Глава 57
Изо всех сил Катриона пыталась выбраться из навалившейся на нее тьмы, сражаясь с удушьем и отдирая жесткую руку, которая закрывала ей рот. Полное сознание вернулось только тогда, когда прямо ей в ухо знакомый голос произнес:
– Ш-ш-ш, любимая! Это я, Френсис!
Глаза ее открылись и в страхе расширились при виде бородатого мужчины, склонившегося над ней. Рука, зажимавшая рот, была убрана, и, переведя дыхание, Катриона сама себе не веря, всхлипнула:
– Черт побери, Ботвелл, ты сам выглядишь как султан!
Слезы хлынули потоком, и она прижалась к нему, беззвучно рыдая.
Он поглаживал ее по голове и попытался успокоить шуткой:
– От тебя даже на минуту нельзя отойти – тут же кто-нибудь похитит!
Ее плечи еще сильнее затряслись от рыданий.
– Милая, все хорошо, – уже серьезно сказал Ботвелл. – Я пришел забрать тебя домой. Не плачь, девочка. Ты же всегда была такой отважной. Эстер Кира рассказала мне, какой храброй ты была.
Она вывернулась из его объятий и подняла к нему искаженное страданием лицо.
– Ты меня любишь, Ботвелл?
Его поразил и сам вопрос, и выражение, с каким он был задан, но он сделал вид, что задумался.
– Что ж, решай сама. Я пересек три моря и прошел двумя проливами. Теперь мне предстоит проделать тот же путь в обратную сторону, но только с балластом в виде двух женщин. И ради чего все это? Может, из любви к приключениям? А вы как думаете, мадам?
– Я уже не та, что раньше, Ботвелл. Я была фавориткой визиря, и меня использовали как животное. Ты по-прежнему хочешь меня вернуть?
Ему стало не до смеха.
– Как всегда, неизменно честна. Ты думаешь, я не знаю, как тебе здесь жилось? Анжела ди Ликоза рассказала, что представляет собой ее братец. Если бы мне нужно было лишь женское тело в постель, я мог бы найти тебе замену. – Он запустил руки ей в волосы, притянул к себе и нежно коснулся ее губ. – Нет, моя дражайшая любовь, мне этого мало. Я хочу слышать, как меня отчитывают по-гэльски, как долгими зимними вечерами со мной говорят о Шотландии, а рядом – наши дети.
В бессильной попытке удержать горячие слезы, которые опять полились по щекам, Катриона закрыла глаза.
– Да, Кэт, я люблю тебя, и пора кончать с этими дурачествами. Меньше двух часов осталось до рассвета, и будет лучше, если мы успеем отсюда убраться затемно.
– А что с охраной?
– Мы с ними разделались.
– Их же шестеро было! Вы что, прикончили всех?..
– Все в порядке, не переживай.
– А тела? – не унималась Кэт.
– Оставили на месте.
– Нет, так не годится! Налетят стервятники, и их могут заметить крестьяне из прибрежной деревни, и кому-нибудь любопытному может приспичить посмотреть, в чем дело. Продукты привезли вчера, так что никто здесь не появится неделю, если не случится чего-нибудь непредвиденного. Надо бросить тела в море.
Он восхищенно покачал головой:
– Мадам, вы не перестаете меня удивлять! Хорошо, мы так и поступим. А ты пока переоденься – вот твой дорожный костюм. Сюзан уже в лодке ждет нас. Когда будешь готова, спускайся к причалу. Да, и не пугайся: молодого человека, которого там увидишь, зовут Ашер. Это правнук Эстер. Часть пути он пройдет с нами.
Ботвелл поднялся и окинул ее оценивающим взором.
– Чрезвычайно заманчиво выглядишь. Будь у нас побольше времени… Эта кровать прямо-таки зовет к себе.
– Здесь – никогда! – выкрикнула Катриона. – Слишком много мне пришлось на ней вытерпеть. Лучше уж в кустах!
– Как только мы выберемся отсюда, мадам, я постараюсь исполнить вашу мечту, – заверил он ее, за что тут же получил подушкой.
Со смехом он выбежал из беседки, а Катриона спрыгнула с постели и, совершенно счастливая, подумала: «И опять я выжила!»
Радостное настроение придало ей сил, и она даже смеялась, разворачивая сверток, который ей дал Френсис. В нем она обнаружила женское нижнее белье, но остальная одежда – темно-голубые шаровары, белая рубашка, жилет, пояс, сапожки и тюрбан – была явно мужской. Быстро переодевшись, она похвалила Ботвелла за предусмотрительность и скрыла волосы под плотной повязкой, поверх надела небольшой тюрбан. Натянув сапожки, Кэт встала и начала плотно обматывать талию поясом, но, бросив на себя взгляд в зеркало, вздохнула, размотала пояс, сняла рубашку и стянула льняной тканью грудь. Одевшись, она добавила к своему наряду расшитый узорами жилет, и снова взглянув на себя в зеркало, улыбнулась. Вряд ли в это молодом человеке кто-нибудь узнает красавицу жену великого визиря.
Прощальным взглядом Катриона обвела комнату, но не увидела ничего такого, что было бы ей дорого и что хотелось бы взять с собой. Из разговоров с Эстер она знала, что все необходимое для долгого путешествия будет приготовлено. Она не возьмет с собой ничего из драгоценностей, подаренных визирем. На правой руке она носила кольцо с рубином в виде сердца – подарок Патрика Лесли – и перстень с бирюзой от Эстер Кира, в котором имелся тайничок с сонным зельем. На безымянном пальце левой руки сверкало изумрудом обручальное кольцо, подаренное Френсисом. Больше ей ничего не надо.
Без всякого сожаления она покинула беседку, быстро прошла через сад и неожиданно почувствовала огромную радость от одного лишь осознания, что человек, который использовал ее тело для удовлетворения своей похоти, как какое-нибудь животное, не будет больше наслаждаться своим прекрасным островом. Это станет ее маленькой местью Чикала-заде-паше. Он всегда будет связывать это место с ней и вскоре возненавидит свой остров наслаждений.
Неожиданно она обо что-то споткнулась, а остановившись, увидела тело, лежавшее на посыпанной гравием дорожке. Она узнала Османа, но никакой жалости не почувствовала и спокойно перешагнула его. Скоро Кэт была на причале, где ее ждали остальные.
Ровно через неделю лодка визиря подошла к острову, чтобы отвезти Инчили в его особняк. На причале никто не ждал, и надсмотрщик над гребцами, удивившись, поднялся по каменным ступеням на вершину острова, но и там не обнаружил ни одного человека ни в садах, ни в беседке. Надсмотрщик стал звать Османа, но его голос замер без ответа в прозрачном утреннем воздухе. Стало совершенно ясно, что на острове никого нет. Сбежав по ступеням к лодке, слуга приказал гребцам:
– Обратно во дворец! Быстро!
Лодка круто развернулась и понеслась по глади Босфора, а когда прибыла на место, надсмотрщик даже не стал ждать, когда ее пришвартуют к причалу, выскочил и по мелководью побежал к Хаммиду.
Обнаружив старшего евнуха беседующим с Латифой-султан, он бросился на колени и воскликнул:
– Беда, Хаммид! На острове Тысячи Цветов никого нет! Он совершенно пустынен! Я там все обыскал.
Латифа-султан увидела, как посерел лицом Хаммид. Чувства супруги визиря разрывались между сочувствием к евнуху, который был рядом всю ее жизнь в особняке, и радостью за вторую жену Чикала-заде, которая оказалась ее кузиной. Ей было жалко Хаммида из-за положения, в которое он попал, но она была рада и за Инчили, которая вырвалась на свободу. Сейчас, однако, помощь была нужна старшему евнуху: гнев визиря обрушится на него.
– Я сам отправлюсь на остров! – заявил евнух. – Не может быть, чтоб там никого не осталось!
– Именно так! Я облазил все возможные места, звал Османа – никого! Остров совершенно пуст.
– Смени гребцов, – приказал евнух. – Я сейчас же отправляюсь на остров.
Спустя несколько часов он вернулся в особняк и сразу направился к Латифе-султан.
– Надсмотрщик не соврал: остров и в самом деле пуст. Нет никаких следов – ни крови, ни тел, – ничего. Что я скажу господину, моя принцесса? Он обожает Инчили, к тому же она понесла его ребенка. Всё, мне не жить!
