В салоне моего автомобиля готова была разыграться классическая греческая трагедия. Елена рыдала, забыв и про тушь, и про губную помаду. Всего за несколько секунд она превратилась из чистенькой образцово-показательной девочки в слоненка, уронившего на себя строительные леса с ведрами краски.
— А ведь у меня есть то, без чего он никогда не женится на девушке!
Я насторожилась. Незнакомая сексуальная уловка? Необходимо немедленно выведать, теоретически изучить, а потом вызвать из Дании Сержа и апробировать на нем!
— У него была невеста… А потом оказалось, что она его обманула… Ну, она уже… ну… потеряла невинность. А он очень щепетилен в этом вопросе.
Феноменально! Молодежь непредсказуема! Вслед за тверским художником Валерием — еще один оазис средневековья в центре Москвы в конце нашего раскрепощенного века. Двадцатичетырехлетний отец Сергий, который требует от невесты наличия в организме атавистического элемента, как доказательства ее чистоты. Мне внезапно очень захотелось поближе познакомиться с уникальным молодым человеком и узнать, что же плохого сделали ему женщины, если он так требователен к ним.
— Лена, но в таком случае Эванжелина не представляет для твоего целомудренного друга абсолютно никакого научно-исследовательского интереса. Могу тебе поручиться, что она не только не девственница, но женщина на двести пятьдесят процентов!
— Вот именно! Она его соблазнит. Она такая красивая!
Как, однако, трудно угодить этим непонятным детям.
Я лежала на диване и проглядывала ленту «Оливетти», пытаясь найти что-нибудь интересное. Четкие, пробитые насквозь буковки легко читались, но затекла шея. Антрекот, отравившийся сосисочным целлофаном, мирно сопел у груди. Эванжелина заявилась в десять вечера, и глаза ее подозрительно бегали.
— Где была? — строго спросила я у потенциальной роковой соблазнительницы, которая без сожалений рассталась с невинностью еще в год восстания рабов под предводительством Спартака. Может быть, в этом и заключается секрет ее притягательности? — Где ты была?
Эванжелина не умеет врать, она отводила взгляд, щеки уже пылали, губы начинали виновато улыбаться.
— Я помогала следствию! — выпалила она.
— ?!
— Ну и еще это… Создавала прецедент.
— ?!!
— О Господи! Ты совсем разучилась быстро соображать. У Максима я была в гостях.
И когда это они успели подружиться?
Признавшись, Эванжелина облегченно вздохнула и расслабилась. Я молча смотрела на нее, соображая, с какого бока начать избиение. Стоило поразиться проницательности несчастной Елены, рыдавшей в моем автомобиле.
— Нет, ты даже не представляешь. Сначала квартира. Ну, хоромами меня не удивишь, но представь — в зале камин в стиле викингов. Бар в полстены: арманьяки, ликеры, вина. Но это все мелочи. Сам мальчик — исключителен. Я совсем потеряла голову.
Придушить сразу или помучить? Я схватила безмозглую курицу за плечи и стала трясти. Эванжелина не унималась:
— А глаза! Зеленые! Нет, я собираю вещи и ухожу к нему. Я нашла свое счастье! Я вслепую продвигалась к этому всю жизнь! Задушить на корню любовь — нет греха страшнее для человека! Вспомни «Гранатовый браслет».
Нежная кожа Эванжелины моментально покрылась синяками. Я остановилась. Так, если она обратилась к аналогам из литературной классики, значит, дело плохо. Неужели она снова влюбилась?
— Ты даже не можешь себе представить, какой он ласковый и нежный. И абсолютно неиспорченный!
— Под твоим мудрым руководством он уже через неделю избавится от этого милого недостатка.
— Какую там неделю, — махнула Эванжелина рукой. — Видела бы ты, что мы с ним изобразили. «Предчувствие гражданской войны» Сальвадора Дали. Но возможно, я его первая женщина…
Это звучало настолько не правдоподобно (престарелый девственник на «понтиаке», способный в первом же раунде удовлетворить Эванжелину), что я возмущенно промолчала, а совратительница закатила глаза к потолку, заломила руки и начала декламировать:
Мальчик сказал мне: «Как это больно!» И мальчика очень жаль… Еще так недавно он был довольным И только слыхал про печаль. А теперь он знает все нехуже Мудрых и старых вас. Потускнели и, кажется, стали уже Зрачки ослепительных глаз…
Все. Куприн и Ахматова, взятые свидетелями зародившегося чувства Эванжелины (которая за десять лет школы не сумела выучить до конца ни одного стихотворения!), окончательно убедили меня, что подруга безнадежно влюблена. Опять!
Из гостиной на шум выполз отравленный Антрекот, весь в бантиках из ленты «Оливетти».
«Елки-палки, — возмутился он, — единственный кошак помирает, а они орут безостановочно».
Антрекота проблема утраченной девственности и совращения малолетних не волновала. Потому что благодаря его напряженным и решительным действиям в нашем избирательном округе практически не осталось ни одной кошки, хотя бы пару раз не побывавшей в декретном отпуске. А на улицах бегали, дрались, висели на деревьях многочисленные котята, на кого-то неуловимо похожие…
За ужином у меня совершенно пропал аппетит. Я укачивала полудохлого Антрекота, но Эванжелина, после продолжительной сексуальной вахты, наворачивала за троих. Пришлось рассказать ей об истерике, которая приключилась с талантливой парикмахершей.
