти Гордоны доставили мне немало неприятностей, и я не могу дать им повод начать новую заваруху, не явившись на свадьбу их дочери. Сейчас зима, дороги в ужасном состоянии. Будь благоразумной, милая. Тебе просто нельзя в таком состоянии трястись через всю Шотландию.

– Ребенок, – фыркнула королева. – Это все, для чего я тебе нужна, – королевская племенная кобыла.

– Нам нужно много детей, – попытался убедить жену король. – А где я найду подобную тебе?

– Ох, Джейми, – произнесла королева сдавленным от слез голосом.

Король обнял жену за плечи.

– И давай больше не будем говорить всякие глупости.

– Хорошо, дорогой, – уступила королева, вздохнув.

Но король, похоже, даже не слышал ее, весь поглощенный думами о прекрасной Кэт Лесли, которая вскоре вернется в его постель.

Прошло уже четыре года с тех пор, как он видел ее в последний раз, и пусть та их встреча не была похожа на мечту любого мужчины, но теперь, одна и без защиты, вдовствующая графиня Гленкирк наверняка станет более уступчивой.

Ожидая прибытия Джеймса, Катриона была готова ко всему, она отдавала себе отчет, что не сможет избежать его внимания даже в собственном доме. Ей следовало быть с ним любезной и ласковой, чтобы, не дай бог, чего-нибудь не заподозрил.

С приближением свадьбы сына она убрала все свои личные вещи из их с Патриком апартаментов, хотя это было и нелегко после стольких лет. Ничего не поделаешь – через несколько недель здесь поселятся новые граф и графиня Гленкирк. Для большей убедительности она пошла даже на расходы по перестройке, якобы для себя, нескольких помещений в западной башне, которые некогда принадлежали ее прабабке Джанет, до того как у нее появился собственный замок в Сайтене. С тех пор эта башня не использовалась, но Катрионе иногда казалось, что здесь до сих пор бродит дух этой дамы, и она даже говорила с ней вслух.

– Ну что ж, мэм, я опять попала в переделку. Ты всегда предупреждала нас, чтобы держались подальше от Стюартов. Мое своеволие принесло всем нам немалые беды, и вот теперь я должна бежать из собственного дома или покориться королю.

Она подошла к окну спальни и, словно чтобы запечатлеть в памяти, стала медленно рассматривать окружавшие Гленкирк холмы, что тянулись до озера Сайтен и до Грейхейвена, дома ее детства. Попыталась она представить и прабабку, ожидающую своего любовника, Колина Хея, владельца Грейхейвена. «Что ж, если она могла пренебрегать условностями, то чем я хуже?» – подумала Кэт и вздохнула.

Прошло почти три года с того ужасного дня, когда она стояла на мысу Раттрей и смотрела, как проклятое судно уносит возлюбленного. И все это время от него не было даже весточки. Наверняка за это время немало женщин перебывало в его постели, но нашлась ли среди них та, что заставила бы его забыть о Катрионе? Господи! Пусть этого не случится!

И когда в агонии сомнения она закрыла глаза, перед ее внутренним взором возникло его лицо: любимое, дорогое ей лицо, изборожденное морщинами, с глубоко посаженными сапфировыми глазами, чувственными губами, элегантной коротко подстриженной бородкой, которую он всегда носил.

Прислонившись к холодному камню, она вспоминала твердость его широких плеч, большие ладони, нежно гладившие ее длинные волосы, и вдруг, впервые за долгие месяцы, расплакалась. Катриона вспомнила и оплакала Патрика Лесли и те счастливые годы, которые они прожили вместе, пока Джеймс не разрушил их жизнь, но больше всего слез пролила по графу Ботвеллу, безжалостно изгнанному и обездоленному из-за ревности кузена. Френсис ведь так любил свой Эрмитаж и милое его сердцу пограничье, а теперь вынужден скитаться по Европе, один, без друзей.

Она поклялась себе, что будет искать его по всей Европе, а когда найдет… Что, если он женился? В конце концов, даже Френсис может пойти на компромисс со своей честью, чтобы просто выжить. Нет! Этого не может быть. Он женится только на ней, а потом Джейми переправит им детей, и они мирно доживут до глубокой старости, вдали от интриг двора.

Но прежде ей предстоит встреча с кузеном Джейми. Он непременно попытается забраться к ней в постель, когда приедет на свадьбу. Что ж – тут графиня засмеялась сквозь слезы, – он получит пылкую любовницу, ведь она не была с мужчиной с тех самых пор, как ее муж отправился в свой неудачный вояж, и при всем презрении к Джеймсу, тело ее тосковало по мужской ласке. Наконец-то не он, а она использует его!

Разыскав старшего сына, Кэт предупредила:

– Ни в коем случае король не должен догадаться, что ты знаешь о его ночных походах в мои апартаменты.

Молодой граф был поражен.

– О боже, мама! Неужели он осмелится, прямо у нас в доме?

– Осмелится? – горько усмехнулась Катриона. – Он же король. Его личные желания превыше всего! В этом его суть. Не позволяй обмануть себя показным благочестием и образованностью. Ему лишь надо жить в мире с протестантской церковью, чтобы та не лезла в его личные дела. Да, он неплохо образован, но суеверен, жесток и капризен. Никогда и ни в чем не доверяй ему, как бы он ни был с тобой откровенен. Не повторяй моих ошибок: постарайся быть как можно дальше от короля и от двора.

– Но как в таком случае нам общаться со Стюартами?

– Проявлять верность, когда стране грозит опасность. Если придется все же находиться при короле, выказывать восхищение и любовь, проявлять любезность, но не льстить. Джейми умеет быть, когда надо, обворожительным, но лишен чувства юмора, даже забавен, и вовсе не злодей, если исполняются его желания.

Джейми кивнул, но лоб его прорезала тонкая морщинка.

– Как бы я хотел, чтобы он не появлялся на нашей свадьбе. Королева будет его сопровождать?

– Уверена, что нет: она вроде бы беременна, и король использует это как предлог оставить ее в Эдинбурге. Не беспокойся, сын, если я собираюсь бежать от его величества, он должен быть уверен, что я готова исполнить его волю. Визит сюда его должен успокоить. Вдова Патрика Гленкирка встретит царственного гостя сдержанно, но любезно. Я начну сетовать на свое положение, а он станет утешать меня и уговаривать полностью ему довериться. Когда решит, что развеял все мои страхи, он уедет, чрезвычайно уверенный в себе и своей мужской силе.

Джейми Лесли посмотрел на мать с искренним восхищением и улыбнулся:

– Вы так хитроумны и находчивы, мадам, что мне не хотелось бы иметь вас своим противником.

Катриона расхохоталась.

– Представляешь, когда-то твой отец сказал мне то же самое.

За пять дней до свадьбы в Гленкирк прибыл Джеймс Стюарт. Приветствовать его вышли как дальние кузены Лесли, так и более близкие родственники, Гордоны, но его янтарные глаза мгновенно отыскали облаченную в траурные одежды графиню Гленкирк. Катрионе стало не по себе, и она зарделась под этим взглядом. Вместе с Мег, как хозяйка имения, она проводила короля в апартаменты, отведенные как раз для подобных случаев.

Джеймс мельком оглядел огромные комнаты и заметил:

– Чрезвычайно уютно, дорогая кузина Маргарет. Вы, Лесли, каким-то чудом умеете создавать мужчине совершенно домашнюю обстановку. Надеюсь, и в остальных помещениях так же тепло и комфортно.

– О да, Джеймс! – воскликнула Мег. – Надеюсь, я могу называть тебя так? В конце концов, по возрасту я гожусь тебе в матери.

Ухватив короля под локоток, она едва ли не заглядывала ему в лицо, и глаза ее при этом так блестели, что Катриона даже подумала, не сошла ли свекровь с ума. С чего это вдруг она так порхает вокруг него?

– Мне положено, – продолжала щебетать Мег, – жить во вдовьем доме, но я почти все время провожу здесь, в замке, в южном крыле, где солнце может согреть мои старые кости. А апартаменты графа находятся в восточном крыле, чтобы лучи утреннего солнца, как и положено, будили его поутру и побуждали выполнять свои обязанности.

«Христос на небесах! Что она несет?»

– Королевские же апартаменты, – не унималась Мег, – всегда располагались в западном крыле, чтобы царственные гости могли выспаться, потом отправиться на утреннюю охоту, а вернувшись, обнаружить свои покои залитыми теплыми лучами послеобеденного солнца.

– Как это замечательно! – восхитился король и повернулся к Катрионе, так и не проронившей ни слова. – Ты больше не живешь в апартаментах графа?

– Нет, сир, – скромно потупив взор, ответила Кэт.

А Мег тут же продолжила:

– О нет, Джеймс! Мы переделали эти апартаменты для Изабеллы, а комнаты Кэт находятся теперь здесь, в западном крыле! Она была самой любимой праправнучкой своей прабабки, а обожаемая нами мэм жила как раз там, вот Катриона и выбрала ее апартаменты. Туда даже есть тайный проход отсюда.

– Мег! Это же семейная тайна! – нарочито возмутилась Катриона.

– Не стоит переживать, – манерно вздохнул король. – Ведь я все равно что член семьи, дорогая Кэт. Так посвятите меня в эту тайну, тетушка Мег.

Свекровь глупо хихикнула.

– Я могла и подзабыть, но Кэт должна знать. Помнишь, дорогая, как мэм смеялась, когда у нее спрашивали, как к ней попадает Колин Хей. Надеюсь, ты помнишь, как отсюда пройти в те самые комнаты.

Немного поколебавшись, Кэт кивнула:

– Конечно.

Король постарался, чтобы нетерпение, которое он испытывал, не просочилось в голос. Было совершенно очевидно, что он нравится тетушке и она лукаво пытается посодействовать ему.

– Да ладно тебе, Кэт! Что там за тайный ход? Поделись.

Катриона подошла к ярко полыхавшему камину и нажала на розу, вырезанную на левой стороне каминной полки. Стенная панель отошла в сторону, и открылся узкий проход. Катриона взяла зажженную свечу из канделябра и жестом пригласила спутников следовать за ней. Мерцающий огонек поднялся на два с половиной пролета винтовой лестницы. Кэт остановилась и, пошарив по стене, коснулась лепного украшения. Резко распахнулась дверь, и, миновав ее, они оказались в женской спальне.

– Как мило! – выдохнула Мег.

Король лишь загадочно улыбнулся.

– Если спуститься вниз, – сказала Кэт, – то попадешь в маленький дворик у основания башни.

– Очаровательно! – произнес король и добавил, взяв свечу из рук Кэт: – А теперь посмотрим, смогу ли я сам найти путь обратно.

– Мы оставим нашу дверь открытой, Джеймс, пока вы не выйдете, – сказала Мег. – Крикнете тогда, дорогой.

Король прошел в дверь и начал спускаться по лестнице. Мерцающий огонек пропал из виду. Наконец снизу раздался его голос:

– Все в порядке, тетушка Мег.

Дождавшись щелчка закрывшейся двери, Катриона закрыла свою и, повернувшись к свекрови, воскликнула:

– Боже, мадам! Да вы просто зарыли свой талант в землю. Вам следовало бы продавать девственниц в Хайгейте.

Мег рассмеялась.

– Как, по-твоему, он ничего не заподозрил?

– Нет. Единственное, в чем он теперь не сомневается, это то, что вы на его стороне. Будьте благословенны, Мег! Теперь наш Джейми уж точно будет в безопасности, когда я уеду, потому что король покинет Гленкирк в полной уверенности, что все Лесли обожают его!

– Тебе и вправду надо бежать, дорогая. Он так на тебя поглядывал, что у меня едва кровь не застыла в жилах, – того и гляди слопает. Тебе не страшно здесь с ним оставаться?

– Нет, Мег, ведь я умею с ним общаться. На этот раз, однако, мне придется прикинуться раскаявшейся грешницей. Это будет нелегко, но король не должен заподозрить, что я всего лишь тяну время.

Кэт подошла к гардеробу и достала темно-фиолетовое бархатное платье.

– Думаю, Патрик не стал бы возражать, если из-за бракосочетания Джейми я сниму траур. – Повернувшись к свекрови, она вдруг воскликнула: – Черт побери, где он? Я не могу поверить, что он погиб, но если его судно не добралось до Нового Света, то где же он? Или я полная дура? Да я уверена, что он уехал из-за меня.

Мег кивнула.

– И у меня такое же чувство. Безусловно, как мать я ощутила бы хоть что-то, а так… вроде бы просто уехал, но ты не должна менять свои планы. Как ты думаешь, он может вернуться?

– Да, но не ко мне, Мег. Я чувствую, что Патрик ушел из моей жизни. Если бы я этого не осознавала, то не смогла бы уехать, даже несмотря на притязания короля.

– Тебе бы отдохнуть, – предложила Мег. – Боюсь, сегодняшний вечер будет длинным.

Перед тем как уйти, свекровь обняла ее, а Катриона, решив не беспокоить служанку, сняла свои траурные одежды, легла на неразобранную постель и забылась тревожным сном.

Пробудилась она, когда Сюзан заботливо наполняла горячей водой ее новую фарфоровую сидячую ванну.

– Чем надушить воду, мадам?

– Сиренью, – ответила Катриона, лениво потягиваясь. – Я надену фиолетовое бархатное платье. Когда закончите здесь, принесите шкатулку с драгоценностями.

Спустя несколько минут Сюзан вернулась. Кэт села к зеркалу, перебирая украшения, и выбор ее пал на филигранную золотую цепочку с крупными жемчужинами и аметистами. Она приложила ее к фиолетовому платью и довольно улыбнулась.

Через час Кэт уже была готова к парадному ужину: свежая после ванны, благоухающая сиренью, в фиолетовом платье с глубоким вырезом. Волосы цвета меда, разделенные прямым пробором, были собраны в узел на затылке, и такая нарочито скромная прическа придавала ей довольно строгий вид.

Этим вечером в парадном зале поместья собралось не менее двухсот человек: все семейство Лесли из Гленкирка во главе с молодым Джеймсом, Лесли из Сайтена с их графом Чарлзом, который приходился Катрионе двоюродным братом, и клан Хеев. Только ближайших родственников было около сотни, не считая Мор-Лесли, незаконнорожденных представителей рода. Также присутствовали многочисленные Гордоны. Разумеется, во главе стола восседал сам король с многочисленной свитой. За всю свою жизнь Катриона еще ни разу не видела в замке такого количества гостей.

К нескрываемой досаде его величества, он оказался между невестой и ее матерью, а Катриона сидела по другую руку от сына и недостатка в обожателях не испытывала. Когда долгое застолье подошло к концу и начались танцы, кавалеры едва не наперегонки бросились к ней, но Катриона отклоняла все приглашения, ссылаясь на то, что пребывает в трауре и танцевать сможет только в день бракосочетания сына.

Весь вечер она скромно сидела на своем месте, наблюдая с возвышения за гостями. Король танцевал сначала с Изабеллой, затем – с Мег, и напоследок с Генриеттой. Выполнив свой долг, он вернулся и сел за стол рядом с Катрионой. Стоявший за их спинами паж подал ему кубок с охлажденным вином, и, с наслаждением сделав несколько глотков, король сказал шепотом:

– Как это возможно, мадам? Стать еще красивее за эти четыре года. Я просто схожу с ума, Кэт, и жажду остаться с тобой наедине!

– Вы слишком добры, ваше величество.

Джеймс нетерпеливо вздохнул.

– Почему ты со мной так строга, любовь моя? До сих пор не сказала мне ни одного ласкового слова.

– Если ваше величество помнит, – негромко произнесла Кэт, – мы с вами расстались не самым лучшим образом.

– Об этом мы поговорим позже, любовь моя, а сейчас хотя бы улыбнись мне, – захихикал Джеймс и ухватил ее за подбородок, повернув лицом к себе.