Последняя фраза была произнесена с такой скорбной уверенностью, что Латифа почувствовала жалость к евнуху и едва не поддалась искушению сказать ему правду, но все же устояла.
– Скажи ему все как есть, Хаммид. Ты ведь исполнил все его приказания. Отправил Османа и еще четырех человек на остров: доставил продукты и все необходимое на неделю, а к концу этого срока послал за Инчили и ее служанкой лодку. Посланий никаких оттуда не поступало. Как же ты мог хоть что-то заподозрить? Разве ты повинен в том, что остров пуст?
– Я завтра опять отправлюсь туда, – угрюмо сказал Хаммид. – Должно же быть хоть что-то, что прольет свет на происшедшее! Я обязательно это найду!
– Поступай как считаешь необходимым.
На следующий день, едва рассвело, Хаммид вернулся на остров Тысячи Цветов. Накануне, зная, что не сможет заснуть ночью, старший евнух принял снотворное, чтобы хорошенько выспаться и сохранить ясность ума.
Покинув лодку, он медленно двинулся вверх по саду, стараясь не пропустить взором ни одного клочка земли, тщательно всматриваясь в посыпанные гравием дорожки. Все эти дни не было дождя, который мог бы смыть какие-либо следы вроде крови. Из беседки Звездного Неба не раздавалось ни звука. Он открыл дверь и несколько секунд стоял, внимательно осматривая помещение. Громадная постель была измята и в беспорядке, на подушке сохранился отпечаток ее головы, в изножье – ее ночная рубашка. Все вещи стояли на своих местах, одежда была аккуратно сложена в сундуке, а украшения лежали в шкатулке. Ничего не исчезло.
Никаких признаков, что кто-то напал на остров. Восемь человек исчезли, и Хаммид совершенно не понимал, как это произошло. Сдаваться мудрый евнух не намеревался и горел желанием приложить все силы своего ума, чтобы разгадать эту загадку. Хорошо Латифе было говорить, что он должен сказать визирю все как есть, но что именно? «Господин мой визирь, ваша вторая жена таинственным образом исчезла, и я не знаю как»? Чикала-заде-пашу вряд ли устроит подобное объяснение.
Выйдя из беседки в сад, старший евнух всмотрелся в прозрачные воды Босфора. Лучи солнца глубоко проникали сквозь толщу воды, и не увидеть шесть темных пятен на дне было просто невозможно: они резко выделялись на фоне аквамариновой глади. Хаммид поспешил на пристань и, отдуваясь, приказал надсмотрщику направить лодку ближе к фарватеру пролива. Там один из гребцов нырнул с борта в глубь пролива, а через минуту его голова появилась на поверхности воды. Когда его втащили в лодку, Хаммид с нетерпением спросил:
– Ну что там?
Гребец поежился.
– Тела, господин: шесть тел. У всех перерезано горло.
Хаммид кивнул и распорядился, грузно опускаясь на подушки:
– Возвращаемся.
Теперь он знал – или думал, что знает, – что произошло с Инчили. На евнухов неожиданно напали и всех перебили. Инчили увезли. Тут ему вспомнился порядок в беседке Звездного Неба, и он решил, что никто ее не похищал: вторая жена визиря совершила побег. Но кто ей помог – в чужой для нее стране, отрезанной от всего мира? И все же ей удалось бежать. Перебрав в своей памяти всех, кто появлялся в особняке, он пришел к выводу, что это могла быть только Эстер Кира. Эта почтенная гранд-дама была единственной персоной, кроме домочадцев, которая знала Инчили. Но зачем старой госпоже рисковать благополучием своей семьи, устраивая побег?
Приказав грести к новому гарему, Хаммид отправился посоветоваться со своим другом и наставником Кизляром. Тот согласился с ним, что ситуация весьма деликатная, но ему не нравилась дружба между его госпожой Сафийе и Эстер Кира. Старушка довольно прочно обосновалась в покоях валиде, а ранее перебывала в задушевных подругах у четырех других. Она казалась неприкасаемой, но если будет доказана ее роль в произошедшем, то появлялся шанс избавиться от ее влияния навсегда.
Кизляр-ага смог получить аудиенцию у султана, но рассказал владыке только то, что тот, по его мнению, должен был знать.
– Похоже, вторая жена Чикала-заде-паши была похищена с острова. Мы предполагаем, что знаем, кто мог быть к этому причастен, и просим расследовать это дело самым тщательным образом. Угодно ли вам подписать соответствующий указ?
Вспомнив разговор со своим визирем, состоявшийся всего две недели назад, Мухаммед III дал советнику разрешение и даже поставил свою печать на документе, дающем Кизляру и Хаммиду полную свободу действий во время расследования. Вскоре к дому Кира в еврейском квартале был отправлен отряд янычар, а следом рабы несли в паланкинах и обоих черных евнухов.
Эли Кира приветствовал высокопоставленных особ и проводил в гостиную, где им тут же подали кофе, мед, булочки с марципаном, засахаренные фрукты и разноцветные леденцы. Банкир догадался, что вельможи пожаловали к нему, да еще в сопровождении элитных воинов султана, неспроста.
Выждав приличествующее время, беседуя о том о сем, господин Кира прямо спросил:
– Итак, Кизляр-ага, какова цель вашего визита да еще под такой охраной? Случилось что-нибудь? Может, какие-то волнения в городе, о чем я не слышал?
– Жену Чикала-заде-паши похитили с его острова. Вам что-нибудь известно об этом?
Лицо банкира осталось бесстрастным, ни один мускул не дрогнул на нем, ни одна черта не изменила своих очертаний, лишь темные глаза расширились от удивления.
– Латифа-султан похищена? – воскликнул Эли Кира в надежде, что это получилось искренне, поскольку они никоим образом не могли ничего прознать.
Легкая улыбка тронула губы вельможи: подозрения Хаммида были небезосновательны – банкир что-то знает.
– Нет, похитили не Латифу-султан, – пояснил терпеливо Кизляр-ага, – а вторую жену визиря, госпожу Инчили.
– Вот как? Я даже не знал, что Чикала-заде обзавелся второй женой, – банкир пожал плечами.
– Возможно, – кивнул вельможа, – но я готов поспорить, что ваша бабушка все знала и даже более того: была знакома с ней. Госпожа Инчили ни с кем, кроме Эстер Кира, вне дома не общалась. А чтобы организовать побег, ей нужна была помощь извне.
– Вы как будто сказали, что ее похитили, – заметил Эли Кира. – Но разве она не могла подкупить, например, евнуха, чтобы тот помог ей? Почему вы считаете, что именно моя бабушка, пусть даже и знакомая с этой женщиной, организовала заговор? У вас есть какие-то доказательства? В противном случае я воспринимаю ваши слова как оскорбление! Я лично подам жалобу султану!
Кизляр-ага медленно вытащил из рукава халата свиток пергамента и протянул банкиру.
– Взгляните-ка лучше на это: подписанный самим султаном приказ, дающий нам право на любые действия, необходимые для расследования. Султан не желает, чтобы его друг и великий визирь Чикала-заде печалился по поводу исчезновения любимой жены.
Эли Кира в упор посмотрел на Кизляр-агу, а затем перевел взгляд на старшего евнуха визиря и твердо заявил:
– Я знать ничего об этом не знаю! И если у вас нет более весомых доказательств, чем оскорбительные подозрения, я должен просить вас покинуть мой дом.
– Нет, Эли Кира. Я намереваюсь допросить всех членов вашей семьи. В этот момент, согласно моему приказу, янычары входят на женскую половину дома.
– Да как вы осмелились! – воскликнул банкир, побагровев от ярости.
Он тут же бросился в другую половину дома, и за ним с удивительной для их комплекции прытью поспешили и оба евнуха.
Из помещений гарема Кира уже неслись крики возмущения и ужаса, и сцена, открывшаяся глазам новоприбывших, доставила вельможе нескрываемое удовлетворение: именно этого он и добивался – внушить страх женщинам. Теперь, когда его змеиный взгляд обежал комнату, он понял, что его задумка удалась.
Мариам Кира стояла с мертвенно-бледным лицом, явно очень напуганная, и обеими руками прижимала к себе двух юных дочерей, Ребекку и Сару, пытаясь своим телом защитить их. Ее старшая дочь Дебра, тоже бледная как полотно, стояла рядом с матерью. Старая Эстер Кира сидела в большом кресле, хрупкая, но прямая как стрела и грозная как сокол. В толпе здоровенных молодых янычар уже раздавались крики служанок, к которым явно приставали.
