— Ну уж если быть до конца справедливым, — произнес он, усмехнувшись, — то не смеринтхус, как ты произносишь, а смеринтюс. В латыни дифтонг «т» и «х» звучат как мягкое «т». И не океллатус, а оцелатус. Перед гласными «е» и «и» это произносится, как «ц». Правда, — добавил Иван Кузьмич, — римляне во всех случаях произносили этот звук как «ка». — Он попросил прочитать меня латинскую подпись под крапивницей.
— Ванесса уртикае… — пробормотал я с запинкой.
— Уртикэ, а не уртикае! — воскликнул Иван Кузьмич, — созвучие «ае» читается слитно: «э».
Потом Иван Кузьмич взял книжку про Шерлока Холмса, которая лежала на подоконнике.
— Это кто же читает?
— Я.
— Нравится?
— Интересно. Про собаку особенно, про баскервильскую…
— Н-да, н-да… — произнес старик, листая книжку. — Давно и я читал про Шерлока Холмса. Еще мальчишкой… А вот чудесный рассказ! — воскликнул вдруг Иван Кузьмич. — «Пляшущие человечки». Помню, отлично помню!..
— Это как Шерлок Холмс буквы разгадывал, — подсказал я. — Один бандит посылал письма, а вместо букв — человечки. Шифр такой.
— Да, да, — задумчиво кивнул Иван Кузьмич. Он закрыл книжку и положил ее на подоконник.
Вошла тетя Даша, неся кастрюлю со щами.
— Книги, разные дела — все в сторону, — скомандовала она. — Все за стол, будем обедать.
Дождь шел, не прекращаясь, весь следующий день и всю ночь. Проснувшись на другое утро, я опять увидел, как по стеклам стекают все те же противные струйки. И сразу же на сердце у меня сделалось тоскливо и грустно. Даже подниматься не хотелось.
Женька еще спал, и мне не хотелось его будить. Лежа с закрытыми глазами я слышал, как стучит на кухне сковородками тетя Даша, и позавидовал тому, что она всегда находит для себя какое-нибудь дело. Потом послышался скрип лестницы — это спускался сверху Иван Кузьмич.
— Молоко сегодня замечательно вкусное, — заметил он. — Кстати, Дарья Григорьевна, нет ли у вас туши?
— Где-то стоял пузырек. Да вон он, на окне стоит.
В этот момент меня окликнул Женька:
— Эй, Серега, ты спишь?
Я повернул голову.
— А здорово тебя вчера Иван Кузьмич обрезал, — засмеялся Женька. — «Океллатус»… Так и надо, не хвастай…
— С чего ты взял? Я и не хвастал вовсе.
Женька зашлепал босыми пятками и взобрался с ногами на мою постель. Он принялся щекотать меня, а я до смерти боюсь щекотки. Через какую-нибудь минуту все мои простыни, одеяло и подушка были на полу, и мы барахтались в них, хохоча и дрыгая ногами.
Завтракали мы все вместе. Даже Иван Кузьмич спустился со своей мансарды к столу. Пока мы ели испеченные тетей Дашей оладьи, запивая их сладким чаем, он почему-то все время поглядывал на нас как-то странно и таинственно, а когда с завтраком было покончено, произнес:
— Вот что, Женя и Сережа, я попрошу вас подняться ко мне. Вы оба мне очень нужны.
Голос его прозвучал так серьезно, что сердце у меня екнуло. Я почему-то вспомнил, что нашего жильца в городе зовут колдуном.
Медленно поднялись мы вслед за Иваном Кузьмичом по скрипучей лестнице и очутились в кабинете, где на письменном столе все так же лежала раскрытая старинная книга.
— Прошу вас сесть, — торжественно сказал ученый, указав на стулья у стены.
Мы послушно сели, глядя на него во все глаза.
— Ответьте мне: вы умеете ли хранить тайны? — спросил Иван Кузьмич, садясь в кресло.
— Умеем, — уверенно отозвался Женька.
Иван Кузьмич повернулся в своем кресле к столу, приподнял книгу и вытащил из-под ее переплета листок бумаги.
— Видите ли, — сказал он, — я изучаю старинные книги и рукописи. И в одной такой древней книге между страницами я обнаружил вот это. — И он протянул нам загадочный листок.
Меня сразу же поразил вид этой бумаги. В нескольких местах она была протерта до дыр. Ее края казались обожженными. Вся она была испещрена какими-то непонятными значками, потускневшими, наверно, от времени.
— Ключ к шифру потерян, — доносился до меня как бы издалека голос Ивана Кузьмича. — Я уже давно бьюсь над тем, чтобы разгадать этот манускрипт. Но покуда мне это не удалось. Из исторических документов известно, что здесь лет эдак триста назад стоял монастырь, где доживал свои дни, замаливая прогрешения, бывший атаман разбойничьей шайки. Звали его Пафнутием. До нас дошли разрозненные странички его жизнеописания — нечто вроде автобиографии кающегося злодея. Я изучал эти листки и пришел к выводу, что, хотя этот манускрипт и написан шифром, почерк и чернила в обоих вариантах одинаковы. Очевидно, монах — бывший разбойник, решил обозначить место, где лежат награбленные им сокровища, чтобы кладом воспользовались высшие церковные сановники. Возможно, он даже переслал им ключ к шифру. Но так или иначе эта вот бумага, по моему мнению, до них не дошла. Тайна, таким образом, осталась неразгаданной. И вам предстоит ее разгадать.
Иван Кузьмич встал.