Кэт подняла взгляд своих изумрудных глаз, тут же наткнувшись на его янтарные, и обезоруживающе улыбнулась. Король почувствовал, как его захлестывает вожделение. Он желал ее всегда, но на сей раз свое превосходство над ней надо было установить немедленно. Эта страстная маленькая лисичка если уж однажды покорится своему повелителю, то, он был уверен, останется ему верна.

Около полуночи Катриона объявила гостям, что те, кто желает отдохнуть, могут отправиться в свои апартаменты, а остальные вольны развлекаться хоть до рассвета. Как и можно было ожидать, те, кто постарше, стали расходиться, однако король не двинулся с места. Кэт провела еще некоторое время в зале, прощаясь с гостями, но затем и ей удалось уйти.

Оказавшись в спальне, она с помощью Сюзан избавилась от платья, туфель и драгоценностей, высвободилась из шелковой нижней блузки и целой кучи шуршащих нижних юбок. Оставшись в одних чулках с подвязками, Кэт отправила служанку спать, предупредив, чтобы не будила раньше полудня.

Сюзан сделала книксен и вышла из комнаты, а Катриона села на кровать, стянула обшитые кружевами подвязки, сняла чулки и принялась расчесывать густые волосы. Ее так утомила вся эта суета, что она не заметила, как заснула. Разбудило ее нежное прикосновение теплых губ к соску. Она открыла глаза и услышала совершенно серьезный голос:

– Вставай, Кэт. Нам надо уладить кое-какие проблемы.

Недоумевая, она откинула покрывало и встала с постели, совершенно нагая. Взгляд короля потеплел, но голос оставался холодным.

– Я готов простить вам дурное поведение в прошлом, мадам, но весной вы вернетесь ко двору в качестве моей любовницы и будете повиноваться мне во всем, причем совершенно открыто. Вам все понятно?

– Да, ваше величество, – прошептала Кэт.

Его неожиданная ярость ошеломила ее.

– Тогда пади ниц, как рабыня, и проси у меня прощения.

Ее затошнило от предчувствия.

– Джейми, ну зачем так унижать меня? Да, я должна тебе повиноваться, но, ради бога, не заставляй меня делать это!

– Кэт, ты слишком горда! Я не могу быть уверен в твоей покорности, если не станешь делать то, что я прикажу. И если ты готова повиноваться мне, то начни сейчас.

Если внешне Катриона и была воплощением покорности, то внутри у нее все кипело от ярости. Если она откажет ему, он больше ей не поверит. Проглотив комок в горле, она опустилась на колени и наклонилась вперед, коснувшись головой его кожаных туфель.

– Простите меня, мой царственный повелитель.

Несколько ужасающих мгновений его нога стояла на ее шее, но Катриона закусила губу до крови, стараясь не выказать ни страха, ни гнева, лишь думала: «Ты заплатишь мне за это, Джеймс Стюарт! Великий боже, как же я хочу, чтобы ты испытал такую же боль, когда я брошу тебя! Пусть это снедает и мучает тебя всю оставшуюся жизнь, пусть больше у тебя не будет ни одной женщины, способной ублажить так, как я!»

Внезапно она почувствовала, что на шею больше ничего не давит и ее обнимают нежные руки.

– Прости, любовь моя, но я должен был удостовериться, что на сей раз ты покоришься мне без сопротивления. Нет на свете другой женщины, с которой я стал бы проделывать подобное, но ты заслужила это! О боже, как ты возбуждаешь меня!

Он сжал ее в объятиях и принялся жадно целовать, разжав языком ей губы и проникнув в рот.

Ей понадобилось собрать все самообладание, чтобы не оттолкнуть его, но она сумела вызвать в себе слезы облегчения, склонить голову и, рыдая, уткнуться ему в плечо. Довольный, убежденный в том, что теперь покорил ее по-настоящему, Джеймс позволил себе быть великодушным. Уложив ее в постель, он обхватил ладонями ее лицо и снова припал к губам. Его нервные пальцы прошлись по изящной линии ее шеи, затем перекочевали к полным грудям. Сжимая их нежную мягкость руками, он склонил голову и принялся ласкать губами соски.

С ужасной, ошеломляющей ясностью Катриона осознала, что ничего не чувствует: ее тело, всегда мгновенно отвечавшее на любовные ласки, на сей раз оставалось безучастным. Испуганная, она слабо повела бедрами, а Джеймс, ошибочно приняв эти движения за проявления страсти, раздвинул коленями ей бедра и вошел в нее. Сосредоточенный на своих желаниях, он даже не осознал, что она ничего не чувствует.

От страха, что он может понять ее состояние, Катриона устроила целый спектакль: страстно выгибала ему навстречу бедра, шептала что-то ласковое на ухо. Наблюдая за ним, она понимала, что он ничего не замечает, и когда его страсть разразилась внутри ее дикой бурей, она крепко обхватила его руками и, закрыв глаза, выдавила несколько нежных слов.

Удовлетворенный, все еще лежа на ней, тяжело дыша, он пробормотал:

– Боже! У меня никогда не было такой, как ты, Кэт! Ни одна женщина не могла так удовлетворить меня! – Успокоившись, он скатился с нее и, опершись на локоть руки, спросил: – Тебе было хорошо, любовь моя? Я знаю: у тебя уже давно не было мужчины.

Кэт отвернулась, не в силах говорить. Ей вдруг стало предельно ясно, как чувствуют себя шлюхи, – по лицу ее катились слезы.

Джеймс, похоже, принял их за слезы восторга и, весьма довольный собой, заметил:

– Я так скучал по тебе, Кэт! Страстно хотелось обладать тобой. Не плачь, любовь моя. Патрик был бы счастлив узнать, что ты со мной, в полной безопасности.

Из ее горла вырвался сдавленный звук, который король счел за очередное проявление эмоций, и, притянув к себе, слегка приобнял ее, погладил по плечу.

– Пожалуй, мне лучше удалиться: нынешний день утомил тебя. Спокойной ночи, любовь моя!

Он поднялся, пересек спальню, а когда тайный механизм закрыл за ним дверь, Кэт подумала, что впервые в жизни, Джеймс ушел в самый подходящий момент.

Она легла на спину, вытянулась и, подложив руки под голову, уставилась на бархатный полог над кроватью. Что же такое с ней произошло? Она всегда считала свою чувственность едва ли не проклятием, однако сейчас по-настоящему испугалась. Всего лишь однажды ее тело отказалось отвечать на любовные ласки, но это произошло после той ужасной ночи и в конце концов она это пережила. Может, это случилось из-за Джеймса? Или что-то изменилось в ней самой? Король проведет в замке еще минимум пять ночей, так что надо что-то предпринимать. Только вот что? Притворяться и молиться, чтобы Джеймс ни о чем не догадался?

Катрионе было необходимо с кем-нибудь посоветоваться. Мысленно перебрав всех, кому можно было бы довериться, она поняла, что такой человек всего один.

Адам Лесли встал как всегда рано, а вот Фиону служанке пришлось будить.

– Ее сиятельство прислала Сюзан передать, что хочет поговорить с вами. Вашу одежду я приготовила.

С громадным трудом Флоре удалось вытащить сонную хозяйку из постели, помочь умыться и одеться, а потом проводить в западную башню, где располагались апартаменты Катрионы. Кузина уже с нетерпением ждала Фиону.

Когда за служанкой закрылась дверь, Фиона сама налила себе кубок вина, разбавленного водой, и заметила:

– Ты выглядишь так, словно и не ложилась спать.

– Так оно и есть.

Фиона плюхнулась на кровать и, потянувшись, сказала:

– Дай-ка прикинуть. Похоже здесь не обошлось без короля. Что он все еще питает к тебе страсть, я знаю: видела, как во время ужина он пожирал тебя взглядом. И на сей раз ускользнуть от него тебе не удастся. Ведь совершенно ясно, что он намеревается забраться в твою постель.

– Уже, Фиона, – буркнула Катриона, – и ушел к себе совершенно счастливым. Только вот возникла проблема: я ничего больше не чувствую. Как всегда, он был на высоте, и, видит бог, я истосковалась по мужской ласке, но все равно… Этой ночью он был так голоден, что быстро овладел мной и ничего не заметил, но что дальше? Он слишком опытен, чтобы не распознать притворство. Что же делать?

– И это проблема? Сущая ерунда. – Фиона рассмеялась. – Надо просто дрыгать бедрами, крутить головой, стонать и тяжело дышать. Большинство этих самцов даже не замечают, получила ли удовольствие женщина. Да и терпеть-то надо всего несколько ночей: после венчания он уедет. Бросай на него томные взгляды, почаще говори, как он хорош, как тебе нравится все, что он с тобой проделывает. Да ты и сама все знаешь.

– Не думаю, что речь идет о нескольких ночах: он потребовал, чтобы весной я явилась ко двору.

– Черт возьми, Кэт! Зачем мне-то врать? Ты же не собираешься никуда возвращаться! Ты поступишь так, как сделала бы и я, оказавшись в твоем положении: убежишь к Ботвеллу! А если нет, то я буду считать тебя величайшей дурой всех времен и народов. И не удивляйся, что ты ничего не чувствуешь с Джейми после Френсиса Хепберна: вот уж кто, по слухам, настоящий любовник!

Катриона рассмеялась, явно довольная:

– Я так рада, что мы с тобой подружились, Фиона, ты все прекрасно понимаешь, но, боже мой, как же перепугалась! Джейми возбудился так, словно женщин не видел целую вечность, а я ничего не почувствовала!

Губы Фионы расплылись в улыбке.

– И что ты предприняла?

– Разрыдалась! Джейми подумал, что это от восторга, потому что я одна, без мужчины, уже многие месяцы. Представляешь, он даже стал утешать меня, будто Патрик был бы счастлив узнать, что я в безопасности с королем.

Фиона поперхнулась вином.

– Это чудо, что дух Патрика не явился к вам и не пнул короля в задницу!

Отсмеявшись, кузина добавила:

– Ладно, это вовсе не плохо. Если Джеймс что-нибудь и почувствует, то решит, что это у тебя от долгого воздержания.

Лицо Катрионы помрачнело.

– Скажи честно: это произошло из-за Джейми или дело во мне?

– Из-за него, – без колебаний ответила Фиона. – Ты никогда не была ледышкой, как и все представительницы рода Лесли. Не думай, что наши кузины, пусть и выглядят такими чопорными и достопочтенными, лучше нас, откровенных в своей чувственности. Мой бедный братец Чарлз едва жив от постоянных требований любви его дорогой Джанет, и, я полагаю, всем известно, что и твой брат порой сбегает от своей страстной Мэри. А еще я знаю из самого верного источника, что нашему кузену приходится обслуживать Эйлис ежедневно, иначе она начнет заигрывать с конюхами!

Катриона рухнула на кровать рядом с Фионой, не в силах устоять на ногах от смеха.

– Ну как я теперь смогу когда-нибудь посмотреть в глаза Джанет, Мэри и Эйлис, не рассмеявшись? Какая же ты славная стерва, кузина! И каким это образом тебе все удалось узнать?

Фиона приподняла элегантно выщипанную бровь.

– Я всегда была верна Адаму, если ты это имеешь в виду… ну разве только разок изменила. Я просто из тех, с кем мужчина может быть откровенен.

Какое-то время они обе молчали, а затем Кэт спросила:

– Как ты думаешь, у меня получится?

– Даже не сомневайся! Кузен Джеймс, отобрав у тебя одно счастье, сам того не желая, дал другое. Так что вперед, Кэт Лесли! И не позволяй больше никому тебя остановить!

Глава 41

По мере приближения дня бракосочетания замок Гленкирк наполнялся приглашенными гостями. Граф Хантли был весьма влиятелен в Шотландии, а присутствие короля придавало всему мероприятию особую значимость. Гости заполнили даже вдовий домик, а иных приходилось размещать едва ли не на чердаках. Катрионе пришлось потесниться, чтобы несколько леди со служанками могли устроиться в ее прихожей. Ее собственная прислуга переселилась в комнату Сюзан, освободив тем самым две небольшие комнаты. Слуги, сопровождавшие гостей, спали где придется: в закутках, под лестницами.

К счастью, декабрь порадовал хорошей погодой, и гости имели возможность проводить большую часть дня вне стен замка, на охоте или верховых прогулках вместе с королем и его свитой. Катриона терпеть не могла охоту и, чтобы отвертеться от участия в ней, использовала в качестве отговорки необходимость присматривать за приготовлениями к празднеству. Но Мег и Гордоны, наряду с более молодыми членами кланов, проводили целые дни в компании Джеймса. Король был в восторге от старой вдовствующей графини Гленкирк, к которой он теперь обращался не иначе как «тетушка Мег». Каждый день она скакала с ним по полям и лугам, не уступая в скорости. Молодой граф Гленкирк также постоянно выказывал королю свое восхищение, что в высшей степени радовало его величество. Он наслаждался пребыванием в этой здоровой нормальной семье и хотел лишь официального признания Кэт в качестве его любовницы.

А между тем, Кэт была безумно рада, что король оказался так занят в следующие два вечера, что не посещал ее по ночам. Но она и представить не могла, что это для нее устроил сын. Джейми каким-то образом удавалось подмешивать в вино короля сонное снадобье, и едва Джеймса Стюарта облачали в ночную рубашку, он сразу же засыпал.

И все же 18 декабря король настоял, чтобы Катриона приняла участие в охоте. Поскольку она терпеть не могла длинные юбки в костюмах для верховой езды, которые предписывались модой, она облачилась в мужские короткие штаны зеленого цвета, высокие кожаные сапоги, кожаную куртку, белую шелковую рубашку, подпоясав ее широким поясом, и плотный плед цветов клана Лесли на случай холодной погоды. В таком виде она всегда выезжала на конные прогулки, заткнув за пояс украшенный самоцветами кинжал. Завершали наряд перчатки мягкой кожи.

Все мужчины охотничьей компании были едины во мнении: Катриона Лесли выглядела великолепно со своими восхитительными грудями, которые гордо и столь же бесстыдно, как у какой-нибудь девушки, выдавались вперед, и великолепными стройными ногами. Дамы, те, что помоложе, восхищались смелостью графини, а среди леди постарше были и такие, что считали ее костюм шокирующим, и такие, что восприняли выходку графини чудачеством.

Хоть Катриона и не любила охоту, но скакала как молодая Диана. Когда охотники подстрелили добычу, а свора собак была готова растерзать убитое животное, именно Катриона спрыгнула на землю и отогнала собак своим небольшим, но грозным хлыстом сыромятной кожи, которым научилась управляться как раз для того, чтобы избежать жуткого зрелища, когда разъяренный пес перегрызает горло прекрасному дикому зверю.

Они добыли всего трех оленей – двух самок и одного самца, – когда король решил прекратить охоту. Его янтарные глаза зажигались вожделением, когда взор падал на графиню Гленкирк. Охотница разожгла в нем страсть, и, к смущению Катрионы, он никак этого не скрывал. Теперь мужчины из свиты короля так нагло разглядывали ее, что она знала: они прикидывают, когда король затащит ее в постель.

Дамы же, напротив, посматривали на Катриону с завистью, поскольку Джеймс Стюарт никогда публично не выказывал интереса ни к кому, кроме своей прекрасной юной королевы. Хоть положение королевской любовницы и считалось высокой честью, Катриона ощущала себя прескверно.

Чтобы разрядить напряженность обстановки, она снова поднялась в седло и, оглядев всех участников охоты, провозгласила:

– Спорю на десять золотых, что ни один из присутствующих здесь мужчин не сможет обогнать меня по дороге к замку!

И, резко развернувшись, она пустила коня галопом.

Дюжина всадников – в том числе и сам король – бросились догонять ее. Адам Лесли обернулся к своей жене, которая закусила губу, чтобы не рассмеяться, и услышал:

– Она рассчитывала охладить их пыл, но, похоже, лишь еще больше разожгла страсть.

Кэт летела как ветер, прильнув к холке Иолара. Крупный золотисто-гнедой жеребец несся плавными скачками, легко уходя от преследователей.