Разъяренный, с перекошенным красным лицом, Эли Кира внутренне содрогнулся, но тем не менее набросился на командира воинов с упреками:
– Хуже этого оскорбления и быть не может, Али Зия! Я немедленно посылаю вестника к султану! Вы обвиняете меня в каком-то заговоре, но не представляете никаких доказательств! Вы вторгаетесь со своими солдатами в женское помещение моего дома, пристаете к служанкам, пугаете моих дочерей! Предъявите доказательства или убирайтесь отсюда!
– Тихо! Замолчите все!
Все взгляды обратились на старую даму в кресле.
– В чем дело, Кизляр-ага? Валиде-султан Сафийе будет весьма недовольна, если я расскажу ей о ваших действиях.
Кизляр-ага внимательно посмотрел на Эстер Кира – вот подлинная сила, стоящая за всеми банкирами Кира, эта маленькая, хрупкая на вид старушонка со всезнающими черными глазками-смородинками. Она ответила немигающим взглядом, от которого вельможа поежился, но сумел все же выдавить улыбку.
– Что вы сделали с женой Чикала-заде-паши Инчили?
– А с ней что-то случилось?
– Я не знаю, но думаю, что вам это известно.
– Чепуха какая-то! Я вообще не понимаю, о чем речь.
Кизляр-ага опять улыбнулся и решил сблефовать.
– Здесь все члены вашей семьи?
– Нет моих сыновей, – ответил банкир.
– Пошлите за ними.
Банкир коротко кивнул одной из девушек-служанок, и та через несколько минут привела в зал четверых мальчиков.
– Теперь все здесь?
– Нет Ашера и нашего кузена Джона, – беспечно сообщила Дебра.
Вельможа почуял добычу и быстро спросил:
– Где сейчас ваш сын и кузен?
– Они уехали по делам банка и вернутся не скоро.
– Куда именно? И откуда приехал этот Джон Кира?
– Я отправил их в Дамаск, а наш кузен приехал из Северной Европы.
– Из Шотландии, – опять вставила Дебра.
Эли Кира бросил на дочь яростный взгляд.
– Помолчи, Дебра, пока тебя не спрашивают. Ты ведешь себя недостойно для девушки.
– Вот как! – воскликнул Хаммид, и глаза всех присутствующих обратились к нему. – Эта женщина, Инчили, родом из Шотландии. Я вспомнил, как она упомянула об этом, когда мы ее принимали.
Глаза вельможи сузились. Здесь, несомненно, была какая-то связь. Он повернулся и, взглянув на сыновей Эли Кира, указал на двух младших:
– Эти двое! Сколько им?
– Тринадцать и шестнадцать, – последовал ответ.
– Прекрасный возраст, – заметил Кизляр-ага, но его следующие слова были подобны удару молота: – Я окажу честь вашему дому и рекомендую этих двух славных юношей в корпус янычар.
– Нет! – вырвалось у Мариам Кира.
Голос банкира был тверд, хотя сердце неистово билось.
– Вы не можете так поступить: я заплатил подушный налог. Они не подлежат призыву.
– Но ведь я оказываю вам честь, Эли Кира. Ваши сыновья войдут в элитный воинский корпус, преданный самому султану. Вы не можете отвергнуть мою щедрость, не оскорбив своего владыку. Кроме того… – Он перевел свой взгляд туда, где стояла юная Дебра. – Я окажу вашей преданной империи семье еще большую честь и возьму вашу старшую дочь в гарем моего владыки. Мне еще не приходилось видеть столь прелестных глаз. Такой фиолетовый цвет встречается крайне редко. Можно не сомневаться, что после соответствующей подготовки она очарует его.
– Нет! – воскликнул уже сам Эли Кира. – Девушка обручена, а через два дня будет выдана замуж.
– Вы ошибаетесь, друг мой, – с улыбкой произнес Кизляр-ага. – На третью ночь я представлю ее султану, и она разделит с ним постель как очередная новая игрушка для его утех. Возможно, она очарует его, ну а если нет, то будет коротать свой век во дворце забытых женщин.
Мариам Кира бросилась в ноги к вельможе и взмолилась:
– Я готова вам помочь чем смогу, только не отнимайте у меня детей, сжальтесь!
– Мариам!
Банкир поднял свою жену с пола, и она повернула к нему свое залитое слезами лицо.
– Ах, Эли! Что ты наделал? Неужели есть что-то настолько важное, что ты готов принести в жертву Давида и Льва? Настолько, что готов обречь свою дочь на жизнь в одиночестве и позоре? Если тебе что-то известно, то скажи им. Во имя Яхве, скажи им, умоляю тебя!
Эли Кира в отчаянии посмотрел на старую даму: выработанная годами привычка теперь отчаянно боролась в нем с отцовскими чувствами. Он был не в силах принять решение.
Эстер Кира вздохнула и потребовала:
– Пусть выйдут все, кроме Кизляр-аги, Хаммида и моего внука. Должен же он узнать, из-за чего весь этот сыр-бор. И не смейте прикасаться ни к одному из моих правнуков, иначе вообще ничего не узнаете!
– Забери своих людей, и подождите во дворе! Никого и ничего не трогать! – приказал Кизляр янычарам.
Постепенно комната опустела, и Эстер Кира скомандовала:
– Сядьте! Это будет очень непростая и долгая история.
Дама поудобнее устроилась в своем кресле и прокаркала, хихикнув:
– Знает ли кто-нибудь из вас, когда я родилась? – Все смотрели на нее в полнейшем недоумении, поэтому Эстер Кира ответила сама: – Это знаменательное событие произошло первого апреля тысяча четыреста девяностого года. Сейчас мне сто девять лет! О том, что я собираюсь вам рассказать, мой бедный растерянный внук ничего не знает. Но поскольку именно мои действия создали для него трудности, я думаю, он должен про них узнать.
Эли Кира сохранял полное бесстрастие на лице: не было абсолютно ничего в их семейном бизнесе, чего бы он не знал, – но сейчас понимал, что задумала старуха, устраняя обвинения в его адрес, – она старается помочь семье. Это был прекрасный пример выживания любой ценой, чему она его прежде всего учила. Он ощутил неожиданный прилив нежности и любви к этой маленькой женщине, которая создала все семейное состояние. Он еле удержался, чтобы не взять ее на руки и не прижать к груди. Вместо этого ему пришлось тихо сидеть, устремив на нее заинтересованный взгляд.
Эстер Кира обрадовалась, что внук понял ее тактику, и продолжила свой рассказ:
– Ваши подозрения совершенно справедливы: я действительно помогла женщине, которую вы называете Инчили, вернуться к своим людям, как поступили бы и вы, если бы знали, кто она такая.
– Она европейская аристократка, – раздался голос Хаммида.
– Правнучка Чиры Хафиз, – прозвучал ответ.
– Как такое может быть, мадам? – в недоумении воскликнул Кизляр-ага. – Сира Хафиз оставила единственного сына, султана Сулеймана, и дочь, которая вышла замуж за Ибрагима-пашу. Из ее внуков принцы Мустафа и Баязет были убиты, принц Джанхагир умер, принц Селим стал султаном Селимом II, а принцесса Мирхмах была выдана за Рустема-пашу. Дети Ибрагима-паши и принцессы Нилуфер никогда не покидали эту страну. Видимо, в силу возраста вас подводит память, Эстер Кира.
– Вы хоть втрое и моложе меня, но моя память все же острее вашей, – последовал быстрый ответ. – Много лет я была ближайшей подругой и доверенным лицом Сиры Хафиз, поэтому о ней и ее семье знаю все. У нее был брат, граф Гленкирк. Инчили происходит из его семьи, как и ее первый муж, тоже граф Гленкирк. Теперь этот титул носит ее старший сын. Благодаря любезности Сиры Хафиз мы управляем громадным состоянием гленкиркских Лесли уже много лет.
Сомневаюсь, что Инчили когда-либо слышала о своей турецкой родне, но я, увидев ее в первый раз, была просто поражена: она словно зеркальное отражение Сиры Хафиз, моей давным-давно умершей подруги, как Латифа-султан как две капли воды похожа на свою прабабушку, Фирузи-кадин. Увидев их рядом, я словно перенеслась на восемьдесят пять лет назад, и даже в первый момент решила, что уже умерла и мои лучшие подруги пришли, чтобы встретить меня.
