Сидевший в кресле Дэниел Тергуд пожал плечами:
— Могло быть и хуже. Пусть мы не знаем, куда подевался Гамильтон, зато, как указал Алекс, он пропал именно в этой местности. Наши шпионы следят за дорогами и доложат о Гамильтоне и его отряде, как только они тронутся в путь.
Дэниел замолчал, увидев, как хмурится Родерик.
Он, Родерик и Алекс, все отпрыски благородного рода Шроутонов, дети нынешнего графа, нашли друг друга несколько лет назад. Имея одного отца, они обнаружили, что любят, ценят и жаждут одних и тех же вещей: денег и власти. Власти над другими, власти жестокой и безжалостной.
Когда Родерик получил должность в Бомбее, Дэниел и Алекс последовали за ним. И все трое нашли возможности, которые соответствовали их желаниям.
Они создали культ Черной Кобры и жили в роскоши, удовлетворяя свои самые извращенные прихоти.
До тех пор, пока письмо, написанное от имени Черной Кобры и запечатанное фамильным кольцом, не попало в руки группы офицеров, посланных на поимку Черной Кобры. Эти четверо теперь знали имя основателя культа. Но не знали и знать не могли, что Родерик — всего лишь один из троих. Чтобы сохранить могущество, приобретенное Черной Коброй, Дэниел и Алекс нуждались в Родерике.
К несчастью, они слишком поздно услышали о письме и угрозе, которое оно представляло, и не смогли воспрепятствовать офицерам покинуть Бомбей и уехать и Англию. Теперь Родерику, любимому сыну графа Шроутона, союзника и помощника принца-регента, было необходимо получить оригинал с предательской печатью.
Один из четверых офицеров вез оригинал. Остальные трое были подставой. Но братьям не было известно, у кого настоящее письмо. Поэтому они натравили на четверку служителей культа и ассасинов. Судьба улыбалась им, и ветер был попутным, поэтому они умудрились обогнать офицеров. И вот теперь надо было устранить их и завладеть письмом.
Полковник Дерек Делборо, старший из четверки, высадился в Саутгемптоне четыре дня назад. Все попытки расправиться с ним провалились, и он добрался до Лондона. Однако не передал письмо, и копия или оригинал по-прежнему оставались у него. Им удалось внедрить вора в отряд полковника, так что письмо скоро будет у них.
Позаботившись о полковнике, Дэниел и Родерик поспешили в Дувр, как только услышали известие о том, что там высадился Гамильтон. Их первоначальный план помешать майору пересечь канал явно провалился.
Но к тому времени как Дэниел и Родерик добрались до Дувра, отряд Гамильтона разделился и выехал из города. Шпионы, посланные на розыски, исчезли. Все следы таинственным образом обрывались неподалеку от гостиницы, где сейчас находились братья.
Родерик вертел в руках стакан, угрюмо глядя на плескавшуюся жидкость.
— Если будем сидеть и ждать, пока явится Гамильтон, пройдет целая вечность. Возможно, именно этого они хотят: чтобы мы сосредоточились на нем и упустили остальных двоих.
— Вполне вероятно, — согласился Дэниел, осушив стакан. — Наши люди сторожат на дорогах. И немедленно сообщат, как только Гамильтон выйдет из укрытия и направится на север или куда бы там ни было. Если мы выедем сейчас, можем скакать всю ночь и догнать Алекса. И посмотрим, нашел ли Крайтон новую базу в Бери.
Утром они узнали от Ларкинса, камердинера и правой руки Родерика, что Делборо направляется в Кембриджшир, откуда недалеко до поместий Норфолка, где многие богатые и влиятельные люди проводили Рождество.
Алекс заявил, что нужно переместить базу из лондонского дома Шроутонов в место получше, где будет легко перехватить курьеров.
Крайтон, камердинер Дэниела, предложил поискать в Бери-Сент-Эдмондсе. Алекс согласился. Пока Родерик и Дэниел ехали на юг, чтобы разделаться с Гамильтоном, Крайтон отправился в Бери, а Алекс остался в Лондоне, чтобы организовать переезд.
Дэниел поднялся и подошел к окну.
— Вот-вот начнется снегопад. Если мы останемся здесь, завтра не сможем выехать, а гонцы Алекса не сумеют добраться до нас.
— Нам пора. — Родерик встал.
Дэниел отошел от окна.
— Гамильтон не рискнет путешествовать в непогоду. Это дает нам время отправиться на север, чтобы расправиться сначала с Делборо, а потом и с ним.
Уже через пять минут они мчались галопом по дороге, ведущей в Лондон.
Глава 18
«16 декабря 1822 года.
Утро.
Моя спальня в Маллингем-Мэноре.
Дорогой дневник!
Судьба была добра к нам. Сегодня мне дана идеальная возможность, чтобы хорошенько обдумать все детали того, что может оказаться превосходным браком между мной и Гаретом.
Стоило несколько минут поговорить с Леонорой и Клэрис, чтобы понять: их взгляды на жизнь и джентльменов совпадают с моими. И из того, что я наблюдала прошлой ночью, их браки, по крайней мере на первый взгляд, могут быть названы счастливыми. Хотелось бы, чтобы и мой брак оказался таковым. Поэтому сегодняшний день я собираюсь посвятить тому, чтобы узнать у них все, что сумею.
