Бедняга Шурф, как же он волновался, что некоторые его мысли и желания могут меня шокировать! Знал бы он, какая дикая чушь то и дело лезет мне в голову по тысяче раз на дню, без вмешательства всяких там Безумных Рыбников… Теперь, впрочем, надо думать, узнает. Ну и ладно. Хоть будет с кем обо всем этом поговорить, если однажды станет совсем уж невмоготу.
Разжившись тетрадью, я отправился в ближайший трактир. Ну то есть не в первый попавшийся, а в «Душистые хрестики». Во-первых, у них превосходная гугландская кухня, а во-вторых, возможность встретить там кого-нибудь из знакомых я оценивал как крайне маловероятную. Трактир открылся сравнительно недавно; леди Меламори почти случайно обнаружила его в трех кварталах от своего дома, и мы решили утаить это открытие от друзей. Все равно среди них нет любителей простой деревенской еды, а нам позарез требовался своего рода филиал собственной кухни, уютное местечко, куда можно прийти поужинать в конце трудного дня, кутаясь в домашние лоохи, сесть в самом дальнем и темном углу, тереть кулаками слипающиеся глаза, уткнуться носами в меню, и без того вызубренное наизусть, шептаться, сплетничать, целоваться украдкой и шутливо препираться из-за сущих пустяков, не рискуя при этом нарваться на собеседника, ради которого хочешь не хочешь, а будь любезен, потрудись придать лицу осмысленное выражение, а речи — связность.
Не то чтобы мы часто так поступали, всего-то раза два или три, но сама по себе возможность нас окрыляла. Мне вообще кажется, что мелкие секреты, в отличие от больших тайн, — совершенно необходимые компоненты счастливой жизни. Не обязательно всякой, но моей — пожалуй.
Все это я к тому, что «Душистые хрестики» были идеальным местом, чтобы на часок уединиться с тетрадкой и привести мысли в порядок. Заодно и поужинать, а что ж, давно пора. А потом можно приступать к поискам неуловимого Магистра Хаббы Хэна. Или не Магистра. Надо будет, кстати, у него уточнить, чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос. А то даже Джуффин не уверен, хотя, казалось бы, кому и знать, как не ему.
Я не сомневался, что нынче же ночью непременно увижу Хаббу Хэна. Я прекрасно помнил, как сильно он мне нужен, и полагал своим долгом приложить все усилия, чтобы устроить нашу встречу. Но именно долгом, не более того. В моем стремлении найти Хаббу Хэна больше не было ничего личного. Я не хотел его встретить, а просто осознавал, что это совершенно необходимо. Именно такое настроение и требовалось — если, конечно, я правильно понял объяснения Джуффина. И если мой шеф все-таки не выдумал Хаббу Хэна в воспитательных целях. Я по-прежнему допускал такую возможность, но она больше не казалась мне ужасной. Забавной, впрочем, тоже. Мне вообще ничего не казалось сейчас забавным, и в таком подходе к делу были, как ни странно, свои преимущества. Вот уж никогда бы не подумал.
Устроившись за дальним, словно бы специально для меня поставленным на отшибе столом в «Душистых хрестиках», я быстро, не раздумывая, заказал ужин, благо был неплохо знаком с меню, и достал из кармана лоохи свои покупки. Осмотрел карандаши, остался ими недоволен, попросил у трактирщика нож, тщательно их заточил, открыл наконец тетрадь и принялся записывать.
Только перестав быть собой, получаешь шанс обнаружить себя. Хорошо, если это происходит внезапно — тем сильней эффект, ощутимей встряска. Мне не раз доводилось слышать от сведущих, как я сейчас понимаю, людей, что наша личность — маска, карнавальный костюм. Поначалу я радовался красоте метафоры, потом отмахивался от этой идеи как от докучливой банальности. А оказалось, что это просто сухая констатация факта, более-менее точное и емкое описание подлинного положения вещей, даже в каком-то смысле инструкция. Я понял это сегодня на улице, когда разнашивал чужую личность, как новые башмаки.
И вот что любопытно. Того человека, каким я привык быть, нет и в помине, однако же наблюдаю за произошедшими переменами именно я. Только эта моя составляющая — назовем ее Наблюдатель — имеет вес и смысл, все остальное — набор карнавальных костюмов. И вольно же мне было довольствоваться до сих пор единственной сменой одежды. Какая потрясающая скупость, какая недальновидность!
Я перечитал написанное и остался доволен. Мое природное умение обращаться со словами в сочетании с глубиной и сдержанностью новой личности дало неплохой результат. Во всяком случае, я не сомневался, что эта запись будет понятна и полезна мне самому — потом, когда наш с Шурфом эксперимент благополучно завершится и мне, как всегда, захочется отмахнуться от приобретенного опыта и жить дальше как ни в чем не бывало. Уж я-то себя знаю.
Удовлетворенный результатом, я принялся за еду. Ел неторопливо, тщательно пережевывая каждый кусок — такого за мной раньше не водилось. Про себя отметил, что стряпня здешнего повара по-прежнему в моем вкусе, но этот факт оставил меня почти равнодушным. Точно так же я мог бы сейчас употребить любую пакость и хладнокровно отметить, что ужин не удался — квалифицированное экспертное заключение, не имеющее никакого отношения к чувственным удовольствиям. Ну, скажем так, почти никакого.