– Давай, мой хороший! Покажи им, что никто не обгонит тебя, – шептала то ли ему, то ли себе наездница.

И в это мгновение боковым зрением она заметила какого-то темного злобного жеребца, догонявшего ее. Присмотревшись повнимательнее, Кэт поняла, что это сам король на черном, как непроглядная ночь, жеребце. Джеймс был отличным наездником и явно намеревался выиграть, но она не собиралась отдавать победу просто так, пусть король постарается.

С десяток всадников неслись по склону лесистого холма, вырвавшись на прямой отрезок дороги, ведущей к замку. Дикие крики горцев разрывали тишину, и казалось, что из-под подков их коней, когда те касались земли, вылетали искры. На стенах замка гленкиркские воины возгласами приветствовали свою леди, когда гнедой вырывался вперед, и ревели в негодовании, когда его обходил чей-то вороной. Воины ликовали, когда гнедой снова вырвался вперед и стрелой пронесся по опущенному подъемному мосту во внутренний двор замка Гленкирк, буквально на секунду опередив короля на вороном и на минуту – остальных всадников.

Катриона легко соскочила на землю, бросив узду одному из конюхов, погладила гнедого по холке, что-то прошептала ему на ухо, и, взбежав по ступеням на крыльцо, обернулась к остальным участникам гонки:

– Свой выигрыш, джентльмены, я заберу вечером!

Глядя на кислое выражение их лиц, она рассмеялась и поддразнила лорда Хоума:

– Ах, Сэнди, вы же знали возможности Иолара. Ладно они, но почему ты принял мой вызов?

– Думал, что мой новый серый жеребец сможет потягаться с твоим, – раздраженно пробурчал лорд Хоум.

Его ответ был встречен хохотом остальных неудачников, так что Катрионе пришлось едва ли не прокричать:

– В большом зале вас ждет завтрак, джентльмены, мясо и вино. Приятного аппетита!

Возбужденно переговариваясь, знатные гости спешились и толпой направились в замок. Уже выпив по кубку золотого сладкого вина, закусив его хлебом и мясом, они обратили внимание, что короля среди них нет.

– Похоже, Джейми решил продолжить сегодняшнюю скачку, – заметил один из гостей.

– Ага, – подхватил другой, – но, я уверен, предпочел другое седло и скачет сейчас на золотоволосой кобыле, а не на своем вороном жеребце.

Слова эти были встречены общим смехом, и еще один из гостей заметил:

– Готов спорить, что кобыла куда шустрее его жеребца.

– И куда нежнее, – раздалось из толпы.

В зале гремел смех, и каждый из знатных гостей старался высказаться по поводу прекрасной графини Гленкирк, но так, чтобы это не прозвучало слишком явно или оскорбительно.

Джеймс Стюарт, перескакивая через ступеньку, взлетел по лестнице и гневно ворвался в апартаменты Катрионы. На графине к этому моменту оставалась белая шелковая рубашка, но она не выказала ни малейшего удивления в отличие от перепуганной насмерть горничной.

– Ступай, Сюзан, дорогая. Я позову, если понадобишься, – сказала хозяйка, и девушка поспешила выскользнуть из комнаты.

Графиня повернулась к Джеймсу и надменно спросила:

– Итак, ваше величество?

– Ну, ты и лиса! – прорычал король с темным от гнева лицом. – Распутная лиса! Притащила за собой целую толпу мужиков, как сука – кобелей. Ты принадлежишь мне, Кэт! И я не позволю никому даже представить, что он может оказаться у тебя между ног!

Король, вне себя от ярости, рывком разорвал на ней шелковую рубашку, толкнул на кровать и тут же оказался сверху, с силой раздвинув коленями ей ноги. Ошеломленная не меньше его и рассерженная, Катриона отбивалась как могла, царапалась, но он схватил ее за руки и, удерживая их над головой, вонзил свою восставшую плоть в ее нежелающее и неготовое тело. Она взвизгнула от боли и, яростно извиваясь под ним, стала сопротивляться с еще большей силой. Тогда он укусил ее за сосок, и Катриона закричала от боли. Только ее сопротивление, похоже, еще больше распалило его.

Испуганная яростным выражением его лица, Катриона изменила тактику: прекратила сопротивление и начала ритмично двигать бедрами, что всегда приводило его в неописуемый восторг. Когда он чуть ослабил хватку, она, получив больше свободы, обхватила его голову руками, притянула к своему лицу и хрипло прошептала, выгибаясь, чтобы прижать свои нежные груди к его вспотевшему телу:

– Не причиняй мне боли, Джейми. Люби меня, милорд! Люби прямо сейчас!

Ее нежные губы завладели его ртом, остренький язычок требовательно, подобно пламени пожара, проник в его глубины.

Жестокость короля тут же сменилась страстным желанием, и он, изголодавшийся, перехватил инициативу. Пробормотал, утопая лицом в густой гриве ее золотых волос:

– Ведьма! Маленькая ведьма! Ах, моя сладкая любовь!

Быстро достигнув разрядки, Джеймс затих, лежа на ней, прижимаясь к ее груди.

Ослабевшая от всех этих перипетий Катриона испытала облегчение. Джеймс и сегодня ничего не заметил: спектакль удался, – он даже пришел в восторг от ее мастерства.

– О боже, любовь моя! Ты меня сегодня опять удивила!

Он поцеловал ее грудь и покаянно добавил:

– Прости меня, Кэт! Я не хотел причинять тебе боль, но ты заставила меня ревновать, любовь моя! Они все так смотрят на тебя! Мне это невыносимо. Ты моя, и только моя. Стоит взглянуть на тебя, и я уже схожу с ума! Поедем во дворец со мной сразу же после венчания! Я не могу долго ждать тебя, милая!

У Катрионы перехватило дыхание – этого она боялась больше всего, – и, протянув руку, она коснулась его лица.

– Увы, это невозможно, Джейми, милый. Прошло всего лишь чуть больше трех месяцев с тех пор, как Патрик был объявлен погибшим. Если тебя не заботит моя репутация, то я обязана о ней думать. После свадьбы сына мне предстоит заниматься подготовкой венчания Бесс, а там и до весны недалеко, так что расставание будет недолгим, милорд, а встреча еще слаще после небольшого воздержания. И не давай сплетникам повод говорить, что ты так низко меня ценишь, что даже не даешь времени оплакать законного мужа. Пройдет время, и никто уже не посмеет сказать, что я не выдержала траура и обесчестила Гленкирка, бросившись к тебе в объятия.

– Что ж, ты, как всегда, предусмотрительна и благоразумна, – промурлыкал король. – К тому же прекрасная любовница! На будущий год, глядишь, к этому времени понесешь и родишь мне сына! Так и быть, я подожду!

Кэт натянула на лицо самую нежную улыбку и подумала: «Скорее ты сгоришь в аду, чем я выношу твоего ублюдка, Джеймс Стюарт!»

Теперь ей уже ничто не угрожало: после того как король уедет из Гленкирка, они никогда больше не увидятся. От этой мысли Кэт испытала к его величеству едва ли не нежность.

В эту ночь ей удалось избежать его домогательств, а что касается следующей, она сумела его убедить, что должна хорошенько отдохнуть и выспаться, чтобы выглядеть свежей на церемонии.

Бракосочетание Джеймса Лесли и Изабеллы Гордон прошло с триумфом. Все было продумано до мелочей, и погода стояла великолепная. Прелестная невеста сияла красотой и юностью, жених – мужественностью и элегантностью. Во время праздничного ужина изысканные яства сменяли одно другое, гостям не давали скучать артисты и музыканты. Наконец, Катриона, Бесс и Генриетта увели Изабеллу от свежеиспеченного супруга и, сопровождаемые шумной толпой молодых людей, скрылись в апартаментах графа. Служанка помогла новобрачной снять пышное свадебное платье, затем Изабеллу омыли теплой надушенной водой и облачили в бледно-розовый ночной пеньюар, и мать, расчесывая ей длинные темные волосы, негромко напомнила:

– Не забудь, о чем я тебе говорила.

Девушка кивнула, а Катриона весело полюбопытствовала:

– И о чем же?

– Она должна повиноваться Джейми во всем, чего бы ни пожелал, – просто ответила Генриетта.

– И все? – ужаснулась Кэт. – Это никуда не годится!

Миниатюрная графиня Хантли едва не расплакалась.

– Кэт, я пыталась! Еще вчера она была моей малышкой, а теперь вот уже чья-то жена. Я пыталась поговорить с ней о том, что происходит между мужчиной и женщиной, но она выглядела такой всезнайкой… что мне стало неловко.

– Налейте графине Хантли вина, – велела Катриона девушке-служанке. – А ты, Бесс, смотри за дверью.

Повернувшись к Изабелле, она спросила:

– Итак, моя девочка, ты знаешь, что именно происходит между мужчиной и женщиной?

– Нет, ваша светлость, – прошептала девушка, покраснев до корней волос и потупившись.

– О господи!

Больше новоиспеченная свекровь не успела произнести ни слова. Дверь распахнулась, в комнату ввалилась целая толпа мужчин, со смехом толкая Джейми. Чаша с пряным вином пошла по кругу, и в эти несколько секунд Катрионе удалось перемолвиться с сыном несколькими словами.

– Джейми, твоя супруга невинна как дитя. Этой блаженной Генриетте не хватило смелости просветить собственную дочь. Будь очень нежен и терпелив с девочкой нынче ночью: то, как это произойдет в первый раз, наложит отпечаток на всю последующую жизнь.

Сын кивнул и, наклонившись поцеловать мать, серьезно пообещал:

– Все понял, мама, – буду ласков как котенок.

Прозвучал тост за новобрачных, все выпили, сказали добрые пожелания, и спальня новобрачных опустела, оставались там лишь те, для кого она и была предназначена.

В толпе покидавших спальню король смог пробиться к Катрионе.

– Рано утром я уеду, чтобы успеть вернуться во дворец к Рождеству, поэтому через час буду в твоей спальне.

«Еще одна ночь, – успокоила себя Кэт, – и я навсегда буду свободна от тебя, Джеймс Стюарт».

Но как пережить эту ночь? И тут она словно услышала голос Фионы: «Люби его, Кэт, просто люби, как ты это умеешь».

Вернувшись в большой зал, она, чтобы не обижать гостей и не вызывать ненужных вопросов, выпила еще один тост за новых графа и графиню Гленкирк, а затем, извинившись, ушла к себе.

Поскольку Сюзан на эту ночь она отпустила, Катриона сама наполнила ванну теплой водой из котла, примыкавшего к камину, добавила в нее ароматическое масло и, раздевшись, с удовольствием освежилась. Потом погрузила щетку в небольшой хрустальный фиал с солью и вычистила зубы. В завершение она коснулась пробкой от флакончика с экзотической мускусной эссенцией кожи между грудями, у основания шеи и внутренней стороны бедер. Платье Кэт выбирала с особой тщательностью, поскольку хотела, чтобы Джеймс помнил каждую подробность этой ночи всю свою долгую-долгую жизнь.

Это был изысканный, легкий как паутинка наряд, наподобие греческой туники из ткани цвета весенней листвы, так подходящий к ее глазам. Платье удерживалось лишь застежкой на левом плече и ниспадало до самого пола волнами. При каждом шаге тонкий шелк шелестел, соблазнительно приоткрывая ее тело. Это платье напоминало другое, которое она надела для короля несколько лет назад. Она была уверена, что он его запомнил.

Расчесав волосы гребнем, смоченным той же мускусной эссенцией, она закрепила их на макушке несколькими черепаховыми шпильками, а концы локонов накрутила на влажные пальцы. Король всегда любил выпускать ее волосы на свободу, а сегодня ей предстояло привлекать его внимание всеми возможными способами, чтобы, наконец, покинув ее, он был уверен, что это была самая восхитительная ночь в его жизни.

Подкинув дров в камин, Катриона удобно устроилась на дубовом диване с мягкими подлокотниками и приготовилась ждать.

Думы ее унеслись к тем временам, когда все в жизни было так просто: никаких забот, любящий супруг рядом.

Скрип потайной двери сбоку от камина оторвал ее от приятных мыслей, и она поспешила навстречу ночному гостю, изобразив самую обольстительную улыбку. Король вошел в комнату и поставил на каминную полку свою свечу, а затем медленно и с удовольствием оглядел тело Кэт в полупрозрачной одежде. Его янтарные глаза остановились на мгновение на ее полной груди, едва прикрытой, и это зрелище ему явно пришлось по вкусу.

Молча он быстро пересек комнату, расстегнул пряжку на плече Кэт, и с легким шуршанием шелка платье соскользнуло на пол. Вынув одну за другой черепаховые шпильки у нее из прически, он бросил их на ковер и тихо приказал:

– Встань перед зеркалом.

Она безмолвно повиновалась и совершенно не удивилась, через секунду увидев его отражение рядом. Он успел сбросить шелковую ночную рубашку цвета сливок и предстал обнаженным. Кэт не могла не признать, что король был довольно привлекателен, с крепким мускулистым телом и невероятно крупным мужским достоинством, как, впрочем, и у всех Стюартов.

Одной рукой Джеймс развернул ее к себе спиной и, наклонив голову, запечатлел обжигающий поцелуй на плече, затем, опустив руки, принялся гладить и страстно сжимать груди. Закрыв глаза, Кэт содрогнулась от отвращения и стала молить высшие силы, чтобы король принял это за страсть. Тем временем его рука уже мяла ей живот, потом длинные пальцы больно сжали нежный холмик и проникли еще глубже, в скользкие влажные складки, нащупывая заветный бугорок. Старательно изображая нетерпение, извиваясь всем телом, она высвободилась из его объятий, взяла за руку и увлекла к кровати.

Скривив рот в гримасе, которую, как она надеялась, король сочтет за улыбку вожделения, Кэт произнесла хрипловато, словно от едва сдерживаемой страсти:

– Позволь мне любить тебя, Джейми, милый.

Толкнув спиной на кровать, она оседлала его, так что теперь ее великолепные груди покачивались прямо у него над лицом. В янтарных глазах отразилось восхищение. Обхватив руками соблазнительные полушария, Джеймс захватил розовый сосок губами, но она со смехом отстранилась и в свою очередь завладела его губами. Затем невесомые поцелуи, перемещаясь все ниже, стали скорее походить на легкие покусывания, вызывая дрожь во всем теле. Ее мягкие губы и язык обвели кругами соски, прошлись по плоскому животу и, наконец, достигли вздыбленной мужской плоти. Обхватив бархатистую головку губами, она принялась легко посасывать ее.

Король застонал, его тело выгнулось навстречу ее губам.

– Боже! О боже! Да, ты ведьма!..

И он все стонал и стонал от наслаждения, выгибая свое тело.

Наконец Кэт выпустила его плоть изо рта и, усевшись на чресла короля верхом, направила его твердый жезл в себя. Его полуприкрытые глаза горели от страсти, когда он приподнимался, руки мяли ей груди, а Кэт нежно раскачивалась на нем до тех пор, пока он не выплеснул внутрь ее свое семя. Затем он обхватил ее, перевернул на спину и, все еще задыхаясь, проговорил:

– Однажды я тебе сказал, что не позволю скакать на мне верхом, как на девке, но… Ох, Кэт! Я просто не знал, любовь моя, как это восхитительно! Весной, когда вернешься ко мне, будешь любить меня так, как сегодня? Да, моя наездница, так же ласково и нежно?

Катриона, ничего не ответив, принялась поглаживать его мускулистую спину, обхватила ладонями округлые плотные ягодицы и нежно их сжала. Он тут же возбудился, резко развел ей ноги, и, едва не рыдая от наслаждения, вонзился в нежную плоть. Когда, наконец утомившись, король заснул лежа на животе, отвернув лицо от Катрионы, но забросив на нее руку, она с омерзением отодвинулась и выскользнула из постели.

