это.
– Что там такое было? – спросил Петр Иванович.
– Вещи, – пробормотал Семен. – Углубление в земле, яма. Не очень глубокая, но в ширину и длину довольно большая, а в ней – куча одежды. Мужской, женской, детской.
– Что, просто вот так и лежала? – не удержался Костя.
– Так и лежала, – раздраженно огрызнулся Семен. – Не новенькое, с бирками, а старая одежда, поношенная. Брюки, юбки, кофты, сарафаны. Нижнее белье – колготки, трусы, лифчики женские. Будто пришли человек двадцать, не меньше, скорее, больше, разделись, а шмотки свои в яму покидали. Были поновее вещи, были застиранные, выцветшие. Ветки нависают, защищают, но все-таки и на снегу, и под дождем всё лежало, мокло. Я покопался, внизу вещи слежавшиеся, в пятнах плесени, гнилые даже, но крови не было. От крови должны бурые пятна быть, я в фильмах видел… Не знал, что и думать. Мало ли, может, свалка просто. Но жутко было: среди леса поляна с чьими-то вещами. Кто их сюда принес, зачем, а главное, где люди, которые были одеты в эти вещи? Во мне росла уверенность, что за всем этим стоит трагедия, что-то нехорошее. Захотелось убраться куда подальше. Да и поздно уже. В ельнике всегда было немного сумрачно, но теперь стало почти темно. Я посмотрел на часы. Время до заката, к счастью, оставалось, а темень потому, что небо тучами заволокло – перед дождем. Думаю, этого еще не хватало! Надо велосипед найти и уезжать, пока ливень не начался. Показалось с чего-то, что не найду, но напрасно боялся, вскоре вышел к тому месту, где его оставил. Сел, рюкзак на плечах, корзину с грибами в багажник пристроил и покатил. Но не тут-то было. Стало еще темнее, ветер сильный поднялся, дождь зарядил. Дорогу не видать, да и не дорога это, а тропа узенькая…
– На кочку налетели? – понимающе спросил Петр Иванович.
– То ли кочка, то ли камень. Свалился я с велика, в канаву полетел, раму погнуть умудрился, а вдобавок, в довершение еще и шина лопнула. Корзина опрокинулась, грибы рассыпались, я на земле лежу и думаю, хорошо еще, что цел остался, шею не сломал или руку-ногу. Мне уже не до грибов, чего, думаю, полез в эти края? Занесла нелегкая. А дождь льет все сильнее, время к семи вечера. Я не знал, что делать, непруха! Встал, огляделся; смотрю – вдалеке, за деревьями пространство какое-то. Раньше, когда к ельнику ехал, не заметил, а сейчас показалось, что там строения. Я, дурак, обрадовался, думаю, может, каким-то чудом крюк дал и к станции выбрался? К поселку Калачево. Поспешил туда. Думаю, помощи попрошу. Только это было не Калачево. Деревенька малая, домов пятнадцать, наверное, а кругом – лес. Название еще такое смешное прочел на деревянной табличке, на дороге перед первым домом – Галькино. Я подумал, что за Галька? Или речная галька имеется в виду?
Костя нахмурился:
– Нет в окрестностях деревни Галькино, я бы запомнил!
– Тихо, не мороси, – шикнул на него Петр Иванович, который вообще-то никогда подчиненному не грубил, относился по-отечески.
Что-то было в лице Петра Ивановича, отчего Костя примолк.
А Семен ничего этого не заметил, продолжал свой рассказ.
– Я поначалу обрадовался. Да, не Калачево, до электрички далеко, но ведь можно попросить подбросить меня или велосипед кто-то починить возьмется, доберусь до станции. Это в первый момент было. А потом я пригляделся – деревня-то нежилая. Вечереет, а света в окнах нет. Дворы, дорога – все травой поросло. Да и тишина! Обычно же голоса услышишь, звук мотора или собаки гавкают, хоть что-то. Снова, второй раз за день, прямо пот холодный прошиб – страшно стало. Хотел повернуться и прочь бежать, но передумал. Жалею теперь. А тогда говорю себе: темнеет быстро, дождь усиливается, без велосипеда, пешком сколько буду топать? Электричка последняя не помню, во сколько… Не лучше ли заночевать?
Семен неожиданно зло посмотрел на полицейских.
– Не лучше, не лучше, ясное дело! Надо было бежать со всех ног, но откуда я тогда знал? Понятия не имел, что это за место!
Он допил остатки воды из кружки и с такой силой поставил ее на стол, что она едва не разбилась.
