, как вздымаются рога оленя[59] в последнем взмахе перед схваткой. Обнажённые мечи переливались змеиной кожей. Сплочённые щиты, отчеканивая такт, лязгали друг о друга, и округа содрогалась то громким скрежетом железа, то гремучим раскатом камнепада. В угрожающих гримасах, непристойных жестах и гневных взглядах бурлил нелепый ужас.
Казалось, нечто зловещее и неотвратимое надвигалось на нас. Комаргос ответил на кичливость Троксо. В один миг он приказал Суагру направить повозку прямо на арвернского богатыря. Оглушающий доселе гвалт поднялся с новой силой. Шеренги враждующих насторожились, выставив вперёд щиты и взметнув лезвия мечей в ожидании натиска. И только место, отведённое под манёвры упряжек, разделяло стороны противников. Из-под колёс обеих повозок, кружившихся друг перед другом, летела скошенная трава, насыщая воздух душистым ароматом раздавленной мяты.
– Я Троксо, сын Уосиоса Свинопаса, сына жреца Брогитара! – провозгласил арвернский богатырь, держась одной рукой за ивовый борт кузова. – А кто ты будешь таков? Как смеешь ты шастать по землям короля Элуорикса со сборищем неповоротливых увальней?! Назови своё имя, чтобы я решил, достоин ли ты пасть от моей руки!
– Ты всего лишь нерасторопный пентюх, если не узнал меня, ничейный сын! – плюнул одноглазый. – Я Комаргос, сын Комбогиомара, короля секванов, сына Боннориса, короля секванов! Уйди с дороги со своими прихвостнями сию же минуту, когда ты осознал свой промах и трепещешь от страха!
Троксо грозно рассмеялся в ответ, раздувая от презрения ноздри.
– Убирайся прочь, калека! – прыснул он. – Твоя испорченная рожа потянет только на полтрофея. Она будет портить вид рядом с головой Эласа Тарбеля, которого я сразил перед тем, как вернуть петрокорам тридцать украденных им жеребцов.
– А достойнее добычи, чем черепушка конокрада, у тебя не найдётся? – рассмеялся Комаргос. – Богатыря, который лишил меня глаза, именуют Ремикос, сын Белиноса, короля туронов. Он пал от моей руки на поле битвы в тот же самый день, что и его брат Сакровез!
– Нашёл чем хвастаться! В битве Солониона я в одиночку сражался с двумя солдурами короля каваров. Их черепа красуются отныне на косяке моего жилища, а оба глаза до сих пор при мне, чтобы с презрением взирать на того, кто для короля не вышел рожей!
Пока богатыри поносили друг друга, их повозки продолжали вращаться, вовлеченные в гигантский круговорот воронки. Колёса в железной оправе и низкорослые кони поочерёдно на волосок проскальзывали от обоих рядов амбактов и чудом не натыкались на торчащие из них острые копья. Казалось, будто сам дух поединка, закруживший в вихре вывороченные комки земли и пучки подкошенной травы, хлестал нас наотмашь по щекам. Псы Троксо, заливаясь лаем, скакали посреди всей этой суматохи и насилу успевали уклоняться от копыт, которые в любую минуту могли переломать им хребты.
– Думаешь, что ты первый остолоп, который смеётся нам моим шрамом? – огрызнулся Комаргос, оскаливая зубы. – Когда я впихну твои рыжие лохмы в мой сундук, сможешь поболтать там об этом с Матумаром Беловаком, который однажды спросил меня у ворот Братуспантиона, хорошо ли я вижу одним глазом.
– Мне не обязательно лишаться головы, чтобы поболтать с покойником, – ухарствовал Троксо. – Каждую ночь я перекидываюсь словцом с Артахом, магом в золотом шлеме, которого я сразил на берегах Олта[60] во время войны с амбронами. Не проходит и ночи без того, чтобы его голова не пришла поплакаться ко мне во снах, упрашивая меня соединить её с останками тела.
– И что с того? Ты думаешь, что силён, потому что обкорнал амбронского жулика? Я же три дня и три ночи преследовал Моригеноса! Я самолично гнался за гутуатером[61]! Это произошло на исходе битвы в Амбатии после краха противника, и мой выколотый глаз ещё кровоточил! Целых три дня и три ночи! И чтобы избегнуть моей кары, кудесник оборотился кабаном и умчался в туронские леса! Так и ты, страшись моего гнева, рыжеголовый сын свинаря!
Резким движением одноглазый богатырь бросил дротик прямо в грудь старого Эпосогнатоса. Троксо молниеносно выставил свой щит перед кучером, и дротик отскочил от него. В ту же секунду он метнул собственное оружие. Бросок, казалось, не был прицельным, ибо дротик летел слишком низко, но на самом деле он был коварно рассчитан. Древко воткнулось наискось между спицами колеса и встряло в ось как раз в тот момент, когда колесница Комаргоса взяла разгон. Лошади взбрыкнули, как только почувствовали, что дышло и ярмо перекосились. Несмотря на всю сноровку, Суагр начал терять управление конями. Эпосогнатос резко развернул свою бигу, чтобы перерезать путь упряжке Комаргоса и полностью обездвижить её под радостные ликования арвернов.