Накинув легкий халат, она заползла с ногами в кресло у окна и невидящим взглядом уставилась в темноту ночи. Горячие слезы струились у нее по щекам, тело содрогалось от приглушенных рыданий. Она опять ничего не почувствовала: просто исполнила свою роль подобно шлюхе из Хайгейта, – но хуже всего то, что Джеймс ничего не заметил. Король жадно пользовался всем, что она ему предоставляла, даже не думая о ее чувствах и не подозревая, что его обманывают. Патрик Лесли непременно почувствовал бы притворство, и Френсис тоже, но они по-настоящему ее любили. Король же, несмотря на все его «моя любовь», «любимая», просто вожделел ее. Может, он и сам не отдавал себе в этом отчет, но все, что ему было нужно, – это высокородная шлюха для удовлетворения его изысканных желаний, что было не под силу занудной датской королеве.

По мере того как проходила грусть, Катриону охватывал жгучий гнев. Джеймс просто использовал ее как девку из борделя, и она неистово ненавидела его за это. Ее заставили вываляться в грязи, и она этого никогда не забудет, но при этом ей удалось осуществить задуманное: устроить такое представление, что эта ночь будет жить теперь с ним до конца дней, жечь во снах подобно раскаленному железу, и он будет просыпаться с болью в чреслах.

С жесткой улыбкой она поднялась, сбросила халат и забралась обратно в постель, под пуховое одеяло. Король по-прежнему спал, слегка посапывая. Опершись на локоть, она окинула его взглядом и мысленно произнесла: «Спи, Джейми! Бог даст, я никогда больше тебя не увижу! И сгори ты в аду!»

Глава 42

Гости разъехались на следующий день, чтобы успеть вернуться домой к Рождеству, и впервые за многие годы две семьи оказались под одной крышей на все праздничные дни, вплоть до Двенадцатой ночи.

Это хотя и радовало Катриону, однако присутствовала и горечь. Она знала, что вряд ли когда-нибудь еще увидит их всех, поэтому наслаждалась каждым днем, а ее ненависть к Джеймсу Стюарту, по вине которого она вынуждена бежать из страны, все возрастала.

Утром, в день отъезда, низко склонившись к ее руке, король коснулся губами ладони и запястья и прошептал: «Чувственная ведьма! Ты сводишь меня с ума. Ну, до весны, любовь моя. Это будет самая долгая зима в моей жизни». Она нежно ответила: «До скорой встречи, милый Джейми», – и с улыбкой подумала: «Куда длиннее, чем ты рассчитываешь, прогнивший насквозь ублюдок».

Попрощавшись с присутствующими и поблагодарив хозяев за гостеприимство, король наконец-то отправился восвояси, но он не успел даже миновать подъемный мост, как Кэт метнулась в свою спальню, сорвала с постели простыни и затолкала в разожженный камин. Пламя тут же охватило ткань, и в комнату повалил едкий дым.

– А что, их нельзя было отстирать, миледи? – недоуменно спросила Сюзан.

– Да воды и мыла всего мира не хватит на это. Отнеси-ка лучше эти подушки и перину в бельевую и замени на новые.

Катриона подняла с пола свой изысканный наряд, в котором принимала короля, и тоже швырнула в огонь. «Никогда больше я не буду проституткой! Никогда!»

Когда слуги принесли дневной запас дров, она приказала:

– Приготовьте мне горячую ванну.

Кэт уселась в кресло у окна, и пока за ее спиной две служанки застилали новую постель свежим бельем, любовалась спокойным черно-белым зимним пейзажем. Ванна наконец наполнилась горячей водой, и Сюзан капнула в нее масла диких цветов.

Катриона разделась и подошла к зеркалу. Фигура ничуть не расплылась, хотя ей было уже далеко за тридцать, живот по-прежнему плоский, на бедрах ни одной лишней унции жира. Перешагнув через бортик ванны, она опустилась в горячую воду и позвала служанку:

– Сюзан, сядь-ка рядом со мной. Мне нужно с тобой посекретничать.

Девушка придвинула стул к ванне и приготовилась слушать.

– Скажи, дитя мое, у тебя уже есть возлюбленный?

– Нет, мадам. То есть воздыхатели-то имеются, но вот такого, чтобы на всю жизнь, нет.

– А ты хочешь выйти замуж, Сюзан?

– Да как-то не особенно, миледи. Если найдется такой, что придется по душе, тогда можно. Мой отец говорит, что я вся в прабабку, та не могла усидеть на месте, – и когда-нибудь это выйдет мне боком.

Катриона рассмеялась.

– А не хотелось бы тебе попутешествовать?

– О да, миледи! Очень хочется.

– Сюзан, то, что я тебе скажу, должно остаться между нами, и я верю, что ты меня не выдашь. Король хочет сделать меня своей любовницей, и пусть многие считают это за честь, я не отношусь к их числу. После свадьбы Бесс я покидаю Шотландию и никогда больше не вернусь на родину. Мне хотелось бы взять тебя с собой, а вернуться, если захочешь, ты сможешь в любое время.

– Вы поедете к лорду Ботвеллу?

Катриона кивнула.

– Вот и славно! Конечно же, я поеду с вами. Но вам ведь мало будет одной служанки. Может, возьмете с собой еще и мою младшую сестру Мэй? Ей четырнадцать, и она восхищается вами. Я много ей рассказывала и кое-чему учила, так что она не такой уж и новичок.

Катриона обрадовалась.

– Хорошо! Мы возьмем и твою сестру, но ты не должна ничего ей говорить до самой последней минуты. Если король хоть что-то заподозрит…

Сюзан понимающе кивнула и поднялась, чтобы согреть полотенца. Катриона взяла мягкую щетку и стоя принялась себя тереть, а опустившись обратно в воду, сказала:

– Вот так-то, Джеймс Стюарт! С вами наконец покончено!

– Аминь! – закончила Сюзан, заворачивая хозяйку в пушистое мягкое полотенце.

Катриона счастливо рассмеялась.

– Как так получилось, что мы с тобой сразу поладили и ладим, хотя ты и служишь мне всего несколько лет? Твоя тетя Эллен ухаживала за мной со дня моего рождения, а теперь так действует мне на нервы!

– Непросто воспринимать всерьез того, кому когда-то меняла пеленки. Она куда лучше ладит с молодой леди Бесс. К тому же моя тетушка слишком стара, чтобы менять привычный образ жизни и отправляться бродить по свету.

– Боже мой! Меньше чем через два месяца моя чопорная маленькая Бесс уже выйдет замуж!

– Да, и это прекрасно! А как насчет остальных?

– О них я тоже позаботилась, однако давай не будем говорить об этом.

Сюзан мгновенно поняла намек, и после того как помогла госпоже одеться, отправилась заниматься другими делами.

Рождество в Гленкирке было отпраздновано тихо, в главном соборе аббатства прошла прекрасная полуночная месса, по окончании которой все спустились в освещенную свечами крипту под часовней замка и украсили ее свежей зеленью. Под руководством аббата Чарлза Лесли, державшего в руках четки, были прочитаны все молитвы. Когда семья покинула крипту, Катриона села на мраморную скамью. Взгляд ее переходил с одного надгробия на другое, пока не остановился на большой бронзовой табличке с надписью:

Патрик Иэн Джеймс Лесли, IV граф Гленкирк

8 августа 1552 г. – апрель 1596 г.

Погиб в море

Оплакан своей возлюбленной женой Катрионой Майри и их девятью детьми

Да покоится в мире

Она почувствовала, как на глаза у нее навернулись слезы, и прошептала:

– Ох, Патрик, все считают тебя погибшим, но я не верю в это, хотя никакой логики здесь нет. Но как бы там ни было, я знаю, что ты никогда сюда не вернешься. Джейми опять взялся за свое, и я должна бежать, иначе опозорю весь наш род. Я ухожу к Ботвеллу и знаю, что ты бы меня понял. – Кэт поднялась, подошла к гробнице своей прабабки и тихо сказала: – Ну что, великая хитрованка, даже после смерти ты все равно сделала по-своему. Я вышла замуж за твоего драгоценного Патрика, дала ему наследника, а Гленкирку – новое поколение. Но теперь уж, мэм, все будет по-моему!

Вдруг по спине у нее побежали мурашки, потому что ей вроде показалось, что кто-то тихо смеется. Послышалось? Она подошла к ведущей из крипты лестнице, обернулась, бросила последний взгляд на гробницы и улыбнулась:

– Прощайте, мои славные предки!

В новогодний сочельник погода выдалась ясной и холодной, на небе сияли яркие звезды и светила почти полная луна. Этой ночью был устроен роскошный пир, и музыканты со своими инструментами столько раз обошли пиршественный стол, что Катриона испугалась, как бы у нее не лопнула голова от звуков их волынок. За несколько минут до полуночи все выбрались на крепостную стену с зубцами и, стоя там, на холоде, смотрели на огромные костры, пылавшие на вершинах окружавших замок холмов. Шотландия приветствовала наступающий новый, 1598 год.

Какой-то гленкиркский волынщик негромко наигрывал «Плач по Лесли», и звуки далеко разносились в глубокой тишине зимы, а из-за холмов ей эхом отвечали волынки Сайтена.

Катриона не могла остановить тихие слезы, которые катились по ее щекам. К счастью, их никто не заметил, кроме Джейми. Он успокаивающе обнял мать за плечи, а позднее, когда они возвращались в главный зал дворца, она послала ему быструю улыбку и сказала:

– Надеюсь, ты будешь внимателен к своей жене так же, как к матери.

Его глаза блеснули в полумраке.

– Ах, мадам, конечно. Я уже и сейчас внимателен к ней.

Она ласково рассмеялась.

– Ну и плут же ты, Джейми! Отец гордился бы тобой, как горжусь я. Уверена, он был бы счастлив узнать, что Гленкирк в надежных руках.

Он благодарно ей улыбнулся, отвел в сторону и сказал:

– Я приготовил тебе новогодний подарок. Позволь мне вручить его прямо сейчас.

Поддерживая под локоть, он повел мать по коридору в свои апартаменты, усадил в кресло и ушел в спальню, откуда через минуту вернулся с плоским футляром, обтянутым красной кожей.

Несколько мгновений она смотрела на футляр, не открывая. В том, что в нем находилась очень ценная вещь, она не сомневалась. Это был первый взрослый подарок сына – раньше ей такие дарил его отец. Отогнав эту печальную мысль, она открыла футляр, и у нее перехватило дыхание. На черной бархатной подкладке лежала изумительной красоты подвеска. Украшение имело вид полумесяца, дополненного до круга тонким ободком искусной работы, оно сверкало мелкими бриллиантами и позвякивало крошечными золотыми колокольчиками.

– Джейми! Ах, Джейми! – воскликнула Кэт, поднимая украшение и любуясь исключительно тонкой работы цепочкой и самой подвеской.

– Это копия украшения, которое некогда принадлежало Мэм.

– Я никогда не видела у нее ничего подобного, – растерянно заметила Катриона.

– Совершенно верно! Как рассказал мне отец, в ее апартаментах во дворце была стена, выложенная изразцами и примыкавшая к камину, и она приказала сделать там тайник, обшить ценными породами дерева. Получилось нечто вроде хранилища для драгоценностей. В ту ночь, когда она покидала дворец, эту подвеску в спешке забыли, потому что она лежала в самой глубине. Мэм всегда говорила отцу, что больше всего жалела об этой пропаже, ведь султан подарил ей это украшение в честь рождения их первого сына Сулеймана. Оно, вероятно, там и лежит до сих пор.

– Но откуда ты узнал, как именно выглядит подвеска, если никогда ее не видел?

– Мэм подробно, во всех деталях описывала ее отцу несколько раз, а он, в свою очередь, – мне. Еще он часто говорил, что ты очень похожа на Мэм: такая же гордая и своевольная, но вместе с тем мудрая.

– Благодарю тебя, Джейми.

Внезапно он снова превратился в мальчишку и взволнованно воскликнул слегка дрожавшим голосом:

– Я хотел, чтобы у тебя было что-то в память обо мне!

– Что ты, дорогой, – возразила Кэт, обхватив ладонями лицо сына. – Я никогда тебя не забуду! Ты мой первенец, и мы с тобой во многом похожи, хотя ты этого даже не осознаешь. Когда еще ты только плавал в моем животе маленькой рыбкой, я разговаривала с тобой. Ты придавал мне силы.

Он рассмеялся.

– И что же ты говорила мне?

– Да всякие глупости. – Кэт немного помолчала, потом сказала: – Еще несколько лет тебе нельзя будет приезжать ко мне, но когда Джейми забудет обо мне, вы с Изабеллой сможете меня навестить.

Он печально посмотрел на мать и негромко, но вполне отчетливо проговорил:

– Будь проклят Джеймс Стюарт! Гореть ему в адском огне!

Повернувшись на каблуках, он вышел из комнаты и Катриона, со щелчком закрыв футляр с драгоценностью, прежде чем последовать за ним, сказала:

– Ты, словно эхо, выразил мои собственные чувства.

На следующий день после празднования Двенадцатой ночи молодые граф и графиня Гленкирк уехали ко двору, сопровождаемые родителями новобрачной. Остальные гости тоже разъехались. Через месяц должна состояться свадьба Бесс, после чего Катриона могла покинуть страну.

Между матерью и дочерью всегда существовала некоторая напряженность в отношениях из-за лорда Ботвелла. Не посвященная в проблемы родителей, Бесс, которую отец всегда любил больше остальных детей, почти сразу же заняла его сторону. Но теперь девушка была влюблена и ее отношение к вопросам чувств смягчилось.

Катриона постоянно думала, как скажет дочери, что намерена покинуть Шотландию, однако первой с ней об этом заговорила именно Бесс, за неделю до бракосочетания:

– Однажды ты сказала, что, когда полюблю сама, мне будет проще понять твои отношении с лордом Ботвеллом. Тогда я тебе нагрубила, но теперь понимаю… Правда понимаю! Так почему ты остаешься в Шотландии? Когда король был у нас на Рождество, он так на тебя смотрел, что мне стало страшно. Ты должна уехать и разыскать дядю Френсиса, только тогда будешь в безопасности!

Катриона обняла дочь.

– Спасибо тебе, Бесс. Теперь, зная, что ты все понимаешь, я уеду с легким сердцем.

Бесс удивленно уставилась на мать и открыла было рот, намереваясь что-то сказать, но Катриона ласково прикрыла ей рот ладонью.

– Когда-нибудь Джейми тебе все расскажет, моя дорогая.

– Хорошо, мама, я поняла. – Бесс улыбнулась матери.

«Как жаль, – подумала Катриона, – что мы стали подругами только сейчас, когда я должна уезжать».

Бракосочетание Бесс Лесли и Генри Гордона прошло гораздо скромнее, чем предыдущая свадьба, присутствовали только близкие родственники. Джейми и блистательная Изабелла приехали на празднество из Эдинбурга, а два дня спустя уже сопровождали новоиспеченных молодоженов обратно на зимний сезон при королевском дворе. Накануне своего отъезда Бесс и Джейми пришли к матери попрощаться.

Джейми, высокий и стройный, до боли напомнил Катрионе его отца, когда тот был в этом возрасте, и у нее из глаз брызнули слезы. Темноволосая Бесс, лучившаяся счастьем, являла собой соединение черт обоих родителей.

– Я хочу, чтобы вы знали, – негромко произнесла Катриона, – что я очень люблю вас и буду скучать!

Они оба прильнули к ней, и Бесс начала всхлипывать.

– Нет, милая, – нежно сказала Катриона, поглаживая дочь по волосам. – Если новобрачная будет выглядеть печально, король может что-нибудь заподозрить. Будь сильной, дочь моя, и помоги мне выиграть войну, которую я веду с Джейми. Он не должен ни о чем догадаться.

Бесс немного успокоилась и спросила:

– А как же остальные?

– Я поговорю со всеми, кроме малышей. Знаю, что взваливаю на вас изрядное бремя, но, пожалуйста, приглядите за ними. Позднее, когда все уляжется, вы все сможете приехать ко мне, но сейчас я должна отправиться одна и налегке. Вы ведь понимаете почему?