Она на минуту замолчала, чтобы оценить, какое впечатление произвел ее рассказ на аудиторию: во взоре внука уловила намек на восхищение; два евнуха сидели словно зачарованные. Эстер улыбнулась: сущие дети.
– После того как я поговорила с леди Инчили и подробнее расспросила ее, я получила уверенность в том, кто она такая, и с помощью Латифы-султан попыталась склонить ее принять нашу жизнь как собственную, но ты и сам знаешь, Хаммид, что она не находила себе места. Тогда ее второй муж и его слуга прибыли сюда, чтобы спасти ее. Я ввела их в дом как Джона Кира, нашего кузена, и его слуги, научила правилам поведения в еврейском доме, так что за все время, пока он был у нас, никто не заподозрил ни его подлинного происхождения, ни его миссии.
У меня не было другого выхода, кроме как помочь ему. Муж Инчили любимый кузен короля Шотландии, наследника старой королевы Англии. Шотландский король очень привязан к своему кузену и вполне может пожаловаться английской королеве, которая напишет своей подруге, валиде-султан Сафийе, и та поговорит со своим сыном, султаном.
Все это вызовет грандиозный публичный скандал. Представьте: лучший друг и визирь султана удерживает против ее воли в своем гареме кузину шотландского короля. Вы знаете, что эти христиане думают о плотской морали. Как вы думаете, что будет чувствовать султан, когда все это вскроется? Эту женщину, Инчили, никто не отсылал в гарем Чикала-заде-паши: все подстроила сестра визиря, ревнивая и жестокая, отвергнутая супругом Инчили.
Эстер с обвиняющим видом повернулась к старшему евнуху.
– Ты это знал, Хаммид. Инчили призналась тебе, кто она такая, и предложила за себя выкуп. Она могла бы сделать тебя очень богатым. Вместо этого ты использовал ее, чтобы удовлетворить плотские аппетиты своего хозяина в надежде обеспечить себе политическое влияние. Представляете, в сколь неловкое положение вы могли поставить султана и его министров?
Эстер Кира так изящно переложила вину за побег жены визиря со своих хрупких плеч на грузные плечи евнухов, что ее внук от восхищения даже рот приоткрыл. Кизляр-ага сидел, глубоко задумавшись.
– Инчили уже далеко, – добавила Эстер Кира. – В очередной раз я проявила верность правящему дому. Когда Чикала-заде-паша вернется с границы, скажите, что у его жены случился выкидыш и она умерла. В действительности она не была беременна, а сказала так, чтобы остаться на острове, откуда мужу проще забрать ее. Евнухи-стражи мертвы, так что не проговорятся. Гребцов надо продать и заменить другими, а надсмотрщика тоже пристроить куда-нибудь подальше. Никто больше не знает, что произошло на самом деле, и все вам поверят.
– Султан знает, – возразил Кизляр-ага.
– Скажи ему, что женщина умерла, а евнухи испугались, что их обвинят в ее смерти, разбежались и попрятались. Обязательно пообещай, что все виновные будут наказаны, и он быстро позабудет про это.
– Ты и правда, – кивнул вельможа, – хорошо знаешь обычаи Оттоманской империи.
– Пришлось, – улыбнулась старая дама. – Как-никак успешно веду здесь дела без малого сто лет.
Евнухи встали, их примеру последовал и Эли Кира.
– Прошу простить нас, господин Кира, за вторжение в ваш дом. Нас ввели в заблуждение сообщением, что совершено преступление, в котором участвовала ваша семья. Очень надеюсь, что вы не сочтете это оскорблением и не станете жаловаться султану.
– Нет, – быстро ответил банкир. – Насколько я понял, это было прискорбное недопонимание: вы просто исполняли свой долг.
Кизляр-ага поклонился Эстер Кира и сухо произнес:
– Вы просто невероятная!
Повернувшись, вельможа пошел к выходу, и за ним последовали Хаммид и хозяин дома. После того как банкир вернулся в дом, Кизляр-ага повернулся к Хаммиду:
– Действуй, как она предложила. Если возникнут какие-то вопросы, я тебя прикрою.
– Ты ей веришь?
– И да и нет, – пожал плечами вельможа.
Кизляр-ага забрался в паланкин и дал знак носильщикам отправляться, а вернувшись в новый гарем, решил для себя что влияние Эстер Кира на императорскую семью должно быть прекращено, а сама она, вне всякого сомнения, должна исчезнуть. Даже в своем преклонном возрасте она представляла собой опасность. Кроме того, она была представительницей тех времен, когда султаны Оттоманской империи правили сами, не нуждаясь в советах жен и евнухов, и Кизляр-ага не хотел, чтобы те времена возвратились.
Глава 58
Ранним утром на побережье Фессалии еще стояла тьма. Пурпурные вершины гор вздымались в посветлевшее от первых лучей солнца небо, и выше других поднимались покрытые снегом вершины Олимпа и Оссы. Между этими двумя гигантами протянулась горная цепь Пинда, огибающая плодоносные равнины Фессалии, по которым, рассекая их надвое, протекала река Пиньос, впадавшая в Эгейское море.
В короткий промежуток между отливом и приливом, когда темно-зеленые воды реки лениво смешивались с лазурными водами моря, небольшая лодка вошла из Эгейского моря в устье Пиньоса.
Она всю ночь стояла на якоре неподалеку от побережья, ожидая затишья, чтобы спокойно войти в воды реки и, воспользовавшись приливной волной, которая подгоняла их, начать подниматься вверх по реке. Случайный рыбак с берега мог бы заметить, что в лодке четверо мужчин и женщина, и для него было бы очевидно, что это семейная лодка прибрежных торговцев, направляющихся в Лариссу, чтобы продать там свой товар.
В самой же лодке ее обитатели испустили общий вздох облегчения. Закончился еще один этап их путешествия, оказавшийся на удивление простым. С того самого момента, когда они отчалили от острова Тысячи Цветов, небеса благоволили им, а морские волны только подгоняли их лодку. Они прошли вдоль всего Мраморного моря, миновали остров, давший название этому морю, на котором невольники Оттоманской империи добывали мрамор, который султан продавал в Европу. Через пролив Дарданеллы они вышли в Эгейское море и пересекли его, причем навстречу им попалось всего два судна. Причалили к берегу они всего один раз, на острове Лемнос, чтобы запастись свежей пресной водой.
После голубых и золотых красок моря воды реки поражали своими оттенками. Катриона была ошеломлена окружающей суровой красотой. С носа лодки, где женщина сидела, завернувшись в свой темный плащ, она едва успевала смотреть по сторонам. Справа – обитель богов гора Олимп, ниспадавшая к реке отвесными отрогами, а гора Осса была самой высокой слева. Долины покрывала буйная растительность, и на зелени лугов паслись великолепные кони.
– Они дикие? – спросила Катриона, не заметив нигде поблизости ни домов, ни людей.
– Нет, – ответил ей Ботвелл. – Их специально так разводят, на свободе, причем с древнейших времен. Ими владеют турки, но скорее всего мы не встретим людей, пока не достигнем Лариссы. Турки живут в деревнях и в городах, а эта река протекает только через два города.
Река начала сужаться, исчезая в ущелье.
– Долина Темпе, – сказал Френсис, когда их лодка скользнула в тесный, пронизанный зеленоватым светом мир. – Согласно легенде Посейдон, греческий бог морей, создал ее в надежде завлечь в этот укромный уголок дочь богини реки.
Катриона взглянула на него, и в ее изумрудных глазах отразился зеленоватый свет ущелья.
– Какая красота! И удалось ему полюбить ее?
– Я не знаю, но это одно из самых романтичных мест для любовников. Легенда связывает это ущелье с богом солнца Аполлоном. Девушка по имени Дафна пыталась скрыться здесь, чтобы избежать его домогательств. Дафна была посвящена сестре-двойнику Аполлона, девственной богине луны Диане. Аполлон воспылал страстью к Дафне и загнал ее в это ущелье. Тогда Дафна обратила мольбу к Диане, умоляя спасти ее от позора, и богиня превратила девушку в цветущий куст лавра. С тех пор долина Темпе посвящена Аполлону, и в античные времена ветки лавра для победителей Пифийских игр брали именно отсюда.