— Передаю вам этот ценнейший документ. Думаю, что при достаточной усидчивости, при сосредоточенном внимании вы сможете разгадать тайну. Желаю вам успехов…
Кубарем скатились мы вниз по лестнице, влетели в нашу комнатку и, задыхаясь от волнения и быстрого бега, разложили шифрованный листок на столике. Вот этот листок, я перерисовал его в точности.
Чем больше всматривался в эти непонятные значки, тем все сильнее охватывало меня уныние. Разве можно разузнать, что здесь написано? Без ключа, без хотя бы малюсенькой зацепки!..
— Не расшифруем, пожалуй, — проговорил я.
— Много ты понимаешь! — сердито отозвался Женька. — Нет такого шифра, который нельзя было бы прочесть.
— Без ключа?
— И без ключа можно. Была бы голова на плечах. Ну, конечно, время… Может, на расшифровку целый месяц уйдет…
Было бы долго рассказывать, как мы колдовали над этой удивительной бумагой весь первый день. У нас, должно быть, мозги распухли от размышлений. Мы часто спорили шепотом, потому что опасались потревожить Ивана Кузьмича. Вдруг он придет и отберет у нас шифрованный листок. Мы в этот день не возились и не швырялись подушками. Тетя Даша едва ли не силой заставила нас сесть обедать. Но как ни старались мы, в этот первый день работа у нас не продвинулась ни на шаг.
После обеда мы снова взялись за дело. Так прошел день. Часам к одиннадцати вечера глаза у нас слипались, а в голове у меня шумело и гудело. Мы легли спать приунывшие, и от утомления я сразу же заснул.
Ночью приснились мне пляшущие человечки. Они были такие же, как в книге о Шерлоке Холмсе. Они лезли на стены, облепляли меня; я отдирал их от своих плеч, от шеи, от рук и ног, а они все лезли и лезли…
Я проснулся в ужасе и увидел, что уже светло. И тотчас же ясная, как летнее солнце, мысль осенила меня. Шерлок Холмс! Надо посмотреть в книге, как ему удалось расшифровать тайну пляшущих человечков!..
Босиком, не надевая тапочек, побежал я к окну, где на подоконнике лежала книга. Мне пришлось очень внимательно перечитать весь рассказ. Первое, что нашел Холмс, — это окончание слова: человечек с флажком в руке. Но как же нам в нашей бумаге отыскать окончания слов? Великому сыщику было легче — все человечки без флажков, а один — с флажком. Да еще и поставлен в конце записки. Ясное дело — это означает конец слова. Взглянул на бумагу, и сердце у меня застучало, точно град по крыше. Последним в листке стоял значок, похожий на латинскую букву «V» с хвостиком…
— Женька! — заорал я как сумасшедший. — Женька, проснись! Есть конец слова!..
Удивительная разгадка
Женька вскочил, будто его ударили мокрым полотенцем.
— Какой конец?..
— Кричи «ура»! — вопил я, прыгая босиком и размахивая книгой о Шерлоке Холмсе. — Я теперь знаю конец слова!.. Вот, гляди!..
Это была первая наша удачная догадка. И, начиная с нее, постепенно стал проясняться текст загадочного документа.
Их было семьдесят четыре… Семьдесят четыре значка, похожих на букву «V» с хвостиком. У шестидесяти семи из них хвостик был перечеркнут один раз. У семи два раза. Все знаки между этими «V» с хвостиком мы выписали в столбик. Получились неровные строчки, очень напоминавшие слова.
— Ну, Серега, — произнес Женька, беря карандаш, — вспомним грамматику. Предлоги из одной буквы.
— Для чего тебе предлоги?
— Попадаются слова из одного значка. Это или предлоги, или союзы. Вот гляди: первый значок, с него начинается текст. С союза он вряд ли начался бы. Я думаю, что это какой-нибудь предлог.
— Ясно, — обрадованно воскликнул я, — «с», «к» или «в»!
Мы отыскали все слова, в которых встречался значок, стоящий в тексте первым, и попытались вместо него проставить буквы «с», «в» или «к». Но очень скоро поняли, что таким способом ничего путного не добьемся.
— Слушай, Серега, — сказал Женька, порядком утомившись. — Давай попробуем по-другому.
— Как по-другому?
— Какие буквы встречаются в русском языке в словах чаще всего?
— «Е», — не задумываясь, ответил я.
— Почему это «е»?
— Очень просто, У тебя в имени два «е», и у меня два. Евге-ний… Сер-гей…
— Значит, если бы тебя звали, к примеру, Акакий Акакиевич, то чаще всего встречались бы «к» и «и»? — насмешливо спросил Женька. — А если бы Дормидонт, то «о»?.. Ну-ка, давай-ка сюда книгу.
— Какую?
— Твоего Шерлока. Сосчитаем, каких букв на странице больше.
Он взял «Записки о Шерлоке Холмсе» и раскрыл их на первой попавшейся странице.
До обеда мы считали буквы. Больше всего оказалось «а» — целых сто тридцать пять букв. Затем шла буква «о» — сто четырнадцать. «Н» оказалось девяносто шесть. «П» и «с» — поровну, по девяносто три…
— Так, — промолвил Женька, покусывая кончик карандаша. — Теперь посчитаем, каких значков в нашей бумаге больше. А потом проставим вместо них а», «о» или «н».
Мы так и сделали. И вот что у нас получилось:
Решив, что по количеству на букву «а» приходится число 29, на букву «о» — 25, а на букву «н» — 23, мы принялись подставлять вместо значков буквы. И снова неудача!