– Пошел, короче, по улице. По пояс в траве иду, по сторонам смотрю, выбираю дом для ночевки. Покрепче чтобы, крыша без дыр. Странное дело, но стекла нигде не побиты. Мальчишки, хулиганы, бездомные – есть же такие, кто не в состоянии пройти мимо целых окон, непременно кирпич бросить надо. А здесь стекла целые. И вид у домов… Стоят, как законсервированные! Окна не только не битые, но и не заколоченные. Когда люди уезжают, они же окна заколачивают? – Не дождавшись ответа, Семен рассказывал дальше: – Возле некоторых домов ржавые машины: в землю уже вросли, ведра старые. Как же, думаю, хозяева уехали, а машины побросали? Вроде с колесами, с целыми стеклами опять-таки. Крыши у многих домов провалились, заборы кривые-косые, на земле валяются. Но в окнах занавесочки виднеются, возле калиток, во дворах – лейки для полива, инструмент садовый. Вид у деревни такой, будто жители вышли ненадолго, а возвращаться не стали. Место это оторопь наводило, сразу на ум поляна с одеждой пришла. И тут, и там жутью веяло, не скажешь иначе. Мне бы уйти, а я… – Семен махнул рукой. – Прошелся по улице туда и обратно, благо она короткая совсем. Нашел дом, самый крепкий на вид. Он на краю деревни стоял, с той стороны, с какой я пришел. Двускатная крыша, бревна черные от времени. Дверь перекосило от сырости, но я смог ее и открыть, и закрыть за собой. Внутри сыро было, пахло противно – затхлостью, плесенью. Сени темные, пол кое-где сгнил, провалился. Дальше – две комнаты, кухня. Я устроился в большой комнате, там стол был и диван, на котором можно поспать. Электричества, конечно, нет. У меня с собой был карманный фонарь, я осмотрелся в доме, хотя смотреть особо и не на что: мебель ветхая, полуразвалившаяся, кругом паутина, грязь, журналы и книги, изгрызенные мышами, обои от стен отваливаются. Холодина еще. Свечку в ящике в шкафу нашел. Спички у меня имелись, но почти все намокли, я отыскал несколько сухих, свечу зажег еле-еле. Погаснет – всё, нечем зажечь. У меня с собой бутерброды были, чай в термосе. Поел, успокоился немного. Обстановка, конечно, как в склепе. А за окном дождь льет, совсем темно. Только бы, думаю, свечка не погасла. В телефоне есть фонарик, но заряд тратить не хочется, а в карманном фонаре тоже батарейка сесть может. Я решил, что лучше всего лечь спать, чтобы время быстрее прошло. А утром встать пораньше и сразу уйти. Сон у меня хороший, к стене прислони – засну. Я мысли от себя плохие гнал, старался вообще ни о чем не думать, прилег на диван, заснул. Проснулся в полной темноте, свечка погасла. Открыл глаза – ничего не вижу, как слепой, но… слышу. Звуки снаружи доносятся. Дождь шуршит, а кроме шума дождя – еще что-то. Лежу, похолодел весь, двинуться боюсь. Шаги! Ходит кто-то, под ногами ветки трещат, и будто натыкается этот ходок на что-то. Представьте, что я почувствовал! Покинутая деревня, полная темень, и кто-то бродит под окнами! На часах – десять минут первого. Глухая ночь. Я встал тихонечко, к окну подошел. Не видно ни пса. Луны нет, небо в тучах. Умнее было не выдавать своего присутствия, но я не мог оставаться в неведении, мне надо было знать, кто там, вдруг тоже путник, как я, заблудился, ищет ночлег! Глупо звучит, но в тот момент мне хотелось в это верить, вот я и включил фонарик, направил в окно.
Семен закрыл лицо руками, раскачиваясь на стуле.
Петр Иванович и Костя ждали.