– Если бы ты был Аполлоном, а я – Дафной, я никогда не стала бы убегать от тебя, Френсис.
Он улыбнулся, и она улыбнулась ему в ответ. Путешествие по морю придало ее розовой коже густой золотистый цвет, на фоне которого глаза казались еще зеленее. Волосы цвета густого меда здесь, на просторах Эгеиды, ничем не прикрытые, выгорели и посветлели, стали бледно-золотистыми. Она выглядела прелестно, и прошло уже много месяцев с тех пор, как они с Френсисом занимались любовью. К сожалению, сейчас для этого не было времени, хотя место для романтических свиданий вряд ли можно найти лучше. Впереди виднелись руины храма Аполлона, возведенного в свое время высоко над рекой в роще огромных античных дубов. Он представил себе, как можно было бы насладиться любовью с ней в таком месте.
Френсис вздохнул и, поймав на себе ее взгляд, виновато улыбнулся. Она негромко рассмеялась и сказала, словно прочла его мысли:
– Я тоже жалею об этом, Ботвелл.
– Ты сущая ведьма!
– Вовсе нет, просто твоя вторая половина, – возразила Кэт и, схватив его большую руку, прижала к своим губам, а потом с тревогой спросила: – Доберемся ли мы спокойно до дому, Ботвелл?
– Доберемся, непременно доберемся. Обещаю.
Долина Темпе осталась позади, впереди раскинулась равнина Фессалии во всей красе начала лета. Солнце еще только поднималось к зениту, а впереди уж стали видны стены античной Лариссы. Катрионе опять пришлось спрятать свои роскошные волосы, а Сюзан укрыла симпатичную мордашку под складками черного покрывала, оставив только глаза.
После уплаты портового сбора турецкому начальнику пристани они получили разрешение пришвартоваться неподалеку от раскинувшегося у воды базара. Все прошло спокойно.
– Дом Саула Кира совсем рядом, до него можно дойти пешком, – сказал Ашер. – Он вдовец, дети выросли и разъехались, а с ним живет его овдовевшая сестра, которая и ведет хозяйство. Там для нас сейчас самое безопасное место.
И он повел их через рынок, наполненный самыми разными звуками: мычанием, блеянием, кудахтаньем и кряканьем. Шум, производимый животными и горластыми купцами, сводил с ума, и Катриона с облегчением вздохнула, когда базарная площадь осталась позади.
Они вошли на небольшой двор перед домом, сложенным из желтого песчаника. Саул Кира сердечно поприветствовал гостей, поручил женщин заботам своей сестры Абигайль, которая поначалу с подозрением отнеслась к Катрионе в мужском обличье, не вполне уверенная, что перед ней не молодой человек. Лишь когда гостья избавилась от головного убора, так что ее длинные волосы волной рассыпались по спине, пожилая женщина удовлетворенно кивнула и спросила:
– Что я могу сделать для вас?
– Ванну! – в один голос воскликнули Катриона и Сюзан, и тут же рассмеялись единообразию своих желаний.
Час спустя они уже появились чистыми, с промытыми от морской соли волосами. Абигайль Кира снабдила каждую чистой одеждой, а головной убор Катрионы был выстиран и повешен сохнуть. Евреи никогда не носили ничего подобного, поэтому таких одежд в доме не было.
Пока Сюзан помогала накрыть на стол, Катриона присоединилась к мужчинам. Ботвелл обнял жену за талию и прошептал:
– Есть хорошие новости… и несколько плохих.
– Начни с хороших? – предложила Кэт.
– Погони за нами нет. Им не удалось придумать ничего лучше, и они решили сказать твоему «хозяину и повелителю», что ты умерла после выкидыша. Но мы, однако, будем двигаться со всеми возможными предосторожностями, поскольку я не хочу наткнуться на какого-нибудь турецкого чиновника, который станет задавать неудобные вопросы, или на работорговцев с острым взглядом.
Она вздохнула.
– Ну слава богу, что погони нет. Давай теперь плохие новости, моя любовь.
– Эстер Кира умерла.
– Ох, Френсис, как жаль! Хотя она ведь уже была в преклонном возрасте – больше ста лет. Что ж, да примет Господь ее душу – я знаю, она у нее была великая.
– Да, – кивнул Ботвелл.
Слава богу, она спокойно восприняла смерть Эстер как результат преклонного возраста, хотя на самом деле это было не так. Почему-то резко упала ценность турецкой валюты, и по городу поползли слухи, что виноваты в этом Кира. Кто-то определенно настраивал народ против банкиров. Старую Эстер Кира, возвращавшуюся из дворца, где она встречалась с матерью султана, вытащили из паланкина и забили камнями. На следующий день валюта чудесным образом вернулась к обычным значениям. Только Эстер Кира была уже мертва.
Ни султан, ни его мать не жалели слов сочувствия, но никто так и не предстал перед судьей за это очевидное убийство.
Кира, однако, прекрасно поняли природу предостережения и его связь с предшествующим визитом к ним вельможи с янычарами, за которым последовала смерть их матриархата. Ашеру Кира было велено следовать вместе со своими подопечными в Италию и осесть в Риме при своем дяде. Головное отделение банка Кира продолжало вести свои операции как всегда, но без прежнего размаха, поскольку высочайшая милость была утрачена.
Катрионе ни к чему знать все эти подробности. Лорд Ботвелл не желал отягощать жену чувством вины или скорби. Самая опасная часть их путешествия была еще впереди, и ей могла понадобиться вся отвага и стойкость для преодоления этого перехода. Проливать слезы было некогда. Ботвелл спросил, не хочет ли она связаться с Латифой-султан, но Катриона решила отложить это до той поры, когда они благополучно прибудут в Италию. После этого она хотела послать своей турецкой кузине особый подарок – копию подвески Чиры Хафиз – вместе с подробным письмом.
Не было никакой необходимости надолго останавливаться в Лариссе. На следующий день они попрощались с Саулом и Абигайль и направились вверх по течению реки к городу Трикка. Когда они удалились от Лариссы, Саул Кира выпустил в воздух голубя, который должен был прилететь в Стамбул и дать знак, что старший сын Эли Кира благополучно добрался до Лариссы.
Через два дня они добрались до Трикки, и, сохраняя вид обычных прибрежных торговцев, продали свою небольшую партию шелков восторженному брокеру, которому редко когда приходилось видеть товар подобного качества. Затем погрузили в свою лодку небольшое количество товаров для обмена в надежде, что вряд ли кто-нибудь станет обыскивать их лодку и обнаружит, что большая часть груза – камни.
Они покинули Трикку на следующий день и медленно продолжили свой путь вверх против течения реки. За пределами города берега реки стали более дикими и скалистыми, а над подводными камнями стали появляться белые «барашки». Ботвелл и Ашер время от времени меняли друг друга у руля, Катриона и Сюзан тоже попеременно несли вахту на носу лодки, просматривая ближайший участок пути. Конелл соорудил на мачте нечто вроде гнезда, оттуда можно было видеть любую опасность, отдаленную или даже скрытую под водой.
Теперь они не могли двигаться по ночам, и ради безопасности с наступлением темноты останавливались прямо посреди реки, вставали на якорь и всегда выставляли часового. По мере того как окрестные берега становились более дикими, куда меньше населенными, возрастала опасность наткнуться на разбойников.
Наконец наступил момент, когда продвигаться дальше по Пиньосу стало невозможно. У горных истоков река стала у́же, мельче, с куда более каменистым дном. Теперь им предстоял двухдневный переход по гористой местности, поросшей лесом, с целью выйти к реке Вьоса в Иллирии, а затем – краткий переход к тому месту, где Ботвелл и Конелл спрятали другую лодку.
Небольшое суденышко, которое доставило их в полной безопасности от сердца Оттоманской империи до самой его окраины, было потоплено. Ботвелл по-прежнему предпочитал ничем себя не выдавать.
Они шли по дремучему лесу, и Катриона только удивлялась, как Ботвелл и Конелл способны находить здесь путь. Граф Ботвелл просветил жену, объяснив, что, когда они шли через этот лес по дороге в Стамбул, он делал небольшие, но глубокие зарубки на деревьях на всем пути. Даже год спустя эти зарубки можно было еще обнаружить.
Лесные заросли: дубы, вязы, сосны и березы – напоминали им покинутую Шотландию. И их обитатели тоже – встречались олени, медведи, волки и кабаны, а также множество птиц, по большей части хорошо знакомых.
