Что-то когда-то в квартире творилось? В точности никто сказать не сможет, очевидцев нет, а люди любят слухи распускать, привирать. Подруга тети Наташи со своими страхами? Так она, может, еще более странная была, чем Мария. Кто знает, что в ее голове творилось, – вероятно, галлюцинации или шизофрения! Что же до самой Марии, то не чувствовал Данила никакого страха. Девчонка мелкая, чего ее бояться? Возможно, с приветом, так и что?
Правда, тетя Наташа не намерена была сдаваться, она с племянника глаз не спускала. Постоянно спрашивала, как он себя чувствует. Если погода хорошая, и он на пляж соберется, так с ним идет; то на рынок Данилу потащит, то в магазин, на даче четыре дня проторчали.
Дни шли, и в итоге пришла пора возвращаться домой. Данила был рад, тетя Наташа тоже вздохнула с облегчением, что отправит племянника домой живым и здоровым. Она все еще переживала из-за происшествия во дворе, хотя Данила выбросил из головы и драку, и Марию. Ничего страшного с ним после общения с девочкой так и не случилось.
Повесив на плечо сумку, Данила спустился по лестнице и вышел из подъезда. Тетя Наташа застряла в квартире: проверяла, выключены ли газ и электричество, не течет ли вода. Автобус отходит через полтора часа, они успеют добраться, так что можно не спешить.
Не успел Данила выйти на крыльцо, как услышал:
– Уезжаешь?
Обернувшись, увидел Марию. Она стояла возле двери, видно, ждала его. Но откуда знала, когда именно он выйдет?
– Домой пора, – сказал он. – Погостил и хватит.
Она кивнула, не отрывая от мальчика сосредоточенного взгляда черных глаз. Все то же платьице, сандалии, светлые волосы заплетены в тонкую косичку. Девочка и девочка, но… Что бы ни говорил себе Данила, как бы ни убеждал себя, он понимал: Мария – необычный ребенок. Тяжелый взгляд ее приковывал к месту, жесты были точные, движения – выверенные, а улыбка… Она улыбнулась, и Данила подумал, что улыбка у нее холодная, змеиная.
Он облизнул враз пересохшие губы и спросил:
– Ты что-то хотела?
– Спасибо тебе сказать. Никто пальцем не пошевелил, а ты заступился.
– Брось, они бы все равно не…
– Речь не о том, что могло или не могло быть со мной. А о том, как поступил ты. Это был хороший поступок, а добро мы помним.
– Мы? Кто – мы?
– Неважно. За хорошие поступки награда полагается. Говори, чего хочешь. Любое желание. Только быстро, а то тетка твоя сейчас выйдет. Я ее задержала маленько.
Мысли у Данилы путались. Как все-таки странно Мария разговаривает. «Задержала» тетю Наташу? Но как?
Насчет желания долго раздумывать не пришлось. В последнее время Данила страшно мучился из-за прыщей. Мама говорила, у всех бывают, это нормально, пройдет, возраст такой! Наверняка так и есть, но вид собственного лица, усыпанного красными прыщами, которых становилось все больше, приводил в расстройство. Сколько это безобразие будет продолжаться? А если все-таки не пройдет никогда? Даниле казалось, он самый прыщавый в классе, мальчик чувствовал себя страшилищем, а потому выпалил:
– Пусть у меня прыщей не будет! Никогда.
Мария усмехнулась.
– Договорились. Кожа будет всегда всем на зависть.
Дверь подъезда открылась, вышла чуть запыхавшаяся тетя Наташа. Увидела Марию возле племянника и дар речи потеряла.
– Я бы на твоем месте что-то получше загадала, но уж как есть. Прощай, Данила.
Мария повернулась и ушла. Тетя Наташа так и не успела ничего ей сказать.
– Вот ведь, – пролепетала она, глядя на удаляющуюся девочку.
– Ты долго не спускалась. Что тебя… – Данила запнулся, – задержало?
Тетя Наташа махнула рукой.
– Вышла уже, дверь заперла, а потом подумала, утюг-то я выключила или нет? Пришлось возвращаться. Выключила, как выяснилось.
Так и закончилась эта поездка. Впрочем, она имела последствия.
Первое – приятное. Как обещала Мария, прыщи сошли буквально за ночь. Утром проснулся – их как не бывало. Ни единого следа. Кожа, по словам мамы, у Данилы теперь была, как у младенца.
– Тетя Наташа чем-то особенным тебя кормила? Или вода там хорошая?
Но Данила знал, что не в воде и еде дело.
Можно было списать это на совпадение, если бы не второе последствие, которое приятным никак не назовешь.
Ребята, которые обижали Марию, погибли. Все четверо, в течение летних каникул. Двое утонули, один под машину попал, еще один мальчик отравился – врачи так и не поняли, чем.
Мария всем отомстила. Когда тетя Наташа рассказывала об этом по телефону, голос ее дрожал. Ни Данила, ни тетя Наташа не сказали маме о случившемся, и, когда мама охала и ахала над пострадавшими мальчиками, тоже ни о чем не упомянули. Молчаливый сговор. Но оба знали, кто и за что расправился с мальчишками.