Дети кивнули, Катриона поцеловала их и проводила до двери. А потом долго смотрела вслед. Чуть позже она стояла на верхней ступени главной лестницы замка, махала рукой отъезжающим и во весь голос кричала:

– До свидания весной, мои дорогие! Передайте мое почтение и любовь его величеству!

Так она стояла до тех пор, пока они не исчезли из виду, и лишь потом вернулась к себе в башню, чтобы вдоволь наплакаться в одиночестве.

На следующий день она провожала своих младших сыновей – четырнадцатилетнего Колина и Роберта двенадцати с половиной лет. Колин возвращался в Абердинский университет, а Роберт – к своим обязанностям пажа при доме графа Роутса. Накануне вечером Кэт собрала четверых детей, сообщила, что покидает Гленкирк, объяснив почему. Ее очень беспокоило, как дети воспримут ее неожиданное исчезновение, поэтому она и пошла на этот обдуманный риск. Что поступила правильно, Кэт поняла, когда ее девятилетняя дочь Мораг негромко сказала:

– Я рада, что ты уезжаешь, мама. Мне король совсем не нравится.

Десятилетняя Аманда кивнула, соглашаясь с сестрой.

– Да. И не волнуйся за нас: все будет хорошо, ведь ты позаботилась о нашем будущем. Я с радостью стану графиней Сайтен.

Катриона не смогла удержаться от смеха.

– Какая ты у меня рассудительная, кошечка.

– Когда? – спросил Роберт.

– Скоро.

Колин начал хихикать, и Кэт раздраженно спросила:

– Что здесь смешного?

– Жаль, что я еще не у Роутсов. С каким наслаждением посмотрел бы на лицо кузена Джеймса – этого распутного ханжи!

– Слава богу, а то наверняка выдал бы меня! – сказала Кэт и тут же рассмеялась. – Конелл сказал почти то же самое.

На следующее утро мальчики уехали, и Катриона погрузилась в мрачное настроение. Она много времени проводила в детской, где играла с малышами, а однажды вечером внезапно появилась в спальне свекрови. Мег тут же все поняла, поднялась и обняла невестку.

– Так скоро?

Катриона кивнула.

– Сейчас новолуние, и лучшего времени не придумаешь, чтобы исчезнуть незаметно. Если останусь еще, потом просто не смогу. Даже сейчас я не в силах удержаться от слез!

– Тогда поезжай, и да пребудет с тобой Господь, девочка!

– Ох, Мег! Вы всегда были мне ближе, чем собственные родители. Я буду так скучать! Постарайтесь объяснить это моим родителям.

– Хорошо, дорогая. Не будь чересчур строга к своей матери. Она всегда жила в своем маленьком чувственном мирке, где единственным, кроме нее, обитателем был твой отец. Я смогу ей все объяснить. И кто знает – когда ты благополучно устроишься, мы даже, может быть, соберемся к тебе в гости.

– Мои малыши… Вы позаботитесь о них, Мег?

– Разумеется.

– И не дадите им забыть меня?

– Нет, милая. А теперь ступай, Катриона! Ступай, пока не приняла какое-нибудь необдуманное решение.

Мег ласково поцеловала Катриону в щеку и подтолкнула к выходу из своей комнаты.

Некоторое время Кэт стояла в холодном темном коридоре. «Я никогда уже не увижу всего этого, – подумалось ей, и слезы покатились по щекам. – Боже мой! Если кто-нибудь увидит меня сейчас, мне будет трудно это объяснить».

Она яростно смахнула ладонями слезы и побежала коридорами для слуг к своим апартаментам. Все слуги за исключением Сюзан и ее младшей сестры Мэй уже были отосланы спать.

– Все готово? – спросила у Сюзан Катриона.

– Да, миледи. Конелл и его солдаты обо всем позаботились. Он сказал, чтобы мы выходили, как только вы вернетесь.

Служанка быстро проводила хозяйку в спальню, где уже была приготовлена ванна, над которой поднимался пар.

– Это на дорожку, а то когда еще придется.

Катриона благодарно улыбнулась.

– Ты все уложила? Про мою шкатулку с драгоценностями не забыла?

– Да, все, как вы сказали. Если люди короля придут с проверкой, то обнаружат, что ваши туалеты на месте и ждут возвращения своей хозяйки. А здорово, наверное, покупать новые платья во Франции!

С плеч потихоньку стала спадать тяжесть, и Катриона пообещала:

– У вас с Мэй тоже скоро появятся обновки.

Через час Кэт стояла, уже одетая и готовая отправиться в путь, когда Сюзан неожиданно застегнула у нее на шее подвеску со львом, подаренную лордом Ботвеллом.

– Я подумала, миледи, что вам надо думать о том, к кому вы стремитесь, а не о том, что оставляете.

Катриона улыбнулась, внезапно почувствовав себя счастливой.

– Сюзан, я даже не представляла, что ты все поймешь. Спасибо, что помогаешь мне в столь тяжелые времена. Ты стала мне доброй подругой, и я этого никогда не забуду.

Захватив подбитую мехом накидку, она подошла к камину и нажала на резное украшение, открывавшее дверь в тайный ход.

– Проверьте, чтобы дверь за вами плотно закрылась, девочки, – сказала Катриона и, взяв свечу, шагнула вперед.

Через несколько минут они уже выходили во двор западной башни, где ждал Конелл с поводьями трех лошадей в руках. Катриона поднялась в седло своего Иолара, а Сюзан и Мэй разместились вдвоем на третьей лошади. Впереди ехал Конелл. Незаметно для стражи, они выехали из Гленкирка, а на холме, который господствовал над замком, соединились со столь многочисленным вооруженным отрядом, что Катриона даже опешила.

– Боже! Сколько же их, Конелл?

– Пятьдесят. Я не мог позволить вам скакать через всю Европу под охраной лишь дюжины воинов. Вы можете позволить себе более достойный эскорт.

Он уже поднял руку, чтобы дать сигнал к отправлению, но Кэт остановила его и, развернув Иолара, бросила последний взгляд на Гленкирк, возвышавшийся черным силуэтом на фоне чуть более светлого неба. На несколько мгновений ее одолели сомнения: оставить Гленкирк, своих малышей, Шотландию, почти все, что было так дорого – но когда перед ее внутренним взором всплыла похотливая улыбка Джеймса, а в памяти прозвучали его слова: «ты будешь любить меня так, как сегодня», Катриона, резко развернув коня, послала его в галоп.

Им предстояло выйти в море на парусном судне от мыса Раттрей, как когда-то лорду Ботвеллу. Поскольку «Отважный Джеймс» исчез вместе с Патриком, доставить путешественников во Францию должно было новое флагманское судно Лесли «Вторая попытка». Графиня посчитала такое название чрезвычайно удачным.

Они скакали всю ночь, сделав всего две краткие остановки для отдыха лошадей. На рассвете отряд устроил привал на развалинах замка Хантли. От скачки по ночной прохладе у Катрионы разыгрался волчий аппетит, и она с радостью подкрепилась крольчатиной, зажаренной на вертеле. Сюзан достала из своих припасов хлеб, чашу и флягу, наполненную сладким вином. Катриона разделила еду со служанками и сама наелась до отвала, потом завернулась в свою теплую накидку и прилегла поспать у небольшого костерка, разожженного на развалинах камина.

Когда она проснулась, уже перевалило за полдень, но на привале стояла тишина. Сюзан и Мэй спокойно посапывали рядом.

Она полежала несколько минут, собираясь встать, но было так тепло и уютно, что вскоре опять заснула. Проснувшись во второй раз, Кэт поняла, что день клонился к вечеру, а лагерь бурлил подготовкой к ужину. Над кострами крутились на вертелах несколько барашков, а на большом плоском камне, стоявшем на огне, выпекались лепешки. Чуть в стороне Катриона заметила несколько бочонков с пивом и в полном недоумении позвала Конелла.

– К вашим услугам, мадам!

– Откуда все это?

– Это от лорда Хантли. По его приказу местные жители позаботились, чтобы на этих землях все были сыты и ни в чем не нуждались.

Лицо графини смягчилось.

– Ну что ж, да благословит его Господь за заботы, но не слишком ли много пива? Я не хочу, чтобы все перепились и утратили способность держаться в седле. Впереди еще долгая ночь пути, и мы должны прибыть к мысу Раттрей до рассвета.

– Как раз столько, сколько нужно, миледи. Там есть и небольшой бочонок вина для вас. Так что не волнуйтесь и не забудьте наполнить фляжки на ночь.

Она кивнула и приняла протянутую ей оловянную тарелку с тонко нарезанными ломтиками сочного мяса, ранним зеленым кресс-салатом и горячей лепешкой, с которой капали растаявшие масло и мед. Рядом с ней на земле стояла чаша, наполненная виноградом. Отсутствием аппетита Катриона не страдала и съела все до последней крошки. Пока ее служанки и солдаты заканчивали ужин, она поднялась и обратилась к ним:

– Конелл поведал вам о цели этого путешествия. Если кто-то передумал сопровождать меня, сейчас самое время сказать об этом. По возвращении в Гленкирк, я прошу вас хранить в тайне, где мы и куда направляемся.

Ответом на ее слова было общее молчание, и, оглядев верных воинов, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Справившись с собой, Кэт просто сказала:

– Я верила вас. Благодарю всех.

Через час они уже оседлали коней и пустились в путь. Кэт почувствовала море задолго до того, как они прибыли на место, и с каждой пройденной милей этот соленый запах только усиливался. К назначенному месту они подъехали задолго до условленного времени, и Конелл просигналил в сторону моря фонарем, который каким-то образом умудрился засунуть в свои и без того туго набитые сумки. Из морской темноты пришел ответный сигнал.

Начальник стражи подозвал к себе молодого человека, который показался графине знакомым.

– Мой сын Эндрю, – коротко представил его Конелл.

Катриона вскинула бровь.

– Ни слова больше, Конелл! Вы не смогли найти времени, чтобы жениться на матери этого парня, но Лесли никогда не бросают своих отпрысков.

– Да, мадам, – пробурчал Конелл, и графиня рассмеялась. – Эндрю и десять охранников пойдут с вами на «Второй попытке», а я с остальными и с лошадьми отправлюсь на «Королеве Анне» из Питерхеда.

– А вы придете намного позже нас? – забеспокоилась Катриона. – Мне не хотелось бы высаживаться во Франции с таким небольшим отрядом.

– Мы даже обгоним вас. «Королева Анна» легче и быстроходнее. Карета, лошади и конюхи отправились три дня назад, так что будут ждать вас на берегу. Ни о чем не беспокойтесь: я тоже буду там.

Кэт тепло улыбнулась своему верному защитнику:

– Чудесно, Конелл! – И добавила, обращаясь к молодому человеку: – Разве, Эндрю Мор-Лесли, в Гленкирке недостаточно хорошеньких девчонок, чтобы удержать тебя дома?

– Да нет, таких хватает, миледи, только у каждой есть суровый папаша.

Катриона расхохоталась.

– А ты не промах, парень! Люблю таких!

К берегу подходил баркас, и они спустились на песчаный мыс. Судно врезалось килем в песок, и матросам пришлось протащить его по берегу, чтобы пассажиры могли без проблем забраться. На несколько мгновений Катриона перенеслась мыслями в то время, когда вот так же стояла на мокром, продуваемом всеми ветрами берегу. Это было чуть меньше трех лет назад, она прощалась здесь с лордом Ботвеллом, отправлявшимся в изгнание. Тогда она думала, что больше уже никогда не увидит его, и вот теперь она стоит на том же самом берегу, приготовившись начать свой путь в изгнание, на которое обрекла себя сама.

От группы моряков отделился офицер, подошел к Катрионе и, поцеловав ей руку, представился:

– Старший помощник капитана Малькольм Мор-Лесли, миледи, к вашим услугам. Я сын Хью.

– Ты старший брат Сюзан и Мэй?

– Да, мадам.

– Но разве капитан не из Мор-Лесли?

– Сэнди, сын Алана.

– Великий боже! Какое же это счастье – плыть под надежной семейной защитой!

– Он бы этого и хотел, – пробормотал Конелл.

Катриона протянула руку и потрепала старого вояку по плечу.

– Ты хотел отправиться с ним, да?

– Еще как, только он не позволил. «Оставайся дома, Конелл, – сказал тогда. – Кому еще я могу доверить ее защиту?»

– Боже мой! Ну, зачем ты сказал это сейчас, перед отъездом!

– Мадам, если бы я не был уверен, что он одобрит ваши действия, то никогда не ввязался бы в эту авантюру. Но поскольку я здесь, пока это зависит от меня, вы в безопасности.

А в следующее мгновение начальник стражи покраснел до корней волос, потому что графиня быстро подошла к нему, привстала на цыпочки, поцеловала в щеку и, прежде чем присоединиться к Сюзан и Мэй, которые уже сидели в баркасе, сказала:

– Да пребудет с тобой Господь!

Без дальнейших промедлений баркас двинулся в темноту, туда, где на якоре стояла «Вторая попытка». Когда они подошли к судну, баркас подняли на борт, но графиня этого не видела, потому что зажмурилась от страха, а когда вновь открыла глаза, то обнаружила себя уже на палубе. Капитан приветствовал ее и сообщил:

– Я приглашаю вас вместе с прислугой в свою каюту, миледи. Там вам будет удобно.

– Благодарю вас, кузен.

От этих простых слов выдубленное ветрами лицо морского волка покраснело. Ему уже доводилось слышать о Катрионе Лесли, но теперь он воочию убедился, что она правда очень славная. Ее признание их родственных отношений – сколь бы далекими они ни были – польстило ему, к тому же это поднимало его статус в глазах подчиненных.

– Если вы не против моего общества и моих офицеров, приглашаю на обед в кают-компанию.

– С радостью!

Капитан поклонился.

– А сейчас, прошу прощения, мне нужно вернуться к своим обязанностям, мадам. Дункан проводит вас в каюту.

«Вторая попытка» – каравелла водоизмещением около восьмидесяти тонн – была прекрасно оснащена и рассчитана на скорость хода и маневренность, несмотря на то что имела довольно вместительный трюм. Каюты, сухие и теплые, оказались очень удобными, что было удивительно для того времени. Блок камбуза примыкал к матросскому кубрику, так что сменившиеся с вахты члены команды могли сразу же получить горячую пищу. Лесли требовали от своих моряков беспрекословного подчинения и абсолютной преданности, но и труд их оплачивали очень хорошо и всегда проявляли человеческую заботу.

Дункан, судовой юнга, проводил Катриону со служанками в самую большую каюту, расположенную высоко на корме судна. В иллюминаторы Катрионе было хорошо видно, что звезды на небе уже начали блекнуть, а горизонт на востоке – светлеть. Каюта оказалась шикарной: с турецким ковром на полу и бархатными занавесками. Освещали помещение прекрасной работы бронзовые лампы, а на дубовом столе стояли два графина с вином – красным и золотистым. В дополнение к большой кровати имелись две выдвижные, на колесиках.

– Вы голодны, миледи? – спросил Дункан.

– Да, с удовольствием съела бы каких-нибудь фруктов?

– Яблоки, мадам, или апельсины из Севильи?

– Пожалуй, и то и другое, а еще принеси сыра и хлеба.

– Ох, миледи, – жалобно простонала Мэй, – я проголодалась так, что с удовольствием съела бы большую миску овсянки, право слово! А если еще с медом и сливочными пенками…

Катриона рассмеялась:

– Вот это вряд ли, милая. Если не хочешь познакомиться с морской болезнью, сегодня придется есть и пить понемногу.

Позднее, когда служанки улеглись спать, Катриона сидела в обтянутом бархатом кресле у иллюминатора и смотрела на исчезающий вдали шотландский берег. По ее бледным щекам катились слезы. Она плакала тихо, но горько, пока печаль понемногу не исчезла, сменившись радостным возбуждением. За кормой судна оставалась ее старая жизнь, а впереди ждала новая, куда более радостная – с Френсисом Стюартом-Хепберном! Она не могла быть такой неблагодарной, чтобы оплакивать то, что Бог у нее отнял, поскольку наряду с этим ей было даровано столь многое.