И тут впервые я увидел, как Комаргос совершил небывалый трюк. Наши военные колесницы – упряжки лёгкие, созданные для маневров, ивовые борта у них лишь по бокам, а спереди кузов открытый. Когда одноглазый богатырь почувствовал, что упряжь начала метаться, он ринулся вперёд. Зажав в руке пику, он запрыгнул на круп лошади, и, резко оттолкнувшись, будто взлетев с места, пролетел над головами лошадей и, как молния, ударил по повозке противника. От сотрясения она хрустнула, и Комаргос отскочил от неё, словно кожура каштана, упавшего с дерева. Он всем своим весом свалился на Троксо и его кучера, и трое воинов покатились по траве.
Досадное падение оглушило Эпосогнатоса, будто обухом по голове. Троксо и Комаргос же вскочили на ноги резво, как хорьки, однако в кувырке они растеряли оружие. От удара о землю у одноглазого, ухватившего пику обеими руками, выбило щит. Рыжеволосый богатырь, метнув дротик, не успел схватить копьё, зато щит у него остался. Правой рукой он молниеносно выхватил из ножен длинный меч, хоть и был тот сейчас несподручен: слишком короткий по сравнению с копьём противника и слишком увесистый для пешего боя. Его псы, разбежавшиеся врассыпную при этом падении, тут же накинулись на Комаргоса, разъярённо оскалив клыки.
– Троксо! Чёртовы твои псы! – кряхтел Сумариос. – Отзови их немедля, не то я прикажу перебить их!
Несмотря на оглушительный гул в гуще отрядов, арвернский богатырь услышал предупреждение и закричал: «Буро! Мелинос! Ну-ка цыц!» Псы, скалясь, поджали хвосты, всё ещё порываясь покусать неприятеля, однако не посмели ослушаться хозяина и спрятались в траву неподалёку.
Противники стали медленно кружиться друг возле друга. Чтобы поточнее прицелиться, Комаргос держал копьё горизонтально, на уровне уха, направив его в лицо Троксо. Тот держал меч наготове, в отведённой назад руке, осознавая, что сможет ранить одноглазого, только проскочив под его пикой. Комаргос сделал несколько ложных выпадов копьём, и каждый раз острие натыкалось на щит противника. С точным расчётом и умеренной силой он под разными углами направлял косые взмахи, но Троксо всякий раз отбивал их с натренированным щегольством. Одноглазый не спешил наносить удары, и неопытному наблюдателю могло показаться, что он щадил противника. Но это была лишь видимость: он следил, прежде всего, за тем, чтобы его копьё не пробило щит арверна. Это привело бы в негодность оба оружия и уравняло силы соперников, вынудив их сражаться на мечах. Держа пику обеими руками, Комаргос берёг свои силы и выматывал Троксо, который продолжал вертеть щит одной рукой, принимая все удары на этот кулак. Рыжеволосый воин тем не менее и не пытался уклоняться. Напротив, когда Комаргос принимался его изводить, нацеливая выпады в разные стороны, он сам стремился ударить по наконечнику копья оковкой щита или умбоном. Он прекрасно понимал каверзный замысел одноглазого воина и ждал только момента, когда сможет подцепить краем щита тыльную сторону наконечника, чтобы выбить оружие из рук противника и прорваться сквозь заслон. Комаргос же был слишком опытен, чтобы позволить провести себя такой простой уловкой.
Желая переломить ход битвы в свою пользу, Троксо стал чередовать приёмы. Он то водил рукой из стороны в сторону, прокручивая в ней щит, тем самым пытаясь отвести в сторону копьё одноглазого, то внезапно раскрывался в защите, стараясь зажать наконечник пики мечом и щитом. Неожиданно он скользнул в сторону, поджав ноги в коленях и втянув голову, чтобы сбить Комаргоса с толку и ранить его тыльной стороной меча в колено. Но секванский герой всякий раз делал либо шаг назад, либо неторопливо уклонялся, а Троксо дышал всё тяжелее, так как силы его были на исходе.
Решившись на отчаянный шаг, он изо всех сил запустил в противника мечом. Длинное железное лезвие, вращаясь и рассекая воздух, со свистом пронеслось к горлу одноглазого. Тот непроизвольно выставил древко копья и отбил меч, но при этом лишился защиты. Троксо набросился на Комаргоса и с размаху хватил по нему умбоном, а затем отбросил щит и поднял пику. Оба воина вцепились в копьё, борясь друг с другом за него. Воткнув наконечник копья в мягкую землю, Комаргос опёрся о древко, как о шест, и с раскрутки зарядил рыжему пяткой в живот. Тот тоже начал лягать недруга, даже резвее него самого, а затем быстро откатился назад, к брошенной колеснице одноглазого. Ликуя, он потянулся к оси колеса и выдернул свой дротик. Тот был короче пики, зато и легче неё – бросать его было куда удобнее. Силы соперников уравнялись.
Теперь пришёл черёд рыжеволосого воина томить противника, медленно обходя одноглазого, испытывая его терпение и делая вид, что вот-вот бросит дротик. Комаргос держал своё копьё под наклоном, подняв конец древка вверх и направив наконечник к ногам противника. В этой стойке он мог быстро взмахнуть им, чтобы отбить очередной бросок. Оба воина вновь начали поносить друг друга: одноглазый – высокомерно и грубо, рыжеволосый – насмешливо. Каждый подначивал соперника, пытаясь навести его на ошибку.
– Эй, Троксо! Поднатужься ещё чуток, и ты станешь весить меньше.
– Даже и тогда, Комаргос, это едва ли уравняет нас с тобой по силе.