Еды с собой у них было совсем немного: мешок муки мелкого помола, из которой, смешанной с водой и выдержанной на огне, получалось нечто вроде каши, а если вылить ее на раскаленные камни и подпечь, то можно было есть как хлеб. Другой мешок был заполнен вяленым инжиром, изюмом и сушеными персиками. У Ашера был при себе небольшой брусок сушеных листьев, завернутый в серебристо-красную фольгу, который он называл чаем. Будучи заваренными в кипящей воде, они давали освежающий напиток янтарного цвета, который шотландцы нашли подкрепляющим силы.
Все путники были вооружены. Сюзан несла за поясом кинжал. У Катрионы и Ашера тоже имелось по кинжалу и по ятагану. Конелл и Ботвелл, вдобавок к своему обычному вооружению, обзавелись еще и длинными английскими луками и стрелами.
За первый день беглецы прошли довольно большой путь, прежде чем разбили лагерь. Конеллу удалось подстрелить двух уток, которых Сюзан и Катриона ощипали и выпотрошили, а потом начинили листьями одуванчиков и сушеными фруктами и запекли в золе. А Ботвелл, который всегда был рад порыбачить в горном ручье, поймал три форели. Ужин получился замечательным.
На следующее утро, тщательно залив костер и забросав землей, они продолжили путь и к полудню достигли истока Вьосы, а еще через час хода вдоль ее берега вышли на заросшую, но вполне проходимую дорогу. Когда они приостановились, что-нибудь пожевать и попить воды, Катриона спросила Ботвелла, что это за дорога.
– Римская. Иллирия была любимой провинцией империи. Как римляне, так и греки считали, что это название происходит от имени Иллирий. Но, по мнению римлян, так звали сына циклопа Полифема и морской нимфы Галатеи, а греки утверждают, что это был сын Кадмуса и Гармонии.
– А за что эту провинцию так любили?
– Иллирийцы были прирожденными воинами, жестокими и выносливыми, и римляне охотно набирали их в свои войска. В третьем веке на Римскую империю обрушилась первая волна варваров, так что Иллирия стала последним оплотом империи и западной культуры. Большинство выдающихся императоров этого периода были именно иллирийцами, которых выбирали солдаты прямо на поле боя. Теперь, разумеется, это всего лишь окраина громадной Оттоманской империи, но здесь живет меньше турок, поскольку население этой страны во время первого ее завоевания предпочло принять ислам, чем лишиться контроля над страной. Султан жестко контролирует города и долины, но здесь, в горах, племена наслаждаются дарованной им античной автономией. Правда, они платят за это большую дань… Дальше мы должны двигаться с особой осторожностью: не хотелось бы привлекать ненужного внимания.
Катриона в упор посмотрела на него.
– Нам грозит опасность?
– Скажем так: я не хочу никаких неожиданностей. Считаю, что гораздо безопаснее продвигаться в темное время суток. Здесь еще действуют языческие табу – разбойники никогда не нападают ночью.
Во второй половине следующего дня они вышли к пещере, где Ботвелл и Конелл спрятали вторую лодку. Она оказалась на месте. Вход в пещеру был засыпан и замаскирован. Можно было бы сразу спустить ее на воду и продолжить путь, но Ботвеллу показалось, что женщинам нужен отдых.
– Пожалуй, здесь раскинем лагерь и остановимся на ночь, а с первыми лучами солнца, отдохнувшие, пойдем дальше. Ашер, помоги женщинам разбить лагерь, а мы с Конеллом отправимся на охоту.
Лагерь было решено разбить в пещере: так и костер будет незаметен, и звери не нападут, и дождь не застанет. Сюзан нарезала на берегу тростника и связала его в пучки, чтобы сделать факелы для пещеры, и вместе с Ашером набрала дров для костра. После этого Ашер собрался наловить рыбы к ужину. Катриона отпустила служанку искупаться, а сама решила закончить обустройство пещеры. Опыт, приобретенный в верховых рейдах с Ботвеллом по шотландскому пограничью, сейчас ей здорово пригодился. Она разожгла костер, достала кухонные принадлежности и отправилась с флягой набрать воды.
Под пещерой, в окружении скал, был небольшой пляж, где плескалась Сюзан, и Катриона пообещала в самом скором времени к ней присоединиться.
Вернувшись в укрытие, она поставила флягу с водой на плоский камень, чтобы никто случайно ее не перевернул, и огляделась, не забыла ли чего. Возле костра в земле торчали железные штыри, лежал вертел и деревянный черпак с длинной ручкой, рядом стоял котелок. Все было готово, чтобы заняться добычей, которую принесут мужчины.
Довольная, что все дела закончились, Катриона уже собралась было идти купаться, но тут тишину разрезал душераздирающий крик. Ни мгновения не раздумывая, она выбежала из пещеры и помчалась, не разбирая дороги, вниз. Слишком поздно она поняла свою ошибку: при ней был только маленький кинжал, а ятаган остался в пещере. На песчаном берегу стоял мужчина, явно солдат, и наблюдал, как еще двое гонялись в воде за Сюзан. Девушка металась из стороны в сторону, но оторваться от них ей никак не удавалось. В этот момент тот, что оставался на суше, обернулся и заметил Катриону. Та тут же выставила перед собой кинжал и приготовилась защищаться.
– А у нашей русалки, оказывается, и дружок есть! – крикнул солдат с берега своим друзьям по-турецки.
Теперь Катриона поняла, что это вовсе не иллирийские разбойники, как она сначала предположила, а оттоманские солдаты. Стараясь, чтобы голос прозвучал как можно грубее, она крикнула:
– Оставьте в покое мою сестру! Мы верноподданные султана – да продлит Аллах его годы! – и вам не пристало нападать на беззащитных путников!
В ее словах было столько негодования, что солдаты стушевались, и на какой-то момент Катрионе показалось, что их оставят в покое. Но вот один из тех, что охотился за Сюзан, вышел из воды и направился прямо к ней. Катриона задохнулась от ужаса, поскольку это оказался настоящий громила: никак не меньше семи футов роста. Ей потребовалось все ее мужество, чтобы не испугаться и не убежать, а грозно предупредить, когда он приблизился:
– Стой! Ни шагу больше, или я выпотрошу тебе брюхо!
Гигант остановился, с удивлением разглядывая ее.
– Я думаю, мой юный бойцовый петушок, ты не в том положении, чтобы отдавать приказы, но мне стало любопытно. Ты точно не иллириец, тогда что делаешь здесь?
– Мы из Трикки, идем навестить бабушку – ее второй муж иллириец, а дом всего в нескольких часах отсюда, – вот сестра и захотела немного освежиться, ведь два дня уже в дороге.
Гигант растянул губы в хищной улыбке, и знакомый страх снова пробудился в Катрионе.
– Меня зовут Омар, я капитан иллирийской армии. Мы тут собираем с местных горцев дань султану, и обходиться с ними должны почтительно, чтобы не причинять хлопот султану. Женщинам запрещено к нам приближаться, и мы их не трогаем, но мои солдаты вот уже несколько недель в рейде и очень изголодались. А твоя сестра такая аппетитная! – Он повернулся к своим подчиненным и отрывисто приказал: – Тащите эту речную нимфу сюда! – И вдруг, развернувшись всем телом к Катрионе, со смехом прыгнул вперед. – И этот красавчик тоже подойдет для услады!
Кинжал Катрионы врезался ему в предплечье. Омар грубо выругался, но не отступил. Ей удалось нанести ему еще несколько ран, но он, не обращая внимания на боль и кровь, надвигался на нее, пока не прижал к отвесной скале. Несколько мгновений они испепеляли друг друга взглядами. Сердце ее отчаянно колотилось, она тяжело дышала, едва живая от долетавшего снизу отчаянного крика Сюзан Кэт вздрогнула.
В следующее мгновение она прыгнула на турка, но тот увернулся, зарычав от удивления и боли, когда кинжал глубоко погрузился в его плечо. Здоровой рукой он что есть силы ударил ее в висок, и она рухнула на землю. Тюрбан и платок свалились с ее головы, высвободив роскошные волосы цвета меда.
Наступила тишина, потом капитан, глядя на бесчувственное тело у своих ног, заревел от восторга:
– Клянусь Аллахом, это женщина! Правда, как дикая кошка, но это даже забавно! – Протянув руку, он резко схватил ее за локоть, поставил на ноги и, сжав ладонью подбородок, аж причмокнул: – Да ты красотка! Вот это удача!
