Пока ехала, думала о предстоящем. Екатерина дала предельно четкие инструкции: ехать вдоль реки до заброшенного дебаркадера. Там вытащить тело на берег, положить рядом с полузатонувшим сооружением, сесть в машину и уехать. Сразу же, не оглядываясь.
– Они помогут. Приберут.
– Кто? – спросила Наталья.
– Считай, духи речные. Обиженным помогают.
Больше ничего от старухи добиться не удалось. Но пообещала она, что тело Бориса сгинет без следа. Требовалось действовать быстро, поэтому подробно расспрашивать соседку было некогда.
«Господи, о чем я думаю? Что творю? А если меня остановят и попросят открыть багажник?» – думала Наталья и сама себе возражала: кто остановит? С чего бы?
И постов ГИБДД отродясь здесь не было, и проверок. По дороге, повторявшей изгибы реки, мало кто ездил, чуть в стороне имелась хорошая, асфальтированная, а эта – обычная грунтовка, которая вела в тупик, к тому самому дебаркадеру.
«А если старуха чокнулась? Несла всякий бред, а я послушалась! Как в детективах пишут? Тело нельзя двигать, перемещать. Так бы посмотрели и поняли, что это несчастный случай, а теперь…»
Пока Наталья грызла себя вопросами, дорога кончилась. Вот дебаркадер, завалился на бок, скрылся наполовину под водой. Ржавая, обгоревшая развалина, бывшая лет пятьдесят назад красивым плавучим причалом, выглядела жалко, но в то же время зловеще, как и все заброшенные, оставленные людьми места.
Про дебаркадер слухи какие-то ходили, местные легенды. Наталья толком не помнила, она такими вещами никогда не интересовалась. Сейчас смутные воспоминания вызвали тревогу, но, с другой стороны, что толку тревожиться о старых сказках человеку, который час назад укокошил собственного мужа?
«Я не специально!»
«Важен результат, голубушка», – возразил ехидный и безжалостный внутренний голос.
Ладно, сказала «а», говори и «б». Приехала, значит, надо делать, что задумала. Наталья, приказав внутреннему голосу провалиться куда подальше, решительно выбралась из машины.
Действовала, как велела соседка: вытащила мертвеца из машины, положила на берег возле дебаркадера. Окинула взглядом: Борис лежал так, точно прилег отдохнуть.
– Прощай, – сказала Наталья и ушла, не оборачиваясь.
Села в машину и укатила прочь.
Вечером пришла Екатерина.
– Все? – коротко спросила она, в глазах читалось беспокойство.
Наталья вздохнула.
– И что теперь?
– А ничего. Завтра тревогу подними. Искать начинай. Поплачь.
Последний пункт давался сложнее прочих. Слез не было, хоть убей. Наталья сама удивлялась собственному равнодушию, даже жестокости. Мужа ведь убила, отца своей дочери, не таракана прихлопнула, а ощущения – именно такие, будто избавилась от вредителя, который годами изводил, мешал жить нормально, отравлял все кругом своим присутствием.
Дочь приехала, говорила положенные вещи, но мать не обманешь. Подлинной скорби от потери отца Наталья не видела. Впрочем, эту тему они никогда не обсуждали.
Все шло, как полагается: полиция, поиски. Наталья сказала, муж ушел на рыбалку. Люди кругом знали, что он обожал рыбачить. Екатерина, как обещала, подтвердила: видела, как Борис спускался к реке, они поздоровались.
В итоге решили, что бедняга утонул. Может, в воду полез: крючок, например, зацепился, а вода ледяная, май. Сердце не выдержало. Сердце больное было, карточка медицинская не даст соврать. Труп унесло течением, прибило под корягу, а там известное дело, рыбы да раки.
Как Наталья переживала, когда искали тело! И возле дебаркадера тоже. Зря волновалась, Екатерина права была. Сгинул Борис без следа. Так нигде и никогда и не всплыл.
Только история на этом не закончилась.
Месяца через четыре все случилось, когда поиски прекратились, жизнь вошла в привычное русло. Лето прошло, осень подступила к порогу.
Наталья была счастлива: впервые дочь, зять и внуки гостили у нее летом, приезжали из города на выходные, малышей оставили с бабушкой на целый месяц. Она отдраила дом сверху донизу, переставила все по-своему, выбросила старые приемники, стопки журналов, пластиковые бутылки, которые зачем-то хранил Борис.
Точно знала, что муж не вернется, избавилась от всех вещей, которые безутешная, ожидающая, выплакивающая глаза жена могла бы хранить: выкинула одежду, обувь, электрическую бритву, портсигар. Осуждать Наталью было некому. Из зеркала на нее смотрела помолодевшая, расправившая плечи женщина с прямым и ясным взглядом. Только теперь, увидев эту незнакомку, Наталья осознала, в кого превратил ее Борис, и муки совести, которых и не было, не посмели поднять голову.
Не мучили страшные сны, не являлся по ночам синий раздувшийся утопленник с изъеденным раками лицом, не было утром мокрых следов мертвеца на пороге дома.
Но однажды ночью Наталья услыхала пение. Прекрасное, дивное, летящее над рекой. Настолько совершенно точно нечеловеческое, что от этой отчетливой «инакости» мороз пробирал, волоски на теле дыбом вставали. Человеческое горло, речевой аппарат не способен это воспроизвести.