К тому же идет густой снег. Мы не можем носа высунуть за двери, и придется провести весь день в доме.
В моем случае — за осторожными расспросами дам.
Э.».
К середине дня, когда Леонора и Клэрис проскользнули в малую гостиную и, смеясь, бросились на диваны, Эмили узнала все, что хотела и даже больше того.
— Ваши дети восхитительны, — заявила она с сияющей улыбкой.
Леонора тоже улыбнулась:
— С этим мы спорить не будем, поскольку помешаны на своих крошках. И все же я рада, что они прилично себя вели.
Клэрис вальяжно махнула рукой:
— Все, что необходимо, чтобы их очаровать, — это заговорить об обезьянах. Калеб и Роберт уже обсуждают, как уговорить Джека купить им мартышку. Но у меня нет ни малейшего желания иметь в доме что-то подобное.
— Совершенно верно, — согласилась Леонора. — Кстати, у меня уже трое детей. А вы говорили с Гаретом, сколько малышей хотите?
— Я сказала «много», потому что сама из большой семьи, — сообщила Эмили, но тут же нахмурилась. — В отличие от Гарета. Он был единственным ребенком.
— Это ничего не значит, — возразила Леонора. — Тристан тоже был единственным ребенком, но считает, что мы должны иметь как можно больше ребятишек.
— У меня трое братьев, — сообщила Клэрис, — и я все гадала, как смирится Джек с непрерывным шумом, но, похоже, ему все это очень нравится, и детский гомон в его ушах звучит музыкой.
Они рассмеялись и продолжали болтать, расспрашивая Эмили о Гарете и о том, чего она ожидает от их брака. Типично женский разговор, именно то, в чем так нуждалась Эмили.
К тому времени как прозвучал первый гонг и все трое отправились переодеваться, она уже многое узнала о тонкостях супружеской жизни.
Доркас достала второе вечернее платье. Одеваясь, Эмили болтала с горничной о домашних делах.
Потом она уселась на табурет перед туалетным столиком и, пока Доркас расчесывала и укладывала ей волосы, снова задумалась о том, что занимало ее больше всего. Может, Гарет не уверен, что желает такого же брака, как она. Что ни говори, а он — воин, который много лет провел вне общества, и может иметь иное мнение.
Им нужно сесть и поговорить, но когда?
Нужно дождаться, пока они окажутся в относительной безопасности. А пока она постарается лучше разобраться в своих мечтах и планах. Найдет самые верные слова, чтобы описать все, чего хочет, все, что должно быть у них.
— Ну вот. — Доркас поправила узел волос на затылке Эмили и отступила. — Теперь вы выглядите как полагается. Но предупреждаю, если мы останемся здесь надолго, у вас кончатся вечерние платья.
Позже, ложась в постель, Эмили представила реакцию окружающих, появись она в наряде, который бегум тунисского бея считала вечерним.
При мысли об этом она улыбнулась: даже сейчас сложно поверить, что у нее хватило мужества надеть возмутительно неприличное платье.
Гарет, войдя в комнату, нашел ее в задумчивом настроении.
— Пенни за твои мысли, — пошутил он, укладываясь рядом.
Она бросилась в его объятия и припала головой к мужскому плечу.
— Я сейчас подумала, что делала за границей многое из того, на что никогда не решилась бы в Англии. Неужели теперь растеряю всю свою храбрость?
Он ответил медленной и теплой улыбкой.
— Невозможно. Храбрость в твоем характере. Ее невозможно потерять. А приспосабливаться к правилам общества, зная и понимая, что можешь и чего не можешь делать, не рискуя подвергнуться остракизму, — это сила, а не слабость.
— Я не думала об этом в таком смысле, — тоже улыбнулась она.
Гарет смотрел ей в глаза, но было слишком темно, чтобы увидеть, что в них. Видеть ее в таком настроении было ново для него, но это интриговало еще больше.
Похоже, ее устроит такая супружеская жизнь, как у Джека и Клэрис, Тристана и Леоноры. У него не было никаких знаний о современном браке, но такие отношения, как у этих четверых, ему подходят. Более того, он вполне представлял такие отношения между собой и Эмили, но не знал, что для этого сделать, на чем основан такой союз.
— Я… — начал он и замолчал.
Что он скажет? Что хочет того же, что есть у Джека и Клэрис?
Но они не Джек и Клэрис.
И Гарет не был уверен, что Эмили любит его безоглядно. Он рвался вперед, спотыкаясь и падая, спеша приковать ее к себе, узнать, чем еще может привлечь ее, не произнося тех трех слов, которые она так жаждала услышать.
Запустив руки в шелковистый водопад волос, он уложил ее на спину. Но Эмили уперлась ладошками ему в грудь.
— Что ты собирался сказать?
Гарет покачал головой:
— Позже.
Когда он сам все поймет. Когда найдет подходящие слова.
Она открыла рот, но прежде чем успела продолжить расспросы, он ее поцеловал.
Схватил в объятия и увлек в страсть, в огонь, который так легко вспыхнул, в водоворот их желаний.
Здесь, в этом мире, все было так просто, так достижимо. В этом мире он знал, как заставить ее стонать и молить… знал, что она любит.