Едва придя в себя, Катриона боялась шелохнуться, когда он принялся срывать с нее одежду.
– Да будет благословенен Аллах! Это же настоящее богатство!
Варвар тискал ее, щипал, – его руки были, казалось, всюду, – и Катриона содрогнулась от ощущения, что прошлое возвращается.
– Спокойно, моя красотка! – сказал ей громила. – Тебе нечего бояться: они тебя не тронут – насытятся другой девкой. А за тебя мне хорошо заплатят.
Катриона с ужасом увидела, как Сюзан вытащили из воды, швырнули на спину, и один из солдат уже пристраивается к ней, в то время как другой прижимает к земле. Ей было безумно жаль девушку, которая так и не узнала, что такое нежность, ласка и любовь: только насилие и боль, кровь и грязь.
– Пойдем! – оторвал Катриону от размышлений голос капитана.
Он отвел ее подальше от сослуживцев, уселся на землю и притянул ее к себе на колени. Она вся сжалась, приготовившись дать ему отпор, но гигант вдруг расхохотался, увидев выражение страха на ее лице.
– Да не бойся ты, красавица! Я не собираюсь тебя насиловать, хотя, клянусь Аллахом, ты способна искусить и святого. Увы, я переболел лихорадкой и теперь не могу быть полноценным мужчиной. Но я знаю и другие способы осчастливить женщину. Может, испробуем, когда мои люди угомонятся и будут спать, а?
Катриона с тревогой спросила:
– Что вы намерены сделать со мной?
– Как что? Продать, конечно! Ты разве никогда не смотрелась в зеркало? Да ты стоишь мне целое состояние. Надо только решить, где я смогу выручить побольше: на невольничьем рынке или предложив тебя прокурорше Фатиме. Ну да ладно, разберемся – до Аполлонии еще добраться надо.
«О боже! – мысленно простонала Катриона. – Неужели все сначала?» Нет, надо собраться с духом. Капитан и его солдаты не знают, что беспомощные женщины, которых они захватили, путешествуют не одни, а вместе с тремя мужчинами. Если удастся задержать солдат здесь до их возвращения, то все может измениться. Но что, если солдаты натешатся и капитан решит тронуться в путь? Чтобы удержать его здесь, имелся только один способ. И хотя Катриона думала об этом с ужасом, выбора у нее не было.
А капитан тем временем мял ее груди, теребил соски. Пусть он и не был полноценным мужчиной, но и беспомощным существом еще не стал. Вознеся про себя молитву за скорейшее возвращение Ботвелла и остальных, Катриона заставила себя говорить как простушка, робко и неуверенно:
– Уже два года как я овдовела, капитан, и муж мой был человек простой, что… – Словно не решаясь продолжать, она потупилась, нервно хихикнула, но потом все же еле слышно закончила: – А что это за другие способы сделать женщину счастливой?
Поросячьи глазки Омара превратились в щелки, а потом заблестели в предвкушении блаженства.
– Два года как вдова? Такая красотка, и не с кем позабавиться?
– Сначала траур носила, потом заболел отец, и мы с сестрой ухаживали за ним, пока не умер, так что времени для забав не было, – закончила она горестно и скромно опустила глаза.
– Но муж-то, поди, был не промах? Наверняка ведь кое-что тебе показывал в постели?
– О нет, капитан! Он был намного старше, очень богатый, за меня дал большой калым, но перед тем как умер, потерял почти все свое богатство из-за неверных вложений. И если бы отец не взял меня обратно, то я оказалась бы нищенкой.
– Но ведь ты не девственница, надеюсь?
Катриона засмущалась:
– О нет, капитан! Муж раз в неделю исполнял супружеский долг.
– Раз в неделю? Всего один раз?! – взревел гигант. – О Аллах, женщина! Да если бы твоим мужем был я, то брал бы тебя трижды по ночам и вдвойне по субботам! – Отсмеявшись, он смахнул выступившие слезы и, все еще недоумевая, продолжил: – Стало быть, тебя выдали замуж за седобородого старца, который был на что-то способен, и до сих пор ты, горячая молодая вдовушка, ничего не знаешь о тех штучках, которыми можно доставить удовольствие. Скажи мне, красавица, – не хочешь ли ты, узнать, что это за штучки?
Катриона уткнулась лицом в его плечо, и, приняв ее жест за робость прямо согласиться, турок опять расхохотался, а успокоившись, провел своей толстой пятерней вдоль линии ее плотно сжатых ног. Катриона закрыла глаза и стиснула зубы, чтобы не закричать от отвращения.
А в лесу, ниже по течению реки, Ашер Кира услышал отчаянные крики Сюзан. Двигаясь быстро, но осторожно, он поспешил прояснить ситуацию. Шокированный увиденной сценой, он все же внял доводам рассудка. В своих юношеских фантазиях он представлял себе, как овладевают несогласной женщиной, но отвратительная реальность ужаснула его. Затаив дыхание, он постарался обрести контроль над своим гневом и отвращением и хладнокровно оценить ситуацию. Едва ли он в одиночку способен справиться с тремя солдатами. Скрываясь за густым подлеском, Ашер отправился искать лорда Ботвелла.
На это ему потребовалось около получаса, потому что надо было соблюдать осторожность и оставлять зарубки, чтобы найти обратный путь. Первым он обнаружил Конелла, которому и выложил все, что видел. Шотландский капитан побледнел и, схватив молодого человека за руку, потащил за собой к графу. Ботвелл аж почернел от ярости и едва не бросился напрямик к заводи, но его удержали более благоразумные товарищи.
– Сейчас уже ничего не изменить, милорд, – угрюмо произнес Конелл. – Главное – не допустить, чтобы их убили.
Френсис думал, что не сможет пережить этот ужас. Его прекрасная отважная Катриона опять вынуждена страдать! Неужели Провидение так и не оставит их в покое? В припадке гнева, который едва не пересилил благоразумие, он сказал себе, что должен собственноручно убить ее мучителя.
Уже стемнело, когда они крадучись подобрались к обрыву под их пещерой. К тому вермени турки разложили на берегу костер и сидели вокруг него. Сюзан видно не было, а Катриона – совершенно голая – сидела на коленях у какого-то громилы, и тот лапал ее. Вскоре они смогли расслышать их разговор.
– Не понимаю, почему вы не отдадите ее нам, капитан, – недовольно проговорил один из солдат. – И сами не можете уделать ее, и нам с Мустафой отказываете.
– У вас есть другая девка, Исса.
– Она без сознания, – поддержал товарища второй солдат. – Какой интерес с ней, если она лежит как мертвая. Дайте нам лучше эту. Что это с вами? Раньше-то никогда не жадничали!
– Вы просто идиоты! Это же настоящая красотка! Мы получим за нее кучу денег в Аполлонии, но лишь в том случае, если я не дам вам ее испортить. Тогда вы сможете купить себе любых женщин, каких только захотите. А эту оставьте в покое!
– Мы же видели, как вы общупывали ее, капитан, – не унимался Исса. – Дайте и нам ее потискать! У нее сиськи обалденные!
Громила поставил Катриону на ноги, выпрямился во весь свой рост и заревел:
– Нет! Нет! И еще раз нет! Я-то вас знаю как облупленных! Исцарапаете ее всю, синяков наставите! Вы же животные! Развлекайтесь пока с другой и думайте, сколько денег нам принесет эта, когда продадим!
И он опять уселся, для безопасности усадив и Катриону на свои массивные колени.
Наблюдая за происходящим из своего укрытия, Ботвелл возблагодарил Господа за то, что Катриону не изнасиловали. Сюзан, бедная девочка, приняла на себя всю тяжесть солдатской грубости. Граф дал себе слово сделать для нее все, что только возможно. Если они выберутся из этой ситуации живыми, Сюзан никогда ни в чем не будет нуждаться.
Скользнув обратно в лес, он знаком дал понять Конеллу и Ашеру, чтобы следовали за ним. Когда все собрались на небольшой поляне в глубине зарослей, Ботвелл сказал:
– Думаю, есть смысл подождать, когда они уснут, но предупреждаю: их старший – мой.
Конелл и Ашер кивнули, и граф обратился к юноше:
– Как думаешь, справишься? Ведь придется убить человека?