Когда через несколько месяцев тетя Наташа и дядя Боря, продав квартиру, уехали из родного городка и поселились в том же городе, что и Данила с мамой, мальчик почувствовал облегчение. Мама удивлялась их внезапному решению и радовалась, что теперь они с сестрой станут жить рядом, а Данила думал, что ему больше не придется приближаться к месту, где обитает нелюдь.
Пусть лично ему Мария не сделала ничего плохого, даже наоборот.
Но ведь в другой раз Даниле и его близким может так не повезти, верно?
Загадай желание
Нина выскочила из подъезда, чуть не сбив с ног пожилую соседку, и помчалась прочь со двора. Бабулька заругалась ей вслед, но Нина не слышала: кровь гремела в ушах, перед глазами было темно, дыхания не хватало. Казалось, она сейчас потеряет сознание или вообще умрет, но сердце продолжало биться. Раз уж не умерла там, в квартире, то теперь придется жить, хоть и непонятно – зачем.
Случившееся было банальным, глупым, умещалось в одно предложение: Нина вернулась с работы домой пораньше и застала мужа с любовницей.
Вошла и услышала характерные звуки, несущиеся из спальни: скрип, сопение, сдавленные стоны. Можно было развернуться и уйти, сделать вид, что ничего не заметила, не поняла; что ее вообще здесь не было. Возвратиться в положенное время и продолжить жить, как жила.
Но Нина не могла. Она была слишком потрясена: сначала – чтобы поверить, потом – чтобы притвориться и спустить на тормозах.
Жены и мужья, конечно, всегда последними узнают, но часто бывают намеки, признаки, которые не хочется замечать: чужие запахи, поздние возвращения, частые командировки, особенно по выходным. Но в случае Нины замечать было нечего, она ни сном ни духом: не ревновала, не подозревала, доверяла полностью! И вот на тебе.
Нина прошла по коридору и распахнула дверь спальни. Процесс был в самом разгаре. Участники действия настолько увлеклись, что не заметили появления третьего лишнего, не услышали, как открылась дверь, и только после крика Нины – чаячьего, раненого, обратили внимание на возникшую на пороге обманутую жену.
Любимый муж, который, оказывается, умело скрывал свои похождения, обернулся. Его подруга взвизгнула, откатилась в сторону, потянула на себя одеяло. Нина сразу ее узнала – это была Валерина коллега по работе, Нина видела ее на корпоративных снимках. Красивая даже сейчас, в более чем спорной, невыигрышной ситуации.
Впрочем, это только в первый миг показалось, что положение у любовницы аховое. Немедленно выяснилось, что в куда более жалком положении находится жена.
Нина (сквозь шок, горе, потрясение) ждала, что Валера сотрет с лица довольное выражение, упадет на колени, примется извиняться, мол, это не то, о чем ты подумала, она для меня ничего не значит, просто глупая ошибка…
Однако вышло иначе. Валера сразу сделался хладнокровным и уверенным, не выказывал раскаяния и отчаяния, страха потерять семью, жену.
– Мне жаль, что ты узнала вот так, – сказал он, будто речь шла о чем-то будничном: разбитой фаре, сломанном телефоне. – Давно собирался сказать, мы слишком разные, движемся в разных направлениях. Я стал это понимать и… Я полюбил другую. – Любовница опустила глаза. Ей, в отличие от Валеры, было неловко. – Такое случается, понимаешь? Детей у нас нет, поэтому…
– Поэтому что? – выпалила Нина. – Если нет детей, так можно домой проституток водить?
Он поморщился: не выносил грубости и хамства.
– Я объяснил тебе. Вероника не проститутка, а моя любимая женщина. У нас все серьезно.
– А я? – всхлипнула Нина. – Она любимая женщина, а я? С ней серьезно, а со мной?
Валера закатил глаза. Ему совсем, ни капельки не было ни совестно, ни жалко Нину, и это задело ее сильнее всего. Сильнее, чем его измена, чем тот факт, что жизнь рухнула, рассыпалась грудой обломков.
Она выскочила из комнаты и побежала по лестнице, через двор, по улице. Люди расступались, смотрели вслед, вздыхали и осуждающе шипели. Нина бежала, думая, что в никуда, не сразу сообразив, в каком направлении несется.
Руки продолжали сжимать ремешок сумки, одежда липла к телу – весна была ранняя, в мае стояла июльская жара, и даже в пять часов вечера было душно. От быстрого бега болело в груди, Нина замедлила шаг и поняла, где находится. Точнее, куда бежит.
Впереди простирался парк – тенистый, самый большой в городе. Многие города строятся вокруг предприятий, а их город, думалось иногда Нине, застраивался вокруг Центрального парка. Он так и назывался – Центральный. Улицы разбегались от него лучами, старые дома и новые районы возводились вокруг, как кольца на воде, что расходятся от воронки.
Парк был огромен, на его территории находилось много всего: аллеи со скамейками, фонтан с подсветкой, кинотеатр, детские игровые площадки, велодорожки, спортивный комплекс, площадка, на которой проводились городские мероприятия и выступали приезжие артисты.
Но главное – в парке было Пожарище.
Особое, совершенно особенное место.
Ни в одном городском путеводителе или справочнике, ни в одной книге об истории города Пожарище не упоминалось. Но знали о нем все горожане. Относились по-разному: кто-то посмеивался над суеверностью других, кто-то, в основном дети и подростки, свято верили в силу загадочного места; о