Покончив с едой, я потребовал камры, аккуратно отодвинул тарелку, тщательно протер салфеткой стол, снова открыл тетрадь и продолжил писать.
Говорят, горная лисица, угодившая в капкан, бывает порой способна отгрызть собственную лапу, чтобы выбраться.
Человеку, угодившему в один из множества капканов, щедро расставленных на всяком пути, такой подвиг редко по плечу. Но если не сможешь последовать примеру лисицы, жди охотников, которые придут за твоей шкурой. Они уже в пути.
Я перевел дух и с удовольствием отметил, что записанные формулировки действительно сразу же перестали мне докучать. Еще немного, и голова моя сможет заняться более важной и полезной работой, чем бесконечное повторение собственных глубокомысленных фраз.
Если кому и нужна жертва, то лишь самому жертвователю — при условии, что он разумен и искусен.
Не самое драгоценное и необходимое приносится в жертву, а то, что лишь кажется драгоценным и необходимым, а на самом деле — лишнее. Только мешает.
Когда жертва приносится должным образом, жертвующий поступает, как искусный скульптор, отсекая все лишнее от каменной глыбы. Ваяет себя. Достойное занятие — вне зависимости от конечного результата.
На сей раз перечитать написанное я не успел, поскольку не то боковым зрением, не то и вовсе затылком углядел, что в трактире творится неладное. Прежде я бы вряд ли что-то заметил, закопавшись в писанину, но вместе с личностью сэра Шурфа мне досталась его способность полностью контролировать ситуацию. И это оказалось очень кстати — за столом у противоположной стены понемногу разгорался пожар. Скорее всего, чья-то газета вспыхнула от вылетевшего из трубки уголька.
Рассуждал я в неплохом темпе, но действовал гораздо быстрее. Метнулся к источнику опасности с кувшином камры наперевес. Плеснул щедро, от души, рассудив, что заказ можно будет повторить, а гасить пламя следует наверняка, не жалея жидкости, даже если имеешь дело с крошечным костерком. Огонь — серьезный противник, в схватке с ним лучше переусердствовать, чем проявить хоть малейшее неуважение.
Забавно тут вот что. Унаследовав наблюдательность и замечательную реакцию сэра Шурфа, я остался при своих близоруких глазах, в этом смысле ничего не изменилось. Так что я довольно поздно понял, что выплеснул камру вовсе не в разгорающийся костер, а прямо в лицо одного из немногочисленных посетителей «Душистых хрестиков», солидного, нарядного джентльмена. Как он на меня посмотрел! До сих пори честно говоря, неловко вспоминать. Но в тот момент мне было все равно. То есть я прекрасно осознавал свою ошибку и был готов сделать все, чтобы подобное не повторилось, но обычного в таких случаях жгучего, тягостного стыда я не испытывал. И это, надо сказать, было просто спасение.
— Да, так со мной еще никто не здоровался, — наконец сказал пострадавший. — Бьюсь об заклад, мальчик, тебя ко мне Джуффин за зернами послал. Верно?
Мне понадобилась примерно секунда, чтобы свести концы с концами и понять, что происходит и кто, собственно, передо мной. Неплохой результат; будь я в своем обычном состоянии, минуты две блеял бы нечто несусветное, глупые вопросы задавал бы, всем своим видом изображая недоумение, а после — изумление и восторг. Но на сей раз обошлось. Я сразу пришел к единственному верному выводу: передо мной сидит неуловимый Магистр Хабба Хэн, собственной персоной, мокрый и взъерошенный по моей милости. Протянул ему салфетку и сделал знак трактирщику, чтобы принес еще. Тот явился незамедлительно, с полотенцами и миской ароматной воды для умывания.
— Примите мои извинения, — сказал я, когда трактирщик удалился. — Ваше пылающее лицо сбило меня с толку, и я бросился гасить пожар.
— Догадываюсь, — улыбнулся незнакомец, с заметным интересом оглядывая свое темно-лиловое лоохи, почти безнадежно испорченное. — Обычное дело. Но как правило, человек успевает понять, в чем дело, прежде, чем встанет с места и отыщет кувшин с водой. А ты уж больно шустрый.
— Разумеется, я готов возместить ущерб, — смиренно объявил я. — Ваш костюм серьезно пострадал.
— Ерунда, — отмахнулся он. — Даже дозволенной вашими дурацкими законами магии достаточно, чтобы вывести любое пятно. Не о чем тут говорить. Так что, тебя послал Джуффин? Я прав? Дались ему эти зерна!..
— Если вас зовут Хабба Хэн, сэр… — начал я.
— Именно так меня и зовут.
— В таком случае я действительно должен передать вам привет и поклон от сэра Джуффина Халли. Именно от него я получил совет вас отыскать. Но я не понимаю, о каких зернах речь? Сэр Джуффин ничего об этом не говорил.
— Может, и не говорил, — согласился Хабба Хэн. — Я и без того знаю, что ему от меня нужно. А для него не секрет, что я в курсе. Да ты садись, не смущайся. После такого впечатляющего знакомства вполне можно обходиться без церемоний. Считай, побратались.