Бодаться характерами не было ни сил, ни желания. Елена покорно поплелась в ванную, сбросила одежду и встала под душ. Вода унесла усталость, вернула свежесть и веру в себя. Ей стало легче.
После душа, обмотав голову полотенцем, она вошла на кухню. Стол ломился от тарелочек и пакетиков с едой.
— Откуда? — удивилась Елена.
— Заехал по пути в ресторан. Время уже обеденное, взял все, что было.
— И не притронулся?
— Ну, понимаешь, — Марат мялся и голодными глазами смотрел на стол. — Ты говорила про семейные ценности. Еда сближает, и все такое.
— Да ешь ты наконец! Знаешь, как приятно смотреть на сытого мужчину, — призналась она и тихо добавила, — когда он твой.
Они сели за стол. Голодный муж ел быстро и много, она неспешно и избирательно.
Когда Марат насытился, она кивнула:
— Теперь рассказывай.
— Смотался, куда нужно, переговорил со всеми, кем можно, некоторых пришлось будить.
— Это ты умеешь.
— Картина получается следующая.
Валеев освободил центр стола и объяснял, двигая столовые приборы.
— Семья Токаевых путешествовала на автомобиле по Золотому кольцу. Их было трое. — Марат показал вилку и две ложки: большую и чайную, комментируя: — Отец, мать и восьмилетний сын. Представь: вечер, сильный дождь, узкая трасса, они едут по своей полосе, а им навстречу летит «мерседес» с мигалкой.
Три столовых прибора, в руке Марата, натолкнулись на большую кружку и рассыпались. Марат взял большую ложку и отложил в сторону.
— Его жена погибает сразу. Мальчика с тяжелой черепно-мозговой травмой доставляют в реанимацию районной больницы, подключают к аппарату искусственной вентиляции легких. — Марат передвинул чайную ложку к солонке. — Туда же привозят Токаева. Он тоже без сознания, с травмой головы и переломами ребер.
Вилка переместилась к грязному блюду из-под салата.
— Кошмар, — вырвалось у Елены.
— Это только начало кошмара. Под утро Токаев приходит в себя. Ему сообщают о смерти жены. Сын лежит где-то в соседней палате. Токаев способен передвигаться и хочет увидеть сына. — Марат стал двигать вилку вокруг тарелки. — И в этот момент — бац! — на этаже гаснет свет. Медсестра включила чайник, ветхая проводка не выдержала нагрузки.
— Но уже утро, в больнице светло.
— Электричество — это не только освещение, но и работа аппаратуры.
— А резервное питание? — начала догадываться Елена.
— Генератор в больнице в таком состоянии, что на его запуск требуется час и хороший механик. Аппарат вентиляции легких должен был переключиться на работу от собственного аккумулятора, но тот давно неисправен. — Валеев кувырнул солонку рядом с чайной ложкой. — Пока разбираются с коротким замыканием, сын Токаева умирает.
Марат вздохнул, поднял чайную ложку и положил ее рядом с большой и накрыл салфеткой. Вилка в его руке стала метаться между тарелок по всему столу.
— Токаев воет от боли, обвиняет персонал, готов расправиться с главврачом. Главврач женщина, она клянется, что сто раз сообщала в облздрав о неисправности проводки и плохом оборудовании. Показывает Токаеву письма на имя чиновника Локтева.
— Давай угадаю, — прервала его Елена. — Локтев — первая жертва с отрезанными пальцами?
— Да. Он распорядился потратить бюджетные средства не на закупку оборудования для районных больниц, а на служебные автомобили для чиновников и ремонт их кабинетов.
— Прекрасно, — язвительно прокомментировала Елена. — В шикарно обставленном кабинете Локтев и встретил свою смерть.
— Так и было. — Марат с размаху ткнул вилкой в пирожок. — Кровь за кровь.
С минуту оба смотрели на торчащую вилку.
— Все-таки месть, — пробормотала Елена.
Марат взял соседний пирожок, откусил разом половину и, запивая чаем, сказал:
— Главврач мне по секрету сообщила, что в тот день в ее больнице пропали ампулы с наркозом. Было подозрение на Токаева, но она замяла инцидент, тем более, что он дал согласие отправить сердце сына в Москву для трансплантации. Подписал все бумаги.
Елена подняла карандаш, лежавший на столе, сжала его, словно приготовилась писать, внимательно рассмотрела и задумчиво промолвила:
— Три пальца, которыми держат ручку. Ими можно убить пациента, украв деньги, а можно спасти смертельно больного, подарив сердце. Для этого требуется всего лишь поставить подпись.
— У чиновника оттяпали именно эти три пальца, — подтвердил Марат.
Елена сменила карандаш на нож:
— Не могу понять Токаева. Одной и той же рукой он отнимает жизнь и спасает кого-то.
— Серьезная травма головы, что ты хочешь.
— С непредвиденными последствиями. Что-то переклинило.
— Я еще не все рассказал. В добавок ко всем бедам полиция предъявляет Токаеву обвинение, что в аварии виноват именно он. Не уступил дорогу транспорту с мигалкой. Чиновник, спешивший в Москву, отделался ушибами, его водитель порезал лицо, но от материальных претензий оба отказались. Типа, проявили благородство. Однако Токаева обязали компенсировать стоимость разбитого «мерседеса», а это ого-го какая сумма.