– Да, милорд, смогу: после того как я видел, что они сделали с бедной Сюзан, я все смогу.
Граф угрюмо кивнул, и все трое приготовились ждать, когда уснут их будущие жертвы.
Безлунная ночь сгустилась над лесом, и постепенно шум, доносившийся с берега, где сидели солдаты, стих, а на смену ему пришел храп, и только эти звуки нарушали тишину. Все трое на цыпочках подобрались к лагерю. Костер на песке почти погас, и солдаты расположились вокруг него. Тот, что должен был нести вахту, судя по тому, что сидел, храпел так же громко, как и его товарищи. Ботвелл удивленно покачал головой, ведь турки считались самыми лучшими воинами, а тут такая беспечность. Вместо того чтобы спать спина к спине, они лежали вокруг огня вразброс – легкая добыча как для зверя, так и для человека.
Граф кивнул своим спутникам, и три тени беззвучно скользнули из темноты леса в круг, слабо освещенный затухающим костром. Двое из них механически проделали одни и те же действия: жестко опустили руку на лицо спящего, чтобы заглушить крик, и перерезали горло от уха до уха. Солдаты испустили дух быстро и почти беззвучно, капитан Омар был пока оставлен в живых.
Турецкий капитан вскочил на ноги, когда тишину ночи прорезал леденящий кровь шотландский боевой клич. Быстро оглядевшись, он увидел, что его подчиненные убиты, и медленно повернулся лицом к противникам. Их было трое – безбородый юнец, которого можно не принимать во внимание, и два воина, явно закаленных в сражениях. Омар не был трусом, но случившееся его встревожило.
– Я капитан иллирийской армии султана! А кто вы?
Тот, что повыше, сделал шаг вперед и жестко проговорил:
– Мое имя для тебя никакого значения не имеет, поросячий выкидыш! У тебя не хватит времени даже повторить его!
Капитан был озадачен: такое оскорбление!
– Неужели мы с вами знакомы, господин? И какую обиду я вам причинил?
Омар незаметно перенес свой немалый вес с одной ноги на другую, но противник увидел и предупредил:
– Не двигайтесь, капитан! Мой юный друг держит вас на мушке и выстрелит не задумываясь, если понадобится… – Он помолчал и улыбнулся. – Вы когда-нибудь видели, какие раны оставляют пули большого калибра, пущенные точно в брюхо? Еще шаг, и вы увидите собственные кишки, которые вылезают из большой дыры в животе на землю как кровяная колбаса.
Турок сглотнул и взглянул на юношу, которого сначала не принял всерьез, – и наткнулся на ледяной взгляд. В руке тот держал предмет, действительно похожий на это дьявольское оружие, и, похоже, он хорошо его знает и привык с ним обращаться. Капитан Омар застыл на месте.
Ботвелл повернулся к Конеллу, который держал на руках племянницу.
– Сюзан?
– Жива, милорд, слава богу! – ответил тот сдавленным голосом. Лицо бывалого воина, закаленное всеми ветрами и дождями, было мокрым от слез. – Боже, что это за люди, если сделали такое с девушкой?
– Кэт! – позвал граф.
Катриона медленно вышла из-за спины капитана, и Ботвелл, быстро сняв свой тяжелый плащ, завернул в него жену.
– Ашер с Конеллом сейчас спустят лодку на воду, и вы будете ждать там.
– А ты?
– Мы с капитаном еще не закончили беседу.
– Я подожду, пока вы закончите.
В глазах Ботвелла промелькнула усмешка.
– Ты никогда не бегала от опасности, не правда ли, любовь моя? Ну что ж, хорошо, но будет еще лучше, если ты что-нибудь наденешь. Найдется у нас какая-то одежда?
– Я не задержу вас, Френсис, – кивнула Катриона и быстро пошла вверх к пещере.
Белье Кэт взяла из вещей Сюзан, шаровары позаимствовала у Ашера, рубашку – у Конелла. Наряд дополнили ее собственные пояс и сапожки, вполне прилично сохранившиеся.
Пока она одевалась, Конелл заставил капитана Омара поразмяться: вытащить спрятанную лодку из пещеры, – потом спустить ее на воду и поставить на якорь недалеко от берега. Сюзан он передал Ашеру, и тот поджидал их. Девушка пришла в себя и то смеялась, то плакала, вспоминая пережитое. Конелл быстро развел большой костер на месте предстоящего сражения, тогда как противники снимали рубашки и сапоги.
– Слушай и запоминай, турок, – жестко говорил Ботвелл. – Если не убью тебя я, то это сделает мой друг. Но поскольку я считаю, что каждый приговоренный к смерти должен знать, за что, скажу: женщина, которую ты собирался продать в рабство, моя жена, а девушка, над которой издевались твои солдаты, – племянница вот этого человека, моего капитана.
Капитан Омар слушал его краем уха, зато разглядывал очень внимательно. Противник был почти так же высок, но весил намного меньше, и турок почувствовал, как в нем стала расти уверенность в победе. Он быстро разделается с неверным псом. Что до его кривоногого товарища, так тот, похоже, вообще не представляет никакой опасности, но будет разумнее все же разделаться с ним. Неожиданно крутанувшись на месте, Омар оказался лицом к ошарашенному Конеллу и молниеносно ударил его по голове. Удар был такой силы, что шотландец рухнул на песок, не издав ни звука, лишь вскрикнула Катриона.
Теперь турок быстро повернулся к Ботвеллу, и мужчины пошли по кругу, оценивая силы друг друга. В свете костра сверкали их ножи, зажатые в кулаках. В страхе Катриона опустилась на колени около неподвижно лежавшего Конелла и принялась молиться, не отрывая взгляда от мужчин.
Внезапно блеснула сталь, и по коже противников потекли струйки крови. Последовал новый выпад, потом еще… Мужчины сражались исступленно, забыв про насмешки, которые обычно сопровождают такие схватки, и лишь время от времени тишину нарушали неясные восклицания. Было похоже, что сил у обоих еще предостаточно. Отсветы костра играли на их залитых потом телах, по которым текли струйки крови. Внезапно турок отбросил в сторону нож и прыгнул на Ботвелла, обхватив огромными ручищами. Френсис оказался в ловушке, как заяц в силке. Он не мог сражаться, и нож выпал у него из рук. Гигант, казалось, своей медвежьей хваткой выжимает из него саму жизнь.
– Кэт! – удалось выдавить Ботвеллу. – В лодку, быстро! Беги!
Почувствовав, как затрещали ребра, он что есть сил стал бороться со своим громадным соперником и подступающим беспамятством, зная, что, если потеряет сознание, смерть неминуема. Еще сильнее унижала его врожденную гордость сама ситуация: он, Френсис Стюарт-Хепберн, падет от руки какого-то дикаря! Сквозь шум в ушах он вроде бы услышал вскрик жены, и это придало ему отваги и сил. Если он умрет, она будет обречена на адские муки.
Катриона тем временем ползала по песку, пытаясь отыскать их ножи, и, наконец, нашла. Подбежав на подкашивающихся ногах к сражавшимся, она принялась всаживать оба ножа в гору мяса, которая душила ее мужа, но никак не могла попасть в жизненно важную точку. Ее удары были для него что укусы комара, однако изрядно раздражали. Бросив свою полубессознательную жертву, Омар переключился на Катриону и, вырвав из ее рук ножи, несколько раз ударил, хотя и не в полную силу. Испытывая страх за Ботвелла и чувствуя себя совершенно бессильной, Катриона рухнула на колени, а турок опять повернулся к своей жертве.
Внезапно громогласный рев разорвал тишину ночи, и Омар с выражением искреннего недоумения на лице, схватился за живот, а когда медленно поднял ладони, увидел, как из страшной раны в животе вываливаются наружу длинные розовые кишки, а между пальцами течет кровь.
С трудом сдерживая тошноту, Катриона подалась назад, но он пошел прямо на нее. Губы его шевелились, но слов было не слышно. Неподалеку стоял Ашер Кира с пистолетом в руках, от дула которого поднимался дымок, а рядом на сыром песке неподвижно лежали Ботвелл и Конелл.
Ужаснувшись, Катриона медленно обвела взглядом картину побоища, в котором и сама сыграла не последнюю роль, и неожиданно турок рухнул мертвым у ее ног. Взор ее наполнился ужасом, и она завизжала:
– О боже! Нет! Никогда!