Сделав резкий, раздраженный вдох через ноздри, он заставил себя двигаться еще быстрее, наклоняя верхнюю часть тела вперед и перебирая ногами. Платформа задрожала под его весом, и боль в паху усилилась, распространяясь на нижнюю часть живота. Он приветствовал дискомфорт. Вскоре его дыхание стало прерывистым. Тепло исходило из солнечного сплетения и распространялось по поверхности кожи.
От меха и рубашки исходил стойкий запах пота Шей. Драккал изрыгнул проклятие, разрываясь между удовлетворением от этого запаха и желанием, чтобы он тоже вспотел, хотя бы для того, чтобы перебить ее аромат и отвлечься от нее на несколько секунд.
Он заставлял себя двигаться еще быстрее, усиливая как внутренний жар, так и биение сердца. Был предел тому, сколько жара могло выдержать тело, но сейчас его это не волновало. Это не имело значения. Ему нужно было истощение, которое это в конечном итоге принесет.
Когда он зажмурил глаза, он намеревался сделать это всего на мгновение — ровно настолько, чтобы сосредоточиться, — но воображение воспользовалось возможностью, предоставленной короткой темнотой. Против своей воли он представил, как преследует Шей — не по улицам Подземного города, а по лесу на своей родной планете, следуя за ее запахом между деревьями. Охотится на нее. Инстинкт побудил его потребовать свою добычу, и чем дольше она убегала, тем решительнее он становился. Тем больше возбуждался.
В этом невероятно ярком воображении он прошел между двумя большими стволами деревьев и вышел на поляну, где обнаружил ожидающую его пару. Она стояла на четвереньках, обнаженная, задрав свою восхитительную задницу, выставляя себя напоказ для его притязаний. И она смотрела на него через плечо с этим сводящим с ума огнем в глазах.
Его член запульсировал, и внезапно трение между ним и штанами довело его до грани оргазма.
— Краас кавал, — прохрипел он, заставляя себя открыть глаза. Дыхание вырывалось из легких, обжигая горло, каждый выдох сопровождался рычанием. Он замедлил шаг и выпрямился, подняв руки и сжав кулаки, как будто мог поймать все это разочарование и дискомфорт между пальцами и сжать их во что-то управляемое.
Грудь и плечи Драккала тяжело вздымались, когда он сошел с платформы. Он ощущал биение своего сердца каждым сантиметром тела, бешеный пульс, который не желал успокаиваться, не намеревался замедляться, и каждый его быстрый, тяжёлый удар лишь усиливал этот внутренний жар. Ему казалось, что в груди разгорается пылающая печь.
Он прошел вперед, поднял руку и оперся ею о стену, прислонившись лбом к запястью. Настойчивый пульс усиливал боль в паху, подчеркивая муку желания и создавая новое дискомфортное ощущение за глазами. Он никогда не испытывал такого жара, не доведя своё тело до предела, и все же конечности гудели от свежих запасов силы.
Тяжело сглотнув — во рту пересохло, язык стал шершавым, как утрамбованный песок, — он оттолкнулся от стены и вышел из спортзала. Он был дураком, думая, что найдет здесь облегчение. Он с самого начала знал, что есть только одно средство освобождения, только оно может его удовлетворить.
Его шерсть, и без того взъерошенная после физических упражнений, встала дыбом от волнения, когда он шагал по коридору к своей комнате. Хвост неустанно метался, словно отражая нападения невидимых врагов, а уши беспокойно поднимались и опускались, снова и снова. Несмотря на то, что шаги стали медленными, почти неторопливыми по сравнению с бешеным спринтом всего несколько минут назад, внутри Драккала продолжал нарастать жар.
Он остановился у двери рядом с его — двери Шей. Его грудь наполнилась глубоким вдохом. Несколько секунд он не мог выдохнуть. Давление внутри росло вместе с жаром, и это было слишком, это было невозможно вынести, и он должен был действовать, иначе это разорвёт его на части. Она была по другую сторону двери, вероятно, в своей постели. Ее аромат был свеж в этом коридоре, и задержался в нем. Он хотел, чтобы этот запах навсегда впитался в его шерсть. Он хотел, чтобы ее скользкое масло покрывало его член.
Драккал потянулся к панели управления дверью. Он остановил себя, прежде чем прикоснуться к ней, сжал пальцы в кулак и прижал тыльную сторону ладони к двери. Напряжение сковало каждый его мускул. Он и раньше бывал в переделках, за эти годы столкнулся с большим количеством трудностей, чем мог сосчитать, познал всепоглощающую ярость и печаль. Но ничто в его жизни не шло ни в какое сравнение с этим. Ничто не было столь трудным. Это была правда, как бы абсурдно это ни звучало на фоне тех испытаний, с которыми он сталкивался прежде.
Стиснув зубы так сильно, что ему казалось, они вот-вот разрушатся, он оттолкнулся от двери Шей и преодолел самые мучительные шесть метров во всей вселенной, чтобы добраться до своей спальни. Звук закрывающейся за ним двери, когда он оказался внутри, был мягким и мимолетным — и это была насмешка, ставящая под сомнение его преданность своей паре, сомневающаяся в его силе, задевающая его гордость.
— Нахуй, — прорычал он у двери, прежде чем поспешить в ванную.