Глава 43

Посланец, отправленный королем Шотландии к младшей вдовствующей графине Гленкирк, быстро вернулся обратно в Эдинбург.

– Как это ее там нет? – воскликнул король, с трудом сдерживая недовольство в голосе.

– По словам старой графини – кстати, тоже этим крайне раздосадованной, – она уехала во Францию. Похоже на то, что интересующая вас особа однажды утром просто уехала из замка, никому не сказав ни слова.

Джеймс послал за графом Гленкирком и его сестрой, леди Элизабет Гордон, а когда те явились, спросил:

– Знаете ли вы, где сейчас ваша мать?

– В Гленкирке, сир, – ответил граф без всяких колебаний.

– Но ее там нет! – яростно возразил король. – Она во Франции!

На несколько мгновений молодые лица застыли в недоумении, затем Бесс повернулась к брату:

– Так она все-таки поехала! Ну и хорошо, пусть развеется!

– О чем это вы, леди Гордон? – вопросил король.

Бесс нежно улыбнулась его величеству и таким же теплым, доверительным тоном, которым говорила с братом, объяснила:

– Видите ли, сир, мама несколько раз заговаривала о своем желании посетить наших родственников во Франции. Этот год был ужасный для нее. Сначала погиб наш отец, затем женился Джейми и отбыл с Изабеллой ко двору, а потом и я вышла замуж и тоже уехала. Колин учится в университете, а Роберт служит пажом у Роутса. Понимаете, сир, дома не осталось никого, кроме малышей, вот она и почувствовала себя совсем одинокой.

Похоже, короля успокоили ее слова, и, едва сдержав улыбку, он потребовал:

– Она должна этой весной появиться при дворе!

– О да, – широко улыбнулась Бесс. – Об этом она сказала нам, когда мы покидали Гленкирк после свадьбы, а еще просила передать вам свое почтение и любовь. – Она повернулась и осуждающе взглянула на брата. – Джейми! Ну как ты мог позабыть об этом? Эх ты!

Едва заметная улыбка тронула губы короля, когда он бросил взгляд на красивое расстроенное лицо молодого графа. Они просто очаровательны, эти Лесли!

– Благодарю вас, леди Гордон. Вы можете оставить нас. А вы, Джейми, задержитесь, мне нужно перекинуться с вами парой слов.

Бесс присела в изящном реверансе и вышла из комнаты. Король бросил резкий взгляд на Джеймса Лесли, но не увидел в выражении его лица ничего необычного.

– Твоя мать вызвала мое неудовольствие, Гленкирк, – проговорил он медленно. – В определенном смысле она намеренно мне не подчинилась.

Юный граф выглядел искренне огорченным.

– Ей было велено прибыть весной ко двору. Я даже… – Для пущего эффекта король выдержал недолгую паузу. – Я намеревался сделать ее своей любовницей, и она это знала.

Восторг и удивление смешались в выражении лица молодого графа.

– Сир! Это огромная честь для Гленкирка! Боже мой, у меня нет слов! – Он помолчал, пытаясь успокоиться, потом возмущенно воскликнул: – Черт возьми! Ее поведение невыносимо! Я всегда считал, что отец ее избаловал! Но я уверен, что вскоре она вернется, а это всего лишь каприз. Не думаю, что она и в самом деле осмелится ослушаться вас.

Король выглядел удовлетворенным. Похоже, здесь ничего не подстроено. Парень явно возмущен поступком матери. Впрочем, ей и скрыться-то негде. Даст бог, с этим Гленкирком никаких проблем вообще не будет! Граф считает, что король, отличив его мать от других придворных, оказывает им честь, и это сущая правда!

– Я напишу моему доброму другу, королю Генриху, и попрошу выслать графиню из страны.

Джейми поднял на короля проникновенный взгляд.

– Я тоже напишу ей, сир. Теперь хозяин поместья я, и хоть почитаю свою мать, она должна понимать, что теперь в Гленкирке мое слово закон, а не ее. Кроме того, она всего лишь женщина, и ей постоянно требуется наставник. Ваше величество, предложив свое покровительство, оказали ей милость, и я не позволю пренебрегать этим.

Король вроде бы успокоился, но, оставшись в одиночестве, снова задумался. Действительно ли она намеревалась вернуться? Или не зря в глубине его души шевелилось сомнение, что Катриона все-таки опять сбежала? Однажды он ее предупредил, что ее семья будет наказана, если она не выполнит его волю, но это было, когда ее муж еще не пропал. При желании можно было бы сфабриковать некое обвинение и против Патрика, однако молодой граф совсем другое дело. Всем сразу станет ясно, за что наказаны Лесли, и это может отразиться на самом короле.

Этот клан больше не был беззащитным, лишенным связей. Джордж Гордон, кузен короля, досаждал ему не меньше, чем раньше Ботвелл. Уж этот-то не пожелает стоять в стороне и смотреть, как рушится счастье его дочери Изабеллы, а король вовсе не хотел вступать на английский трон, оставляя за собой клановые неурядицы. Да и с самим молодым графом Гленкирком придется не легче. За довольно короткое время пребывания при дворе он уже успел завоевать определенный авторитет, к тому же искренне предан своему королю и во всем его поддерживает. Как обвинить в коварстве и измене такого замечательного подданного? К тому же он и сам искренне привязался к своему новому придворному.

Развалившись в кресле, король, словно четки, перебирал пальцами бриллианты и черные жемчужины ожерелья, которые посылал графине с гонцом. Он хоть и был встревожен, но все же думал, что она вернется. Должна вернуться! Он не желает – и не станет! – всю оставшуюся жизнь страдать по ней. Но что, если все-таки не вернется? Король застонал. Она должна!

Глава 44

«Вторая попытка» дошла от мыса Раттрей до Кале на удивление спокойно. Капитан даже заметил как-то, что за все годы, что ходит под парусами, еще не видел в Северном море столько постоянных и попутных ветров, тем более в конце февраля. «Королева Анна» часов на двенадцать обогнала их судно, и Конелл со своими людьми уже ожидал Катриону на причале.

Начальник охраны решил, что графине и служанкам безопаснее продолжить путешествие в карете, и четыре дня впечатляющая кавалькада двигалась до Парижа. На облучке сидели два кучера, а сзади, на приступках, стояли лакеи. За каретой верхом следовали четыре конюха, и каждый из них вел в поводу лошадь, в том числе Иолара. Возглавлял процессию отряд Конелла из пятнадцати воинов, а замыкал такой же под командованием Эндрю. Слева и справа карету прикрывали по десять всадников.

Вместе с Катрионой и служанками ехал еще один пассажир, и Катриона, увидев его впервые в Кале во время высадки, едва не лишилась чувств. Тогда Конелл поддержал ее и объяснил:

– Это его сводный брат. Он вырос здесь.

Молодой человек в облачении священника приблизился к ней и поднес ее руку к губам.

– У меня и в мыслях не было пугать вас, мадам. Я всегда гордился, что похож на Патрика, правда, вплоть до настоящего момента не осознавал насколько.

– Да, святой отец. Разве что вы блондин, а у него темные волосы. В остальном же вы как его отражение в зеркале. У вас даже голоса похожи!

Узнав о прибытии графини – Катриона заранее отправила письма двум своим дядюшкам, – священник специально приехал из Парижа, чтобы встретиться с ней. Его звали Найл Фиц-Лесли. Это был единственный внебрачный сын третьего графа Гленкирка, которого родила младшая дочь помещика Раи. Девица привлекла внимание графа своими роскошными и доступными прелестями, когда Мег была беременна своим последним ребенком. Спустя девять месяцев на свет появился Найл.

Как только старый помещик узнал о положении дочери, сразу же отослал ее к своей сестре в Кейтнесс. Там она и жила до самой смерти, а умерла, когда ее сыну было всего десять лет. Третий граф Гленкирк всегда оказывал помощь внебрачному сыну, а когда Найл лишился матери, отослал его на воспитание во Францию, к своему родному брату Дональду. Мег так и не узнала об этом грешке своего мужа. Граф официально признал Найла как сына, и он смог получить церковный сан.

Поскольку Дональд Лесли был в семье четвертым сыном, ему пришлось устраивать свою жизнь самому. Вместе с кузеном Дэвидом из Сайтена он поступил на военную службу в качестве наемника. Во Франции молодым людям посчастливилось завоевать сердца двух юных девиц, довольно близких родственниц, оказавшихся также наследницами крупных состояний.

Дональд женился на Рене де ла Прованс и стал отцом шестерых детей – пятерых мальчиков и девочки. Женой Дэвида – брата матери Катрионы – стала Адель де Пейрак, и у них родилось четверо сыновей.

Катриона никогда не видела этих своих дядюшек, они покинули Шотландию еще до ее рождения.

– Вся семья с нетерпением ожидает вашего появления, мадам, – сообщил Найл. – И, разумеется, мы понимаем, что вы носите траур по супругу.

– Уже нет. Патрик бы этого не одобрил.

– Я был опечален, узнав о его смерти. Он мне нравился.

– Вы знали его?

– Да, случайно познакомились. Возвращаясь домой, в Шотландию, он неожиданно остановился в Париже, и спрятать меня не успели. Я никогда не забуду выражение его лица: едва ли не шок, – но потом он рассмеялся: «Братишка, я счастлив тебя приветствовать!» Перед его отъездом мы долго беседовали, и он сообщил о смерти нашего отца. В следующие годы он переводил средства на мое содержание, а когда я стал священником, положил немалую сумму на мой счет в парижском филиале банка. Мужчина, как он пояснил свой поступок, даже священник, всегда должен быть при деньгах. Патрик Лесли был хорошим человеком. Я буду молиться за него.

– Да, хорошим, – повторила Катриона, а затем, посмотрев на молодого священника, добавила: – Святой отец, я хотела бы исповедаться. Помимо всего прочего вы получите ответы на те вопросы, которые я читаю в ваших глазах. – Она опустила окно кареты и, махнув рукой ближайшему всаднику, крикнула: – Передайте Конеллу, что пора устроить привал.

Через несколько минут карета остановилась на поляне, окруженной густым лесом, служанки вышли размять ноги, а Катриона опустилась на колени и, вложив свои тонкие белые руки в большую загорелую ладонь священника, негромко начала свою исповедь.

На всем протяжении ее горестного повествования лицо служителя церкви оставалось бесстрастным, а когда она замолчала, он произнес:

– В глазах святой церкви вы, безусловно, тяжкая грешница, но за свои грехи наказаны куда суровее, чем заслуживаете, дочь моя. Ваш поступок ставит под угрозу парижских родственников, поскольку король Джеймс может обратиться к королю Генриху с просьбой посодействовать вашему возвращению. Полагаю, однако, что ваш король совершает еще больший грех, преследуя женщину, которая его столь явно не желает. Одному Господу известно о многочисленных любовных связях Генриха IV, но он никогда не принуждал женщин любить его. Джеймс Стюарт, без сомнения, сущий варвар. Вы, полагаю, не задержитесь здесь надолго, чтобы предотвратить угрозу здешним родственникам?

– Да, отец мой. Только куплю новые платья себе и служанкам, поскольку мы бежали налегке.

Священник улыбнулся.

– Прекрасный повод обновить туалеты, моя прекрасная кузина.

Кэт облегченно засмеялась.

– Но я и правда намерена как можно быстрее уехать отсюда, чтобы поскорее увидеть лорда Ботвелла.

Найл Фиц-Лесли помог Катрионе подняться с колен и с улыбкой спросил:

– А лорд Ботвелл знает о вашем прибытии?

– Нет. Я не осмелилась написать ему из Гленкирка. Попробую через наших парижских банкиров отправить сообщение в Неаполь.

– Думаю, он будет счастлив, – заметил священник. – Здесь, при дворе короля Генриха, он выглядел каким-то… каким-то… потерянным, что ли, словно чего-то ему не хватало. Теперь я понимаю чего.

Лицо Катрионы просияло, и Найл, пораженный столь неожиданным преображением, воскликнул:

– Mon Dieu, chérie![11] Вы чуть не заставили меня пожалеть о том, что я дал обет безбрачия.

Карета огласилась ее серебристым смехом.

– В вас определенно есть шарм, присущий всем Лесли, mon pére[12]. Вы совершенно правильно поступили, присоединившись к воинам духа. И без того уже слишком много похотливых Лесли ходят по этой земле!

Их путь пролегал по земле Пикардии, вот они миновали Иль-де-Франс и, наконец, въехали в Париж. Город сразу же очаровал и поразил Катриону. Ранее ей казалось, что все крупные города похожи друг на друга, но Париж был особенным. Теперь ей стали понятны слова французского монарха, решившего покончить с религиозными войнами, когда он перешел из протестантизма в католичество: «Париж стоит мессы».

Катриона предполагала остановиться у дядюшки Дэвида, проживавшего в тридцати милях к юго-востоку от Парижа, неподалеку от королевской резиденции Фонтенбло. Когда они оказались на окраине города, Найл объяснил кучеру, по какой дороге следует ехать, а сам поскакал вперед, чтобы предупредить Дэвида Лесли де Пейрака о скором прибытии его племянницы.

День уже начинал клониться к вечеру, когда кавалькада въехала во двор замка Пети-Шато. Не успели конюхи спрыгнуть с лошадей, как два ливрейных лакея подскочили к карете, открыли дверцу, опустили складные ступеньки и помогли Катрионе ступить на землю. Из толпы встречающих вышел элегантно одетый джентльмен. Если бы в нем не просматривались черты ее матери, Катриона ни за что не признала бы своего дядю.

– Катриона! Добро пожаловать во Францию! – поприветствовал он племянницу и расцеловал в обе щеки.

Затем мсье Лесли де Пейрак вытянул из толпы высокую темноглазую женщину и представил ее:

– Знакомьтесь, это твоя тетя Адель.

Катриона присела в реверансе, а хозяйка ей улыбнулась.

– Добро пожаловать в Пети-Шато! Мне весьма жаль, что ваш визит будет столь краток.

– Чепуха! Катриона может жить у нас сколько пожелает.

– Увы, я действительно ненадолго, дядюшка. Мне нужно в Неаполь, и как можно скорее. Так что отдохну немного, обзаведусь новыми туалетами, и в путь.

– Тебе вовсе не нужно ехать для этого в город, – сказала Адель. – У меня есть великолепная портниха, и завтра утром я за ней пошлю.

Хозяйка ухватила Катриону под руку и чуть ли не насильно повела по главной лестнице в замок. Как только дверь за ними закрылась, Катриона вырвала руку из тетушкиных пальцев и, повернувшись к ней лицом, резко сказала:

– Очень хорошо, тетушка, давайте поговорим.

– Что же, это вполне разумно, – усмехнулась Адель де Пейрак. – А теперь быстро говори, зачем приехала во Францию. Надеюсь, ты не собираешься теперь, когда твой сын женился, обосноваться у нас?

Катриона ушам своим не могла поверить – не иначе эта женщина тронулась умом!

– Боже мой, мадам! Почему вы вдруг решили, что я захочу жить у вас?

– Не надо сердиться, дорогая, – примирительно сказала Адель. – Мы все понимаем, что вдовствующая графиня имеет гораздо меньше возможностей наслаждаться жизнью в статусе всего лишь матери наследника. Возможно, вы не сошлись характерами с супругой сына, и для вас было бы лучше уехать от них? Полагаю, жить в бедности не так-то легко?

Катриона еле сдержала непреодолимое желание отвесить хорошую оплеуху по ее самодовольному холеному лицу и произнесла ледяным тоном:

– Мадам, не понимаю, на каком основании вы заключили, что я бедна. Должна вас разочаровать: я не просто состоятельна, а по-настоящему богата, причем гораздо богаче, чем когда была замужем за Гленкирком. Если бы я захотела, то могла бы спокойно жить со своим сыном и его чудесной невесткой, но я намереваюсь выйти замуж и направляюсь в Неаполь именно для этого!