Наталья не могла усидеть дома, что-то настойчиво гнало ее из родных стен. Выскочила на крыльцо, заметалась по саду, думая, что нужно спуститься к воде, увидеть источник пения. Непонятно откуда, но знала Наталья, что имеет к фантастическому звуку, к мелодичным вибрациям непосредственное отношение. Пели ей, для нее, но кто пел? И почему?
– Не спится? – спросили за спиной.
Наталья подскочила и увидела Екатерину.
Облитая лунным светом старуха казалась призраком.
– Они поют, слышите?
– Больше нет, – ответила соседка. – Теперь их слышишь ты. Старая я, почти не сплю. Лежала, ждала, когда это случится, когда ты метаться станешь. Невозможно услышать их впервые – и дома сидеть. На улицу тянет, к реке. Вот и дождалась.
Наталья не понимала ни слова, будто соседка заговорила на иностранном языке.
– Пойдем в дом, поговорить нужно, – прошелестела старуха.
Пение стихло, пропал и странный гон, желание бежать на речку. Женщины устроились на кухне, Наталья заварила чай.
– Не скажу, кто они. Не видела никогда, только слышала. Может, русалки. Или речные духи. Они Борьку твоего прибрали. Они тебе помогли, а ты – им.
– Я? Как?
– Покормила, – просто ответила Екатерина. – До тех пор будешь кормить, пока другому кому-то эту обязанность не передашь. Или не помрешь. Я, почитай, четыре десятка лет это делала, устала. Думала, так и буду, но тут ты с Борькой подвернулась. Перед смертью поживу спокойно.
Наталью будто оглушили, по голове ударили.
– Кормить?
– Не пугайся, – с некоторой досадой проговорила старуха. – Они нечасто просят. Может, в полгода раз. А иногда – и в три года. Бывало, за месяц два раза, а потом четыре года тишина, не пели. Когда им есть надо, они поют, как сегодня. Слышишь пение – у тебя неделя, чтобы накормить их. Неважно, кем, они неприхотливые: пьяница, наркоман залетный, баба, которая к мужику твоему подбирается. Или мерзавец вроде Борьки. Привыкнешь, не бойся.
– А если за неделю не найду никого?
Екатерина вздохнула.
– Ты уж лучше найди. Я не проверяла, но женщина, которая мне эстафету передала сорок лет назад, сказала: иначе тебя саму съедят.
– А если я уеду от реки? Подальше?
– Зачем проверять? Думаю, бесполезно. Вода везде есть. А где есть вода, там они до тебя доберутся. Кто один раз их покормил, тот им принадлежит.
Наталья вскочила так резко, что задела рукой чашку, и чай пролился.
– Почему вы мне не сказали? Тогда, в тот день? Я бы ни за что…
– Угомонись. В тюрьме тебе лучше было бы? Посмотри на себя, впервые жить начала. Так и живи дальше, не беспокойся ни о чем. Мало на свете забулдыг, уродов разных? Таких, о ком никто не заплачет, без кого всем только лучше, воздух чище, как без Борьки? Задача простая: оставлять их на берегу возле дебаркадера. Приводить и оставлять. Не обязательно мертвыми. Они сами все сделают, ты ни при чем.
Екатерина умолкла.
Наталья почувствовала, что успокаивается. Принимает предлагаемые обстоятельства как данность. Раньше данностью был муж, который издевался, заедал, дышать не давал, от внуков и дочери отталкивал. А теперь – речные духи, русалки, кто они там. Эти хотя бы доброе дело для Натальи сделали, да и не будут изводить ее каждодневно, ежечасно, как Борис. С ними, если подумать, даже лучше. Легче уж точно.
– А почему возле дебаркадера? – спросила она.
– Не знаю. Но началось, сказала предшественница моя, после того, как на дебаркадере пожар случился (надстройка-то деревянная была), и он оказался тут. Дебаркадер по нашей реке много лет ходил. Его после войны построили, шикарный был, настоящий дворец на воде. Концерты, оркестры, ресторан… Отдыхали люди, культурно развлекались. А потом – пожар. Народу погибло много, больше двадцати человек. Дети и взрослые. Сходи в библиотеку, полистай старые подшивки местных газет. Восстанавливать дебаркадер не стали, отбуксировали в затон, бросили. Ты, может, не помнишь, маленькая была, а люди говорили, место дурное стало, не к добру притащили мертвую рухлядь, где столько народу померло. Но слухи – это не наше с тобой дело. Про наше дело я тебе рассказала. Откуда они взялись, кто они, каковы из себя – пустые разговоры.
Екатерина поднялась со стула и пошла к двери.
– Сроки не проворонь, – сказала напоследок и ушла к себе.
Наталья вспомнила, мать рассказывала ей про Екатерину: муж ее загулял с городской девицей, хотел бросить жену, а потом девица та уехала навсегда. И муж с Екатериной остался. От рака умер лет пятнадцать назад. Теперь, вспомнив слова соседки, поняла Наталья, куда разлучница делась. Осудить Екатерину не посмела – кто она, чтобы других судить?
…На вторую ночь Наталья снова слышала пение, плывущее над рекой. И на третью тоже. А потом все стихло. На четвертую ночь они не пели, потому что были сыты. Наталья сделала, что должна была, и намеревалась делать впредь.