Он не позволял себе задумываться о последствиях того, что срывался на неодушевленные предметы, пока снимал с себя одежду. Как только штаны были спущены, его член вырвался на свободу, полностью возбужденный, пульсируя на открытом воздухе. Он содрогнулся от облегчения — хотя это облегчение было ничтожным, и даже легкое прикосновение воздуха к члену было почти невыносимо.
На грани взрыва, он крепко взял правой рукой за основание члена чуть ниже узла, безжалостно сжимая, чтобы облегчить дискомфорт, и направился в душ. Бедра касались сверхчувствительных яичек, тугих и тяжелых от неистраченного семени.
Он включил холодную воду и вошел в душ целиком. Холод был неприятным, но желанным, он немедленно прогнал жар с поверхности кожи, но не проник достаточно глубоко, не погасил источник огня, бушующего внутри него. Запах Шей оставался сильным в его ноздрях, несмотря на струи воды, стекающие по лицу.
Отпустив член, он схватил мыло и натер мех до яростной пены, с каждой секундой все больше желая, чтобы его касались ее руки. Когда он вымыл пульсирующий член и ноющие яйца, это вызвало огромную волну удовольствия, смешанного с болью, непохожей ни на что, что он испытывал. Он плотно сжал губы и заставил себя взять себя в руки. Если бы он сейчас кончил, это не принесло бы облегчения. Он был бы только голоднее.
Я должен пережить это. Я должен держать себя в руках.
Он воспользовался внутренним пультом управления душа, чтобы сделать воду еще холоднее, дрожа под струями, смывающей пену с его шерсти. Ему просто нужно было остыть. Нужно было расслабиться.
Как будто в ответ, пламя, питаемое инстинктом, внутри него вспыхнуло с новой силой, отбрасывая назад ледяную воду, струящуюся по его телу.
Драккал хлопнул левой рукой по стене и обхватил свой член другой, рыча, когда его член дернулся, а узел на нем еще больше набух.
К черту терпение. Она нужна мне сейчас.
Он нажал на рычаги управления, чтобы выключить воду, стряхнул лишнюю влагу со своего меха и вышел из душа. Несмотря на исходящий от него аромат мыла, он все еще чувствовал запах Шей, сандринкера и сладкого пота.
Не задумываясь, он вышел в коридор, подошел к ее двери и постучал по ней металлической рукой. Его сердце билось так громко, что он не удивился бы, если бы его стук эхом разнесся по коридору.
Он уже собирался снова постучать в дверь, когда та открылась.
— Что ты… ох.
Глаза Шей вспыхнули, когда опустились на его пульсирующий член.
Драккал жадно окинул ее взглядом. На ней была только рубашка большого размера, подол которой доходил до середины бедер, а светло-золотистые волосы были распущены и растрепаны. Ее щеки порозовели, а радужки потемнели.
Она медленно обвела взглядом его тело, пока их глаза не встретились. Желание горело в этих пронзительных синих глубинах. Ее дыхание участилось, а груди напряглись под рубашкой, так что сквозь ткань стали видны острия твердеющих сосков.
— Хочешь трахнуться? — спросила она. — Тогда трахни меня.
Он шагнул в дверной проем, подойдя достаточно близко, чтобы почувствовать жар, исходящий от Шей, достаточно близко, чтобы ощутить запах ее возбуждения.
Она подняла руку и прижала ладонь к его груди.
— Без обязательств. Никаких связей. Мы просто хотим избавиться от накопившегося…
К черту это.
Он знал, что это невозможно — и подозревал, что она, глубоко в сердце, тоже это понимала. Но он позволил бы ей обманывать саму себя, если это было необходимо, чтобы она сдалась, если это было нужно, чтобы убедить её в том, что она принадлежит ему — что это неизбежно.
Драккал сделал еще один шаг вперед, переступая порог, и Шей отступила назад, держа руку у него на груди. Он вслепую нажал на кнопку управления. Дверь за ним закрылась.
— Ты слышал меня, Драккал? — спросила Шей.
— Я услышал тебя, самка, — прорычал он.
Она прищурилась.
— И?
Он поднял правую руку, положил ладонь ей на затылок и схватил за волосы. Прежде чем она успела отреагировать, он повернул ее лицо к своему и наклонился, чтобы поцеловать ее.
Дыхание Шей сбилось, и ее тело напряглось, но Драккал не давал ей передышки, пробуя ее на вкус. Его рот жадно, отчаянно накрыл ее. У нее вырвался тихий стон, и ее губы приоткрылись, давая ему доступ. Ее рука скользнула вверх по его груди, прежде чем пальцы зарылись в мех. Она притянула его ближе.
Этот вкус её сладости после недель, когда он лишь дразнил себя её ароматом, превосходил все, что он мог себе представить, был настолько сильным и ошеломляющим, что оставлял место только для одной мысли — о большем. Драккал обнял ее левой рукой и обхватил ладонью ее задницу. Он притянул ее тело к своему, прижимая пульсирующий член к округлому животу Шей. Он не стал сдерживать стон, когда новая волна удовольствия-боли прокатилась от его паха.
Шей усмехнулась ему в губы, прежде чем прижаться своим лбом к его, разрывая контакт между их губами.