– Замуж? Но за кого?

– За лорда Ботвелла, – коротко ответила Катриона.

– Боже мой! Он же дикарь, хотя и очаровательный. По крайней мере, так мне говорили.

Вскинув подбородок, Адель де Пейрак вышла из комнаты, а Сюзан фыркнула:

– Похоже, мы ей не понравились, миледи?

Катриона рассмеялась.

– Да, совершенно не понравились.

– И как долго мы здесь пробудем?

– Думаю, несколько недель, до конца зимы.

Вечером следующего дня Катриона встретилась с дядюшкой Дональдом и его женой Рене, которая оказалась полной противоположностью мадам Пейрак и отнеслась к своей шотландской племяннице с огромной теплотой.

– Я предпочла бы, чтобы вы остановились у нас, chére[13] Катрин. Адель не особенно гостеприимна.

Катриона потрепала тетушку по пухлой, с ямочками руке.

– Все в порядке, ma chére tante[14]. Я проведу здесь всего несколько недель, не больше.

Дама подалась вперед и прошептала:

– Я должна поговорить с вами наедине как можно скорее. Придумайте предлог, чтобы удалиться к себе в спальню.

Чуть позже Катриона поднялась в отведенную ей комнату и обнаружила, что тетушка Рене уже поджидает ее.

– Это правда, что вы богаты? – спросила она с ходу.

Катриона едва сдержала смех, уж очень обеспокоенной выглядела маленькая пухленькая тетушка.

– Да, tante, это правда.

– О, дорогая! Адель думала, что вы бедны, поэтому не была в восторге от вашего приезда, но сегодня сказала мне, что намеревается женить на вас своего старшего сына Жиля.

– Это невозможно! – гневно воскликнула Катриона, совершенно ошеломленная. – Я направляюсь на юг, чтобы выйти замуж за лорда Ботвелла. А что, разве не все Пейраки женаты?

– Жиль вдовец, и хоть он мой племянник, должна вам признаться, что не люблю его. Он был пять лет женат на дочери моей подруги Мари де Мальмезон, но два года назад девушка покончила с собой. До замужества она была самым светлым, веселым и нежным созданием, какое только можно себе представить, но потом ее словно подменили: прежде чем произнести хоть слово, оглядывалась на мужа, ожидая одобрения, и стала похожа на испуганного зверька.

– Не беспокойтесь, тетушка Рене. Я не выйду ни за кого, кроме Френсиса Хепберна.

– Тем не менее, дитя мое, остерегайся Жиля де Пейрака.

Спустившись в главный зал замка, Катриона была представлена своим двоюродным родственникам – пятерым элегантным молодым людям с женами и очаровательной шестнадцатилетней девушке по имени Маргерит, которую все звали Мими. Пришли познакомиться с ней и сыновья дядюшки Дэвида с женами. Катриона сразу же поняла страхи и нелюбовь тетушки к Жилю де Пейраку, хотя его братья оказались вполне доброжелательными и приятными молодыми людьми.

Старший сын Пейраков был похож на испанца: высокий, черноволосый, черноглазый. Прежде чем поднести руку Катрионы к губам, он перевернул ее ладонью вверх и поцеловал именно ладонь, прикоснувшись к ней еще и влажным языком. Возмущенная его фамильярностью, Катриона с отвращением отдернула руку.

– У нас с вами много общего, моя прекрасная кузина, – произнес Жиль де Пейрак, и его наглый взгляд при этом уперся в ее декольте, а потом медленно поднялся к лицу. – Мы оба овдовели в самом расцвете лет, и как быть с нерастраченной энергией, опытом…

Катриона предпочла проигнорировать его намек, ограничившись светской улыбкой, и повернулась к Мими.

Когда подошло время обеда, она обнаружила, что место Жиля за столом рядом с ней. К ее великому смущению и негодованию, он тут же принялся ухаживать за ней: подкладывать на тарелку самые лучшие кусочки, подливать вина. Ей с трудом удавалось сдерживаться, чтобы оставаться в рамках приличия. Слава богу, соседом с другой стороны оказался преподобный Найл Фиц-Лесли, и она тихо обратилась к нему по-гэльски:

– Вы не думаете, что тетушка намеренно посадила по одну руку от меня своего противного сынка, а по другую – священника?

– Мысль, что любимый отпрыск сможет завладеть вашим состоянием, весьма соблазнительна для мамаши, – весело ответил Найл. – Но откуда вы знаете, что я говорю по-гэльски?

– Вы сами как-то обмолвились, что несколько лет провели в Кейтнессе. На каком еще языке вы могли бы там объясняться?

Оскорбившись ее подчеркнутым невниманием к его персоне, Жиль де Пейрак недовольно спросил:

– Что за язык, на котором вы бормочете? Звучит довольно противно.

Ответом Катрионы был лишь холодный взгляд, но Найл объяснил:

– Мы говорили по-гэльски, кузен. Госпожа графиня рассказывала о своей юности.

Катрионе удавалось избегать своего поклонника до самого вечера, а с прибытием на следующий день портнихи она и вовсе выбросила его из головы. Мадам привезла с собой трех помощниц и обширную коллекцию тканей. Лишь окинув взглядом Катриону, портниха возликовала:

– Ах, мадам графиня! Да одевать вас – сплошное удовольствие! Mon Dieu![15] Какая у вас тонкая талия! А грудь! Про кожу, глаза и волосы я вообще не говорю! Я так и вижу: стоит вам появиться при дворе, и наш государь забудет про всех своих любовниц. Когда я закончу свою работу, соперниц вам не будет!

Катриона счастливо рассмеялась.

– Сожалею, но должна вас разочаровать, мадам де Круа, но я не намерена представляться при дворе, поскольку еду в Италию, чтобы выйти замуж. Вам придется подобрать итальянские фасоны.

Лицо маленькой портнихи тут же омрачилось.

– А куда именно, миледи?

– В Неаполь.

– Ах! – Улыбка снова вернулась на лицо портнихи. – Неаполь! Климат там умеренный, и знать понимает толк в моде. Нам подойдет легкий бархат, хлопок, лен и шелк разной плотности. Декольте будут очень, очень низкие, юбки текучие и летящие. Внимание публики вам обеспечено!

По ее знаку помощницы принялись разворачивать рулоны тканей.

У Катрионы перехватило дыхание. Никогда еще ей не приходилось видеть такое разнообразие материалов и расцветок. Сразу же ее внимание привлек тонкий сиреневый шелк, и она указала на него.

– Для моего свадебного платья.

Мадам де Круа широко улыбнулась.

– Oui! Да! Но только для верхней юбки. Для нижней мы используем такого же цвета легкий бархат, только разошьем золотой нитью и жемчужинами. Рукава сделаем текучими словно вода и тоже оторочим по краю вышивкой. Очень подойдет для Неаполя. Конечно, если бы в ваших планах было остаться здесь и появиться при дворе, я сделала бы рукава узкими в плечах и обтягивающими запястья, а по центру широкими, но в платье такого фасона там, в теплом городе, вам будет жарковато. А теперь, мадам графиня, позвольте снять с вас мерки.

Оставшись в одной сорочке, Катриона встала на стул, а портниха и три ее помощницы засуетились вокруг нее, ни на мгновение не умолкая, трещали на своем французском. Неожиданно Катриона почувствовала чей-то посторонний взгляд и, обернувшись, увидела Жиля де Пейрака, который, стоя в проеме открытой в спальню двери, нагло рассматривал ее. Нисколько не смутившись, она сказала Сюзан по-гэльски:

– Приведи сюда Конелла, пусть уберет эту гадину.

Ей пришлось стоять на стуле и несколько напряженных минут делать вид, что не замечает наглеца, пока, наконец, рядом с Жилем де Пейраком не появился Конелл. Как можно тщательнее подбирая французские слова, он негромко сказал:

– Вы либо сами тихонько уберетесь отсюда по-доброму, милорд, либо вас уберу я в соответствии с распоряжением миледи.

Ничего не сказав, француз повернулся и удалился, сопровождаемый Конеллом.

– Сколько вам потребуется времени для моих туалетов? Вы сможете делать по платью в день? – спросила Катриона.

– Смогу, мадам графиня, но мне нужны помощницы.

– Это не проблема! Сообщите в Париж, мадам де Круа, чтобы сюда прибыли две дюжины ваших лучших швей, я им хорошо заплачу. Половина будут работать над платьями, а остальные займутся нижним бельем, накидками, постельными принадлежностями и другими мелочами.

Прочитав на лице портнихи явное недоумение, Катриона добавила:

– Отправьте свое доверенное лицо в банковский дом Жискара Кира, и ему скажут, что графиня Гленкирк может позволить себе такой каприз. Я хочу покинуть Пети-Шато как можно скорее!

Катриона посмотрела в сторону пустого дверного проема и почему-то вздрогнула.

Глава 45

За пару дней до отъезда Катрионы во двор замка Пети-Шато галопом влетел всадник, а спустя час ее попросили пройти в библиотеку. Дэвид Лесли де Пейрак был явно смущен и весьма обеспокоен. Развалившись, в кресле сидел элегантный незнакомый джентльмен, который тут же, как только Катриона вошла в комнату, вскочил.

– Моя племянница – мадам графиня Гленкирк. Катриона, это маркиз Виктуар.

Джентльмен склонился к руке Катрионы, почтительно коснулся губами, но задержал в своих пальцах чуть дольше допустимого. Голубые глаза маркиза не скрыли восхищения при взгляде на графиню, и он не смог удержаться, чтобы самую малость не пококетничать с ней. При этом кончики его напомаженных усов так забавно шевелились, что Катриона едва не расхохоталась.

– Мадам, я ваш преданный слуга, – проворковал маркиз, обдав графиню ароматом фиалок.

Изумрудные глаза Катриона озорно сверкнули.

– Вы вскружите мне голову такими любезностями, господин маркиз!

Восхищенный этой прекрасной женщиной, которая к тому же явно знала толк в светских любезностях, приезжий гость произнес новую изысканную фразу:

– Мадам, мне чрезвычайно повезло, его величество выбрал именно меня для вашего сопровождения в Фонтенбло.

– Ваш король желает меня видеть? Это, должно быть, какая-то ошибка, господин маркиз. Я всего лишь ненадолго остановилась во Франции по пути в Италию.

– Но ведь вы вдова Патрика Лесли?

– Да.

– Тогда никакой ошибки нет, мадам.

– Мне необходимо время, чтобы привести себя в порядок, господин маркиз. И, разумеется, сопровождение. Со мной поедут мои служанки, мой духовник и начальник моей охраны со своими людьми. И, конечно, во дворец мы последуем в моей карете.

– Ну, разумеется, мадам! Все приличия будут соблюдены.

Спустя час Катриона уже сидела в карете, им предстояло преодолеть семь миль через лес, разделявший Пети-Шато и Фонтенбло. Следуя советам Найла, она надела элегантное платье из темно-зеленого бархата, подчеркивавшее цвет ее глаз и белизну кожи. Линия декольте проходила очень низко, ничуть не скрывая ее пышные прелести. Довершала туалет плотная накидка с капюшоном из перемежающихся полос темно-зеленого бархата и мягкого бобрового меха, застегнутая на шее золотой пряжкой с изумрудом.

Всю дорогу преподобный Найл тихим голосом давал ей наставления:

– Генрих Наваррский весьма хитрая персона, так что не следует недооценивать его. Отвечай на его вопросы прямо, но только то, что ему следует знать, не более. Он любит женщин, особенно умных, образованных и хорошо воспитанных. Да и сам он обладает недюжинным обаянием.

– Но чего он хочет от меня?

– Я могу предположить, что Джеймс Стюарт обнаружил ваше отсутствие и обратился к своему другу королю, чтобы помог вас вернуть.

– Ни за что не вернусь обратно!

– Если Генрих именно поэтому возжелал увидеть вас, ma belle[16], вам следует использовать все свое обаяние, чтобы разубедить его.

– Mon pére! – воскликнула Катриона, шокированная. – И это мне советуете вы?

– Вы же хотите стать женой лорда Ботвелла или нет?

– Конечно, хочу! Господи, как я этого хочу!

– Тогда делайте то, что я вам советую!

Через несколько минут они уже въезжали в Фонтенбло, и, как только карета остановилась, маркиз тут же распахнул дверь, подал Катрионе руку, чтобы лично проводить к королю Франции.

– Все ваши сопровождающие должны остаться здесь.

Найл тоже вышел из кареты.

– Пожалуй, навещу своего старинного друга, отца Гюго, духовника его величества. Вернусь, как только вы будете готовы отправиться в обратный путь, мадам.

Набросив накидку, Катриона последовала за маркизом. Довольно долго они шли по запутанному лабиринту слабо освещенных коридоров, пока ее провожатый в конце концов не остановился у обшитой панелями двери.

– Сюда, мадам.

Повернувшись кругом, он исчез в темноте.

Стиснув зубы, Катриона повернула ручку двери и вошла в великолепно обставленную, хоть и небольшую, библиотеку, вроде бы пустую.

Но тут из занавешенного алькова вышел высокий мужчина.

– Подойдите же ближе, мадам графиня. Я вас не укушу.

Катриона приблизилась к его величеству и склонилась в глубоком реверансе.

– Монсеньор, вы очень любезны.

Улыбка тронула губы короля.

– Снимите накидку, мадам. Нам надо поговорить.

Катриона расстегнула золотую пряжку и, аккуратно положив накидку на ближайшее кресло, повернулась к королю Франции. Генрих был красив: чувственные губы, темно-карие бархатистые глаза. Окинув гостью взором – от прекрасного лица до совершенных полушарий, выдающихся над краем декольте, – король вынес свое заключение:

– Великолепно! Теперь я понимаю страстное желание Джеймса Стюарта вернуть вас, мадам.

Хоть внутренне Катриона и была готова услышать нечто подобное, потрясение все же оказалось слишком сильным, и она покачнулась. Французский король тут же оказался рядом и обхватил сильной рукой за талию.

– Я не вернусь назад, монсеньор! Разве только что трупом в гробу!

Генрих Наваррский был настолько ошеломлен страстью, с которой она выкрикнула эти слова, что немного растерялся:

– Ах, chérie, я не могу допустить, чтобы такое случилось.

Она опять покачнулась, и тогда король быстро подхватил ее на руки и перенес в занавешенный альков на кушетку. Его длинные тонкие пальцы, очевидно имевшие немалый опыт, быстро ослабили шнуровку ее корсета. Налив немного янтарного цвета жидкости в кубок, он приподнял Катриону за плечи и поднес его к ее губам.

Катриона сделала глоток и едва не задохнулась.

– Боже милосердный! Это же виски!

Французский король усмехнулся.

– Отличное укрепляющее средство.

Внезапно сообразив, что полулежит перед королем почти обнаженная до талии, Катриона попыталась привести одежду в порядок, однако ее захлестнула новая волна дурноты, и она откинулась на подушки. Король склонился над ней и твердо пообещал:

– Не бойтесь, chérie, я не стану отправлять вас обратно. Совершенно очевидно, что Джеймс вам отвратителен, а я никогда не был сторонником принуждения. Нежная уступка противнику в битве полов куда приятнее насилия.

Взгляд карих глаз тепло ласкал ее, и Катриона почувствовала, как заливается румянцем. Голос короля был нежен.

– Так вы уступите мне, chérie? – нежным голосом спросил король.

– Монсеньор… – успела прошептать Катриона, прежде чем его губы завладели ее устами.

Ожидая той же реакции, что и с Джеймсом, Катриона с удивлением ощутила глубоко внутри нервный трепет. Губы, взявшие в плен ее рот, были нежными и опытными, и, почувствовав, как тело ее расслабляется, она закрыла глаза, и глубоко вздохнула.

Генрих негромко рассмеялся, его тонкие пальцы быстро расшнуровали до конца ее корсаж, обнажив гостью до талии, а губы двинулись по стройной шее вниз, к шелковистым полушариям грудей.

