– Скажите-ка мне, пострелята, – задумавшись, вымолвил он, если подношение предназначалось для богов, значит, на бога вы так рьяно охотитесь?
Сегиллос пробормотал, что мы искали дочь Банны и что перепутали его с ней. Суобнос залился громким смехом.
– Если ты сказал Банне, что её дочь не утонула, – заметил я немного раздосадованно, ты должен знать, что с ней стало.
– Да, и правда! – подхватил брат. – Ты мог бы помочь нам найти её!
Просьба, словно ушат холодной воды, остудила его веселье, казалось, предложение пришлось ему не по душе. Он подергал за кончик бороды, пребывая в явном замешательстве.
– Знать, что с ней произошло – ещё не значит знать, что с ней стало, – возразил он.
– Не морочь нам голову! – воскликнул я. – Тебе ничего не стоит отыскать пропавшие вещи! Ты должен нам помочь!
– Эната вовсе не вещь.
– Тогда расскажи нам хотя бы, что с ней случилось! – потребовал Сегиллос.
– Я не поведал об этом даже Банне и не понимаю, почему должен говорить об этом двум сопливым мальчишкам.
– Почему ты не сказал Банне?
– Ну… Есть такие вещи, которые трудно поведать матери.
– Но мы же не её мать!
– Это ещё хуже. Вы немного маловаты для таких историй.
– Если ты не раскажешь, мы скажем Банне, кто крадёт молоко!
Подобная пакость была вполне в духе Сегиллоса. Из-за его вредной привычки я не раз оказывался в неловких ситуациях, однако никогда не замечал, чтобы он ябедничал на других. Но на этот раз счёл брата находчивым и был благодарен ему за избавление меня от такой мелочности. Суобнос взглянул на него обиженно, и, пожав плечами, обречённо пробормотал:
– Будь по-вашему! В конце концов, нужно же вас учить уму-разуму. И к тому же, вы и без того ужасно бесстыжие…
На мгновение он призадумался, будто собирая мысли в кучу.
– «Волк» вышел из леса на охоту, – осторожно начал он. – На самом деле, когда я называю его «волком» – я говорю образно, не имея в виду настоящего волка. Но эта история, конечно же, связана с обитателями леса. Вам стоило внимательней прислушиваться к предостережениям Банны: её наставления полны мудрости. Существа, живущие в дебрях Сеносетонского леса, непредсказуемы и опасны. Тот, о ком пойдёт речь, обитает в самом удалённом уголке леса, в местечке под названием Гариссаль, в глубине рощи Шаньеры. Его имя избегают произносить вслух, опасаясь привлечь к себе его внимание. Чтобы говорить о нём без особой опаски, ему присваивают разные прозвища и чаще всего величают Повелителем Зверей или Владыкой Сильных. Он столь же свиреп и почти столь же жесток, как и Лесничий. Высокий, как дуб, невероятно жирный, а уж какой уродливый – страшно взглянуть; и даже в одиночку он сильнее, чем стадо волов. Кроме того, он вовсе не глуп и далеко не честен… Своё богатство он добыл обманным путём. Но что делает его по-настоящему опасным, так это красноречие: его голос подчиняет себе, будто мощная магия. Поскольку он неуклюжий и ленивый, то предпочитает прибегать к слащавым речам, нежели к насилию. В каком-то смысле это даже хуже, ибо те, кто внемлют ему, становятся игрушками в его грязных лапах…
Суобнос задумчиво почесал подмышку. Он загляделся на старого дрозда, перебиравшего тонкие веточки, и забыл, о чём говорил.
– Ну и что дальше? Что там с грязным толстяком? – нетерпеливо тормошил его брат. – Это он похитил дочь Банны?
– Чего? Ах да! Ну нет, по правде говоря, не совсем так… Властелин Зверей большой любитель поспать и поесть, и пока он сытый, не выходит из своего логова в Гариссале. Но он также и, как бы сказать… неисправимый прелюбодей. Одержимый, не особо привередливый в выборе, но всё же любитель красивых девушек. И вот несколько лет тому назад ему очень захотелось завалить какую-нибудь молодицу, поэтому он стал рыскать по окраине леса…
– Но, если он такой большой и толстый, почему никто его не видел? – прервал Сегиллос бродягу.
– Ну, я-то его видел! – воскликнул Суобнос. – Ну а что обычные люди не замечают его присутствия, так это понятное дело… В краденых сокровищах есть у него плащ-невидимка. Ну, точнее, он не делает его совсем невидимым, скорее просто неприметным для глаз простых смертных. Завернувшись в него, Повелитель Сильных проскальзывает в потусторонний мир или переносится во времени на год раньше или позже, что, в сущности, одно и то же…
Широко разведя руки, Суобнос тихо прошептал:
– Таким образом, он становится неуловимым, как ветер. Под плащом не помещается лишь его огромная дубина, которая гремит, ударяясь о землю, «бум-бум-бум»! Но люди ошибочно путают этот грохот с раскатами грома…
– Но как же ты смог его увидеть? – возразил я, не слишком веря в услышанное.
– Ну ты же сам сказал, – подмигнул мне скиталец. – Я без труда нахожу разные вещи!