— Да… Представляешь, он собирался жениться на этой бесцветной невинной мармеладке. Но теперь ему придется изменить свое решение.
— Значит, от нее он требует чугунной благопристойности, а сам развлекается с легкомысленными красотками вроде тебя! Негодяй.
— Да нет же. Он и вправду хотел жениться. Но ему встретилась я. Боже, как он талантлив! Представляешь, непрерывный…
— Закрой рот, развратница, твои физиологические впечатления никого не интересуют.
В прихожей затрезвонили.
На пороге стоял Андрей. Я конечно же про него совсем забыла. В одной руке он держал кожаный «дипломат», а в другой — снова букет белых роз, бутылку шампанского, шоколадное ассорти и торт в круглой коробке с надписью «Ресторан „Арлекино“» на боку.
И это был первый мужчина, который выразил неудовольствие при виде Эванжелины. Она даже не смогла идентифицировать это мимическое движение, так как никогда в жизни с ним не сталкивалась.
Каким-то образом так получилось, что Андрей провел у нас и субботу и воскресенье. Он нас развлекал песнями и танцами, прочистил канализацию, сменил прокладку у крана в ванной комнате, прибил гвоздиками кусок оторвавшегося линолеума и отнес в подвал пустые банки. То есть проявил себя максимально полезной личностью и выполнил всю ту работу, которая неизбежно накапливается в доме при отсутствии мужчины. Антрекот ликовал: при всей его любви к нам женское общество всегда казалось ему несколько глуповатым и пресным.
Кроме всего прочего, мы обменялись информацией. Андрей так же, как и я, исследовал Дашину комнату и на полке с книгами обнаружил папку, укомплектованную материалами о туристической фирме «Балтика». Даша — дитя смутного времени — активно копала под директора Василия Эдуардовича. Неутомимая, она вела поиск слабых сторон предпринимателя, и в условиях нашей экономики, когда большая часть прибыли неизбежно оседает в бездонном кармане государства, сделать это было нетрудно. Шеф «Балтики» энергично рвал из ненасытной утробы налоговой инспекции свой же, (не)честно заработанный ломоть авокадо. Даша снимала копии с документов, писем, и выяснялось, что, кроме фирмы «Балтика», Василий Эдуардович является владельцем и другого заведения с названием «Балтикар». Непрестанно гоняя по счетам этих предприятий приличные суммы денег, отправляя фактически самому себе письма с просьбой выделить кредит под низкие проценты и получая от себя же депеши с предложениями выгодного сотрудничества, искусный махинатор ловко обходил рифы непомерных налогов. И кто же его за это осудит?
Но Даша собирала сведения. Давала о себе знать творческая натура, а энергичный характер не позволил ей пройти мимо факта, который можно было выгодно использовать. Но неужели это сероглазое создание решило заняться шантажом?
А я со своей стороны рассказала Андрею о загадочной квартире, которую часто навещала Дарья. Доблестный сыщик предложил немедленно отправиться туда и взломать дверь, но удалось убедить его, что разумнее будет посетить таинственное убежище банкирской дочери во вторник вечером, когда консьержка отправится в 127-ю квартиру смотреть телесериал «Санта-Барбара».
В воскресенье поздно вечером телефонный звонок оторвал нас от увлеченного распития бутылки драгоценного коньяка. К моему огромному удивлению, звонил из Албании Сергей. Какие албанские события могли заинтересовать телевидение Дании, которое на данном этапе истории выплачивало зарплату моему далекому, изменившемуся и, возможно, изменяющему любовнику? Но Сергей был очень кстати: это продемонстрировало Андрею, что я пока еще не свободна и обо мне трудно забыть даже в Албании.
Сергей назвал меня рыбкой, крошкой, лапкой и поклялся, что думает только о своей костлявой маргаритке, оставленной в далекой Москве. Еще он сообщил, что привезет Антрекоту стокилограммовую упаковку «Педигрипала» (?!). Наверное, это была шутка, так как собачий «Педигрипал» совершенно свободно продавался в Москве, и Антрекот, отдавая дань чувству непримиримого антагонизма, ни за что не соглашался есть пищу врага.
Понедельник стал днем сплошных неудач. Сначала я отправилась в Тверь, предварительно запугав Эванжелину жестоким аутодафе, если она посмеет отправиться в гости к своему зеленоглазому экс-девственнику. Меня настораживал грозный тон письма к Даше, а целеустремленный художник, видимо, создавал в это время один из своих шедевров, которые в будущем доведут до экстаза участников аукционов «Сотби» и «Кристи», так как упорно не подходил к телефону.
Не оказалось его и дома. Мама художника, добрая, внимательная и усталая женщина, пожаловалась, что творческая профессия сына почему-то подразумевает и творческое отношение к посещению отчего дома — Валерий бывал в нем крайне нерегулярно. Зато, выяснив, кто я такая, женщина дала мне ключи от мастерской Валеры, чтобы я могла восхититься дивным даром молодого Брюллова.