Она не могла остановить его, хотя в какой-то краткий миг и попыталась, стараясь преодолеть возмутительную реакцию собственного тела. Это невероятно! Ведь она видела его впервые.

– Нет-нет, дорогая, – ласково пресек ее попытки король, вжимая спиной в подушки. – Вы ведь хотите этого в той же степени, что и я.

И Катриона осознала, что он прав. Да, пусть она совершенно не знала его, но ей сейчас было необходимо его мужественное тело, чтобы вновь обрести уверенность в своей женственности. Джеймс заставлял ее ощущать себя шлюхой, а с Генрихом Наваррским она опять почувствовала себя живой и желанной.

Губы короля шли извилистыми путями по ее трепещущим грудям, спускаясь все ниже, к чуть подрагивающему пупку. Его большие мягкие ладони ласкали ее с такой опытностью, что у нее перехватывало дыхание и куда-то уплывало сознание. Потом она ощутила эти руки под всеми своими юбками: поласкав шелковистую кожу бедер, они двинулись еще дальше, к куда более интимным местечкам. Глубоко внутри ее уже зарождалось пульсирующее, едва ли не болезненное, напряжение. Дыхание теперь вырывалось из нее краткими выдохами, она лишь стонала и повторяла: «Монсеньор!» – и, в конце концов, благодарно расплакалась, когда мужская плоть вошла в нее.

Он двигался мягко, восхищаясь ее страстными ответами, с готовностью задерживаясь в ее мягкой теплоте и заботясь о том, чтобы не только он сам, но и она обрела плотское наслаждение во всей его полноте. Затем, вознеся ее на вершину страсти, Генрих и сам ощутил этот желанный миг. Катриона, пережившая всю гамму возбуждения, сыгранную столь искусным музыкантом, первой уплыла в небытие, а затем провалилась в расслабляющий сон.

Несколько часов спустя, когда она проснулась, он подошел к ней и протянул бокал холодного вина. Отчаянно покраснев от воспоминаний, потупив взор, она приняла бокал, но король мягко потребовал:

– Взгляни на меня, chérie.

Его пальцы нежно, но властно приподняли подбородок, и, глядя ей в лицо, Генрих сказал:

– Мне жаль Джеймса, и я искренне завидую моему другу лорду Ботвеллу.

Изумрудные глаза графини расширились, и она с трудом проглотила образовавшийся в горле ком.

– Вы… вы знаете Френсиса?

– Да, chérie, знаю. Мы провели вместе немало счастливых часов, пока он так по-дурацки не убил на дуэли герцога Гиза. А у меня и так было достаточно проблем с этой семьей, так что пришлось отправить моего друга в изгнание.

– Выходит, вы знаете, что я направляюсь в Неаполь, чтобы выйти замуж за Френсиса?

– Да, chérie.

– И с самого начала не собирались мне препятствовать?

– Да, chérie.

– Ох!

В глазах Катрионы полыхала ярость. Она выбралась из постели, отчаянно пытаясь самостоятельно зашнуровать корсет.

– Боже мой, монсеньор! Как вы могли? Обманом…

Генрих Наваррский не мог удержаться от смеха, поймав ладонью маленький кулачок, колотивший его по груди.

– Дело в том, чудесное вы создание, что даже при дворе, где полным-полно восторженных и готовых на все красавиц, ваш Френсис только и делал, что смотрел на луну и вздыхал по вам! Я просто не мог поверить ему, что подобное совершенство существует, но теперь… теперь верю, ma chérie.

Он приблизил ее лицо к своему.

– Но вы же не скажете моему доброму другу Френсису, что я так постыдно обошелся с вами? Ведь так, дорогая?

У него был такой виноватый вид, что, не в силах сдержаться и сохранить достоинство, Кэт расхохоталась.

– Вы совершенно невозможны, монсеньор!

Его опытные пальцы быстро зашнуровали корсет.

– Неужели это было так уж… страшно? У меня определенно сложилось впечатление, что вы наслаждались происходящим в той же мере, что и я.

Их взгляды встретились, и король услышал ответ:

– Да, я наслаждалась, монсеньор, но по причине, которая вам и в голову не придет.

– Я заинтригован. Поделитесь?

– На прошлое Рождество, когда мой сын женился на Изабелле Гордон, Джеймс Стюарт посетил Гленкирк, где все дни проводил в охоте, а ночи – в моей постели. Когда он прикасался ко мне, я ничего не чувствовала, и приходилось притворяться, изображать страсть, чтобы не уязвить гордость моего царственного кузена. И после таких ночей я стала опасаться, что со мной и правда не все нормально.

– А сегодня, – усмехнулся Генрих Наваррский, – вы обнаружили, что с вами все в порядке, не так ли?

– Да, – кивнула Кэт.

– Я в восторге, что внес посильный вклад в дело обретения вашей уверенности в себе, мадам, – прозвучал сухой ответ.

Она опять рассмеялась.

– Не пытаетесь изобразить, что оскорблены, монсеньор?! Ведь это вы меня соблазнили!

Генрих улыбнулся, глядя на нее сверху вниз:

– Не могу отрицать, мадам, и это было восхитительно! – Коснувшись пальцем кончика ее носа, он со вздохом добавил: – Теперь вы должны вернуться в замок своего дядюшки и продолжать подготовку к путешествию в Италию.

Катриона схватила его руки и принялась их целовать.

– Спасибо, спасибо, монсеньор! Тысячу раз спасибо!

Генрих опять взял ее лицо в свои большие ладони.

– Вы так любите его?

– Да, ваше величество, люблю. За три долгих и очень одиноких года, что жила без него, я чувствовала себя половиной человека.

– Мне никогда не приходилось испытывать подобных чувств, – вздохнул король Франции.

– Не думаю, что такая любовь выпадает на долю многих, и удивляюсь, что она была послана нам с Френсисом, но это действительно так!

Генрих Наваррский нежно провел пальцем по щеке Катрионы.

– Как же вы прекрасны, милая, со всей своей невинной любовью, которой сияют ваши чудесные изумрудные глаза. Отправляйтесь спокойно к возлюбленному и передайте, что я скучаю по нему. Каким украшением была бы ваша пара для моего двора.

Подняв с кресла ее накидку, он помог ей одеться, взял за руку и подвел к двери, за которой ее ждал Найл Фиц-Лесли.

– Получите, святой отец, живой и здоровой. – Поцеловав ей руку, король произнес: – Прощайте, мадам графиня.

Дверь в апартаменты закрылась, и священник повел ее коридорами дворца обратно, к стоявшей во дворе карете.

– Итак, мадам, вам удалось побывать в пасти льва, не получив и царапины? – спросил его преподобие.

Катриона рассмеялась:

– Почти, святой отец. И все же мне ваш король понравился.

– Стало быть, теперь вы свободно можете отправляться к лорду Ботвеллу?

– Да, Найл.

На следующий день обе семьи собрались, чтобы попрощаться с Катрионой и пожелать ей счастливого пути. Сразу же после ужина она отправилась спать, что вполне допускали приличия, поскольку следующим утром предстояло очень рано вставать. Карета и повозка поменьше, нагруженная новыми туалетами Катрионы, были подготовлены к отъезду – осталось впрячь лошадей. Ранним утром в замке появился маркиз Виктуар с подорожной на свободный проезд на имя графини де Гленкирк от Генриха Наваррского. Эта бумага позволяла ей беспрепятственно путешествовать по Франции и значительной части территории Италии.

Поздней ночью Катриона неожиданно, словно от толчка, проснулась. В комнате явно кто-то был. Когда глаза чуть привыкли к темноте, она разглядела рядом с кроватью мужчину и сразу же поняла, кто это.

– Что вам угодно, Жиль?

– Каким это образом вы узнали, Катарина, что это именно я?

– А кто же еще осмелится вломиться ко мне ночью?

– Вы действительно уезжаете от нас утром?

– Да.

– Почему?

– Потому что, – в который раз повторила Катриона, – я намерена в Неаполе выйти замуж за лорда Ботвелла.

– Но этот мужчина не для тебя! Этот жестокий грубый викинг убил моего друга Поля де Гиза. Вы даже не представляете, что за человек этот Ботвелл!

– Очень даже представляю, потому что знаю его почти десять лет, люблю и всегда буду любить.

Несколько мгновений Жиль де Пейрак не мог произнести ни слова, а затем она услышала, как он резко втянул воздух.

– Ты! Значит, та женщина, по которой он страдал, это ты! Из-за тебя он оскорбил Клариссу де Гиз, отвергнув ее любовь!

Жиль де Пейрак приблизился к самой кровати и заговорил напряженно и мстительно:

– В отместку мы лишили его всего, после чего король изгнал его из страны! Когда они со своим паршивым слугой покидали Францию, у них не было ничего, кроме лошадей да одежды. А теперь ты надеешься найти его и превратить его жизнь в рай? Мой лучший друг мертв! – Странный золотой свет блеснул в глазах Жиля де Пейрака. – А интересно, моя дорогая кузина, как твой любовник отнесется к тому, что я поимел тебя как животное? Он обязательно узнает об этом – уж я позабочусь!

– Жиль! – нарочно повысила голос Катриона, но он был настолько разъярен, что ничего не соображал и не замечал. – Немедленно убирайся из моей спальни!

В соседней комнате, где спали служанки, послышалась возня, и Кэт с облегчением поняла, что разбудила их.

Жиль де Пейрак вдруг схватил ее за ворот ночной сорочки, рванул и с легкостью разорвал тонкую ткань. Прежде чем она смогла хоть что-то предпринять, он бросился на нее. Катриона закричала, но рот ей тут же закрыла его рука. Она отчаянно извивалась под ним, пытаясь избежать его рук, которые щипали и тискали ее. В черных глазах полыхало все то же золотое пламя, когда он возбужденно шептал:

– Вот так! Сопротивляйся! Отбивайся! Сильнее! Обожаю, когда мне сопротивляются!

«Боже мой, – сообразила Катриона, – да он же сумасшедший! Ну нет, больше такого не будет. Никогда!!»

Внезапно она поняла, что свободна. Чья-то сильная рука сняла с нее насильника.

– Я тебя предупреждал, – послышался голос Конелла, а затем раздался чей-то хрип.

Безумные глаза Жиля де Пейрака чуть не вылезли из орбит, когда кинжал вошел ему прямо в сердце, и тут же померкли, а сам он безжизненной кучей рухнул на пол. В ужасе Катриона увидела, как из темноты выступил преподобный Найл и, сотворив последний обряд, распорядился:

– Сбросьте его со стены замка у черного хода, может, за разбойника примут.

Эндрю и Конелл молча подняли тело и вынесли из комнаты.

Судорожно втянув воздух, Катриона заплакала, едва ощущая, как кто-то прижимает ее к груди и осторожно поглаживает спутанные волосы. Потом послышался негромкий голос Найла:

– Жиль де Пейрак был развратным чудовищем – он довел до смерти собственную жену, поэтому вам следует выбросить из памяти все, что здесь произошло. Сейчас с вами все в порядке?

По-прежнему прижимаясь к его груди, Катриона подняла свое залитое слезами лицо, и Найл простонал:

– Боже, Катриона! Не смотрите на меня так! Я хоть и служитель Бога, но еще и мужчина, моя красавица!

– Тогда позвольте мне встать. Я чувствую, как вы весь дрожите. Ступайте отсюда, пока мы не наделали глупостей.

Неохотно он отпустил ее, и она натянула простыни, скрывая наготу. Хоть священники довольно часто и нарушали обет безбрачия, сам он до сих пор еще не испытывал мук соблазна. Прежде чем сделать окончательный выбор в пользу служения Господу, он имел дело лишь со шлюхами, поэтому никогда не жалел о том, что отказался от мирских радостей. Но сейчас?

Словно прочитав его мысли, Катриона заметила:

– Честные сомнения только укрепляют веру, святой отец. Спасибо, что избавили меня от этого чудовища, но теперь я хотела бы отдохнуть. Скоро рассветет, и я во что бы то ни стало должна отправиться в путь.

Он кивнул, но не двинулся с места, и тогда Кэт добавила:

– Вы сможете выслушать меня, перед тем как уеду? Думаю, будет лучше, чтобы все это осталось внутри семьи.

Обретя наконец голос, он сказал:

– Да. Приходите на рассвете в часовню. Я буду вас там ждать.

Преподобный поклонился и медленно покинул ее комнату, и тут же пришла Сюзан удостовериться, что все в порядке. Катриона благодарно улыбнулась ей и потрепала по руке.

– Все нормально. Спасибо, что дала знать Конеллу. Я очень надеялась, что вы меня услышите.

Сюзан покраснела.

– Я здесь ни при чем, это Мэй. Она спит очень чутко.

– Да благословит ее Бог! А теперь в постель, дитя мое, скоро утро.

Катриона дремала в темноте спальни, пока чутье не подсказало ей, что начало светать. Встав с постели, она оделась и прошла в часовню, где ее ждал преподобный Найл. Молодой священник выглядел собранным, хотя и казался несколько осунувшимся. Преклонив колена, Катриона вложила ладони в его руки и начала исповедоваться: сначала в мелких прегрешениях, а потом в грехе, который совершила с Генрихом Наваррским. Епитимия, которую священник наложил на нее, была незначительна, но, когда, отпуская грехи, прикасался к ее склоненной голове, пальцы его подрагивали. В этот момент она взглянула на него и с озорной смешинкой в изумрудных глазах сказала:

– А за ваши грехи, святой отец, вам полагается трижды прочитать «Ave» и столько же «Pater noster».

Найл Фиц-Лесли не смог удержаться от смеха.

– Катриона, хоть вы и непочтительны, я вам благодарен: столько шуму из ничего! Согласны?

– Да, святой отец, согласна. Но ведь между мыслью и делом громадная разница.

– Благодарю, дочь моя.

Она поцеловала протянутую ей руку, поднялась с колен и в сопровождении священника вышла из часовни.

– Тело еще не обнаружено, – шепотом сказал он. – Если вы поспешите покинуть замок, то ничто не будет вам угрожать.

– Мы готовы отправиться в путь хоть сейчас.

Во внутреннем дворике дворца они обнаружили поджидавшего их Дэвида Лесли де Пейрака.

– Адель просила пожелать вам счастливого пути, если вы все-таки решили покинуть нас, но ей почему-то казалось, что вы останетесь. – Он звучно расцеловал ее в обе щеки, а потом все же спросил: – Прежде чем ты уедешь, племянница, может, удовлетворишь мое любопытство? От кого ты бежишь?

– От Джеймса Стюарта, – не стала скрывать Кэт.

– Стало быть, Генрих знает об этом, если дал тебе свободную подорожную?

– Да, дядюшка, знает.

Мсье де Пейрак удовлетворенно хмыкнул.

– Ну что ж, тогда ступай с Богом! Если тебе когда-нибудь еще понадобится моя помощь, милости прошу.

– Благодарю вас!

Она поцеловала дядюшку, он помог ей устроиться в карете, а потом опустила окно и, протянув узкую руку, сказала:

– Прощайте, святой отец, и вы! И спасибо за все.

Найл поцеловал ей руку и с чувством произнес:

– Счастливого пути, красавица. Будь счастлива!

– Обязательно буду! Конелл, вперед!

И карета графини Гленкирк в сопровождении кортежа прогромыхала по двору замка Пети-Шато, выехала на наезженный тракт и через лес Фонтенбло направилась на юг к побережью Средиземного моря. Как только замок исчез за деревьями, карета свернула на небольшую поляну, Катриона вышла с охапкой одежды в руках и скрылась в кустарнике. Несколько минут спустя она вновь появилась, но уже одетая для поездки верхом: в бриджи и кожаный камзол, – с забранными под шотландский берет волосами. Конелл подвел к ней Иолара, и, легко вскочив в седло, Катриона с удовольствием потянулась, пришпорила коня и воскликнула:

– Я свободна! Наконец-то я свободна! В Неаполь! К Ботвеллу! Вперед!

Часть VI. Милорд Ботвелл