– Первым я увидел мужчину. Средних лет, полный, живот большой. Лицо отечное, рыхлое. Отвратительный тип и… голый. Совершенно голый, понимаете? В следующий момент гляжу – рядом с ним женщина. Тоже обнаженная, и это было не эротично, а ужасно, не описать, насколько! Кожа у обоих белая, мучнистая, студенистая на вид, в сине-багровых пятнах. Эти люди были мертвы, я сразу понял. Мутные, безжизненные глаза, рты полуоткрытые, клочки волос на черепах – как не понять? Мертвые, они стояли на ногах, а не лежали в могилах, они двигались! Неестественно, тяжело, рывками передвигались, ноги у них заплетались, но они не падали, а шли по двору. И не куда-нибудь, а прямо ко мне, к дому, где я прятался! Я стал водить лучом по двору и увидел: кроме этих двоих, там есть еще люди. Мертвецы! Теперь я знал, чья одежда на лесной поляне, в ельнике. Пока стоял, пытаясь это переварить, уместить в голове то, что видел, мертвецы окружали дом. До меня дошло, что они не просто поздороваться хотят, и мне несдобровать, если доберутся сюда. Я заметался: что делать? Раздался удар в дверь. Я выбежал в сени, лихорадочно соображая, чем ее укрепить. Рядом стоял небольшой комод или что-то вроде того, больше ничего подходящего. Я придвинул его, но особо не рассчитывал, что это поможет. Косяк рассохся, дверь перекосило, ее так просто не открыть, я сам еле отворил. Мертвецы явно не отличаются сообразительностью, они будут долбиться в нее с тупой сосредоточенностью, но их много, рано или поздно они массой своей снесут дверь и ввалятся сюда. Оружия у меня не было, даже топора или пилы я не нашел, но зато топорик для разделки мяса отыскался. Ржавый, небольшой, но хоть что-то. И очень вовремя, потому что, пока я бегал по дому, кто-то из этих тварей подошел к окну. Я услышал стук. Монотонный – тум-тум-тум. Лбом в окно. Стекло же разобьется! Не успела эта мысль оформиться, как раздался звон. Я посветил фонарем и увидел, что мертвая женщина просунула руку в образовавшуюся дыру и слепо зашарила в воздухе. Подскочил, рубанул топориком. Отсек два пальца, они упали на пол – коричневые куски гниющей плоти, меня едва не вырвало от тошнотворного запаха. Хуже всего было, что отрубленные пальцы шевелились, сгибались и разгибались на полу, как мерзкие черви. Покойница лезла в окно. То, что я отрубил пальцы, ее не тревожило. Я понял, что окно мне уже не отстоять, твари скоро влезут в комнату. Кажется, кричал, в голове мутилось. Я вспомнил, что видел в кухне дверь в подпол, побежал, откинул деревянную крышку. Снизу ударила вонь, я отшатнулся, закашлялся, посветил фонариком. Был готов к тому, что и там тоже мертвецы, но никого не увидел. Только воду: подпол был залит черной гнилой водой, я не рискнул сунуться внутрь, мало ли что за мерзость там обитает. Захлопнув крышку, бросился обратно в комнату. Мертвячка уже влезла в окно, я видел ее синюшное лицо так же близко, как сейчас вижу вас! Вслед за ней в комнату пытались влезть и другие мертвецы, а удары в дверь были все сильнее, и дверь трещала, стонала под напором. Я боялся представить, сколько их снаружи, но, если судить по количеству брошенной в лесу одежды, хватит, чтобы разорвать меня… Или что они хотели сотворить. Выход был один – чердак, и я бросился к приставной лестнице. Она была в сенях, я полез вверх. Лестница была ветхая, чуть не рассыпалась под ногами, но все же выдержала мой вес. Забравшись, я втащил ее наверх. На какое-то время я был в безопасности, но понял, что оставил топорик внизу! Болван! Теперь даже этого жалкого оружия нет. Чердак был завален разной ветошью, я толком и не рассмотрел ничего. Оставался шанс найти что-то, чем можно отбиваться, но я понимал: если твари каким-то образом заберутся сюда, мне против них не выстоять. Я осторожно подошел к чердачному окошку, боясь, как бы пол подо мной не проломился. Посветил фонарем и увидел, что с улицы во двор плетутся все новые существа, окружают дом. Мертвецы находились в разной степени разложения, умерли в разное время. Вид голых тел, раздутых или скелетообразных, с остатками плоти, свисающими с костей, вызывал у меня паралич, бессилие. То казалось, что я сплю, мне все снится, то чувствовал, что скоро тронусь умом. Я услышал, что мертвецы прорвались в дом, они бродили прямо у меня под ногами, в паре метров, слепо натыкались на мебель, искали меня. «Бежать!» – решил я. Пока твари копошатся внизу, ищут, я смогу выбраться в окно и удрать. «Они медленные, я сумею», – уговаривал себя. Легко открыл окошко и посмотрел вниз, а там, на мое счастье, торчал проржавевший «каблук». Думаю, спрыгну на него, а дальше – на землю. Мертвецы атаковали дом с другой стороны, под чердачным окошком пока никого не было. Не давая себе времен