— Ясно почему он невзлюбил чиновников.
— Гибель близких плюс издевательское обвинение. Если бы со мной случилось такое, не уверен, что поступил бы иначе.
— Он отомстил Локтеву, и не попался, мог бы остановиться.
— Отомстил за смерть сына. А за смерть жены?
— Чиновник в «мерседесе», — кивнула Елена. — Кто он?
— Пока не знаю, в протоколе его имя не фигурирует. Даже номера «мерседеса» не попали на фотографии. Их сразу сняли. Единственная зацепка — фамилия водителя. Но очень зыбкая.
— Почему?
— Потому что Кузнецов. Ни имени, ни возраста. Представляешь, сколько таких?
— Это сейчас неважно. Главное нам известно, Живорез — это Токаев.
— Будем брать?
— Не имею права, я отстранена. Нужно доложить Кулику, не по телефону, лично.
Она сбросила полотенце, пощупала мокрые волосы, расстроилась:
— Даже фена нет. — Махнула рукой, оделась и окликнула Марата: — Поехали.
Тот продолжал сидеть за столом, что-то доедая. Вытер губы, развернулся к ней.
— Никуда я тебя не пущу, простудишься. А Кулик пусть сам сюда едет.
Пресекая возможные возражения, он позвонил полковнику, представился и сразу бухнул:
— Я знаю, кто Живорез.
— Что ты можешь знать, капитан, — не сдерживая ехидства, усомнился Кулик.
— Спросите Петелину, если мне не верите.
— Где она?
— В ванной.
— Кто Живорез?
— Ваш подчиненный.
— Кто?! — повысил голос Кулик.
— Это не телефонный разговор. Приезжайте.
И положил трубку. Елена оценила наглую уверенность, с которой говорил Марат, и подняла в знак одобрения большой палец вверх.
Следователь по особо важным делам приехал не сразу, но и не заставил себя долго ждать. Его недовольный взгляд красноречиво говорил: у меня полно забот, и, если меня сорвали зря, мало не покажется.
Он вошел в квартиру, встал в центре комнаты, ощупывая взглядом то одного, то другого. В конце концов он выбрал для разговора Петелину, но предупредил:
— У меня мало времени. Если это опять, как вчера с Тимофеевой…
Елена начала подробно пересказывать то, что узнала от Валеева. Кулик ее перебил:
— Я приехал, чтобы узнать имя.
— Ну, хорошо, сразу к выводу. Серийный убийца — Давид Токаев. На этот раз без ошибок.
Кулик поморщился и потребовал:
— Какие доказательства?
— Арестуйте его, и он признается. Токаев демонстративно казнит чиновников, рассылает фотографии со смыслом — значит, хочет выговориться.
— А если нет?
— Начните разговор с первого убийства. Его Токаев совершил два года назад в Ярославской области. Отомстил за смерть сына, покарал чиновника облздрава Локтева. Материалы я пришлю.
— Почему я не в курсе? — вскинул бровь Кулик.
— Потому что не дослушали. Убийство не включили в серию, потому что первый раз он отрезал только три пальца и не подбросил фотографии Высоцкого. Через год во Владикавказе Токаев совершил аналогичное убийство. Снова чиновник, снова три пальца, снова перерезанная артерия, и вот там впервые замечена фотография Высоцкого. Но на фото не обратили внимание, убийство быстро списали на ликвидированных бандитов.
— И давно ты об этом знаешь? — лицо полковника помрачнело, как грозовая туча.
— Про убийства несколько дней, но…
— И молчала! — взорвался Кулик. Его глаза сначала расширились затем сузились: — Ох, Петля, какую игру ты ведешь? Хочешь сама раскрыть дело, а меня выставить дураком? Не выйдет!
— Я хотела разобраться.
— Ты скрывала важные сведения. Это саботаж! — Кулик активно жестикулировал руками, наступая на Петелину. — Последний раз напоминаю, что ты отстранена, а рапорт о твоем неполном соответствии мне осталось только подписать.
Пред взором Елены промелькнули пальцы разъяренного Кулика. Подписать, мысленно повторила она. Именно с этим борется Живорез. Росчерк пера — это чья-то трагедия. На этот раз угрожают ей. Подпись начальника — и конец ее карьере.
— Желаю успеха, товарищ полковник, — ледяным голосом процедила она и указала на дверь.
48
Кулик ушел. Елена опустилась в промятое кресло, безвольно свесив руки и уткнув взгляд в пол. В отличие от нее Марат проявлял активность. Он прибрался на кухне, вынес пакет с мусором и вернулся в комнату. Его глаза остановились на приунывшей подруге.
— Что скисла, думай о чем-нибудь хорошем.
Елена подняла руку, пощупала волосы.
— Высохли, ура, — тусклым голосом откликнулась она.
— Собирай вещи, и поедем домой. Настя обрадуется.
— Боюсь представить. Ты вернул ей форму?
— Не всю.
— Вот видишь.
— Я сам соберу твои вещи, — решил Марат.
Он принес дорожную сумку, бухнул ее Елене под ноги и стал сваливать туда одежду и обувь. Действовал он неаккуратно, в расчете на то, что Лена возмутится, одернет его и сама займется укладкой. Но она равнодушно созерцала, как ее одежда комками исчеза