И быстро продолжил, не оставив времени на возражения:
– Случилось это незадолго до того, как вы обосновались в Аттегии. Уже давненько этот толстый увалень шастал по кромке леса в поисках прекрасной молодой девы. Конечно же, он заприметил нашу Энату! Ах уж поверьте мне, что дочь бронзового мастера была ещё тем лакомым кусочком! Сам я тоже незадолго до этой истории прибыл на эти земли, и девица мне сразу приглянулась. Но я не тешил себя пустыми надеждами… Повелитель Зверей не отличался подобной учтивостью. Он стал следить за ней, изучать привычки и выбирал удобный момент, чтобы на неё наброситься. Случилось всё это, отчасти, по вине самой Банны, потому-то бедная женщина так горько оплакивает свою дочь. Когда стебли льна разбухли в воде, она послала дочку на мочило[78] за волокном. Замоченная соломка издаёт дурной запах, оттого она и перегрузила эти тяготы на плечи Энаты. По гнилостному запаху и клочьям белесой пены, расплывшейся по пруду, Повелитель Зверей приглядел место, где расставить свои сети. Он забрался в высокий тростник, росший у кромки воды, где колыхались стебли льна, и стал ждать своего часа. А когда красавица пришла забирать льняные пучки, он, не выходя из зарослей, прельстил ее речами, что были слаще медовухи. Очарованная песней, Эната приблизилась к нему и раздвинула высокую траву перед собой… И тут он схватил ее и затащил под плащ. А он тот ещё верзила, да и к тому же был в гоне! Там он ее и сцапал, и тут уж залилась она песней! Лично я, даже если и оказался бы поблизости, счёл более благоразумным не мешать их утехам… Какой прок девице от изувеченного скитальца…
– Ну а потом? Что он с ней сделал? – спросил брат, притопывая ногами.
– А вот это зависит от того, что ты имеешь в виду под словом «потом». Много чего срамного случилось тогда под плащом, и под этим самым плащом дни и ночи протекают не так, как у нас. Распутнику потребовалось некоторое время, чтобы иссушить своё вожделение. Сдаётся мне, что, когда Даго и Рускос прочёсывали пруд, опасаясь найти девицу глубоко в воде, она всё ещё была там, только в потустороннем мире, кружась в пляске, которая не пришлась бы по нраву её отцу. Этот похотливый танец продолжался несколько лун. И, когда Повелитель Зверей наконец насытился, настало это «потом», о котором ты спрашивал, маленький проказник…
– Что? Ты имеешь в виду, что он её съел?
– Ох, он бы и глазом не моргнул, если был бы шибко голоден. Но не думаю, что эту участь он уготовил для Энаты. Он не такой коварный, как Лесничий: ему случалось проявлять и добродетель, и потому как девчушка уважила его, он, должно быть, оставил её в живых, отпустив вслед пару комплиментов, от которых покраснел бы даже журавль[79]. Ну что сказать, этот тип не из тех, кто отдаёт предпочтение одной-единственной. Я думаю, что он просто бросил её там.
– Но что тогда с ней стало?
– Ах, зайки мои, дурное дело – не хитрое. Бедняжка от него понесла. И было ей стыдно и горько, что позволила заморочить себе голову, а пуще прочего – мучилась в неведении, какое существо вынашивает, оттого-то она и убежала. Подыскала себе тихое укрытие, чтобы разрешиться от бремени маленьким бастардом. Ну, если, конечно, их было не несколько…
– Ты знаешь, где она?
– О нет. Представьте себе, что жирному распутнику захотелось бы вернуться к ней… Как говорится, на чужой каравай рот не разевай.
– Но ты мог бы её найти, правда?
На секунду Суобнос замежевался, раздумывая, но ничего определенного не сказал.
– Скажи нам, где искать, и мы сами приведём её домой!
– Нет, нет, медвежатки! Вы ещё слишком малы, чтобы в одиночку гулять по лесу.
– Как бы не так! – воскликнул Сегиллос, выпячивая грудь колесом. – Теперь мы умеем сражаться! Нам не страшен бесстыжий увалень!
– Бесстыжий увалень слопает вас, как пару сычуг, принцы мои.
– Ну тогда попросим Сумариоса помочь нам, – вмешался я. – Он любит Банну. Ради неё он согласится.
Суобнос недоверчиво покачал головой:
– Правитель Нериомагоса, конечно, герой грозный. Поверьте мне, уж он-то вдоволь накормил воронов во время войны Кабанов. Даже по прошествии всех этих лет мне вовсе не по нраву запах смерти, витающий вокруг него… Но и сам сын Сумотоса вас не спасёт, если Повелитель Зверей, Бык о трёх рогах или же Лесничий заметят вас… К тому же всё должно случиться не так.
– Что должно случиться не так?
– Ваша судьба не может быть такой.
– Наша судьба? О чём ты говоришь?
– У каждого человека своя судьба, своя история, более или менее интересная. А у вас обоих ещё какая! Принцы-сироты, которых дядя лишил отца и наследства! Вот уж выпало вам на долю! Уж поверьте мне! О вас будут говорить очень долго!
– А почему в нашей истории мы не можем вернуть Банне дочь?
– Этого я не говорил. Но вы должны понять одно – вы не можете так легко разузнать всё то, что хотите. Если вы настроены решительно, то никто не может вам запретить броситься на поиски красавицы Энаты прямо сейчас. И в добрый путь! Но сперва оглядитесь-ка немного по сторонам!
Бродяга вдохновлённо потряс своими длинными руками: