Я регистрирую чудовищный объемно-воздушный взрыв на востоке. Сияние видимо в течение 5,3 секунды, а земля будет трястись еще много минут, пока ударные волны будут отражаться от планетарной мантии.
Если бы мое начальство решило иначе, я мог бы быть на месте Саратоги, на самом острие атаки.
Впереди показались арьергардные подразделения пехоты. В своих бронескафандрах они напоминают навозных жуков, отползающих в тыл под дождем шрапнели. Я вхожу в зону действия их низкоэнергетичной коммуникационной сети.
— Держитесь, ребята, — приказывает действующий Командир. — Большой Брат пришел на помощь!
Я не Большой Брат. Мое имя Малдун, я Боло Марк XXX из Третьего батальона Бригады Динохром. Родословная нашего подразделения восходит ко Второму полку Драгунов Уэссекса. В 1944-м мы прорвали последнюю линию немецкой обороны на пути к Фале, хотя для этого нам приходилось разменивать наши картонные Кромвелли на Тигры в соотношении шесть к одному.
Мирным гражданам не положено знать, чего стоит победа. Они должны знать только то, что задание было выполнено. Боевые награды, украшающие мою башню, говорят о том, что я всегда выполнял свои задания.
И это задание не должно было быть трудным, даже для роты пехоты, которой оно было изначально дано. Из-за своего расположения вражеская исследовательская станция стала аванпостом на фланге нашего фронта, как только мы начали расширять посадочную зону. В битве на прорыв пехота даже в скафандрах не может сделать ничего, кроме как погибнуть. И роту послали на относительно безопасное задание разделаться с аванпостом.
А вместо этого...
Продолжая движение, я просматриваю материалы по текущему заданию, которые были загружены мне штабом микросекунды назад.. Эту информацию штаб получил от этой самой пехотной роты. Мой разум превращает поток цифровой информации в развернутую панораму, почти как коллоидный мозг моих командиров обрабатывает сенсорную информацию, передаваемую по нервным окончаниям.
Транспортеры доставили пехотинцев на пять километров от цели. Там они высадились, чтобы получить бόльшую тактическую гибкость и не отдавать противнику одну цель значительной ценности.
Я наблюдаю.
В тяжелых скафандрах движения солдат выглядят скованными и неловкими. Мои гусеницы, вращающиеся с шелковистой мягкостью, мурлычут от смеха.
С появлением в двадцать первом веке направленного энергетического оружия концепция вертикального охвата, то есть окружения противника путем высадки десанта у него в тылу, прекратила свое существование. Применение такого оружия означало, что любую цель, которую можно засечь — пусть она даже летит по трансатмосферной траектории, — можно поразить со скоростью света.
Летательный аппарат невозможно защитить от достаточно мощного лучевого оружия. Альтернативой же является массированное наземное наступление, которое всегда вызывает недовольство мирного населения из-за высокой стоимости и жестокости и к которому прибегают лишь в тех случаях, когда более тонкая стратегия не срабатывает.
Наши войска высадились в пустынном незащищенном уголке планеты. Жаркое сражение на востоке разгорелось лишь после того, как наши передовые отряды столкнулись с поспешившим навстречу противником.
Меня нет на привычном месте в первых рядах наступления, но врагу не удастся остановить атаку моих товарищей.
Я наблюдаю.
Авангард пехоты уже вошел в зону видимости цели. С информацией что-то не в порядке, так как вражеская исследовательская станция на передаваемых изображениях предстает в виде сферической аберрации — полного отсутствия данных.
Со стороны аномалии видны слабые вспышки света. Просто свет, спектр и мощность излучения которого приблизительно соответствует местному солнечному освещению на уровне земли.
Пехотинцы приходят к выводу, что их атакуют. Они отвечают огнем лазеров и кинетического оружия, одновременно прячась в укрытия в ожидании подхода более тяжелой артиллерии. Спустя 0,03 секунды после первого выстрела враг начинает продольный обстрел позиций пехоты из стрелкового оружия.
Пока наш батальон везли к цели нового задания, в наши базы данных были загружены файлы брифинга. Эти файлы, квинтэссенция истины и мудрости наших командиров-людей, утверждают, что технический уровень противника намного ниже нашего. Нет никаких свидетельств, что у врага есть хотя бы работающая модель звездного привода, хотя нет никаких сомнений, что в недалеком прошлом они колонизировали десятки звездных систем, на планетах которых живут до сих пор.
Надо признать, что лучевое оружие неприятеля весьма эффективно. Мощность переносных устройств чужаков эквивалентна мощности наших больших орудий, устанавливаемых обычно на бронетехнике. Нашим ученым до сих пор не удалось выяснить, какими источниками энергии оснащены лучевые установки врага.
Больше в файлах ничего полезного нет. Я изучал схемы захваченных лазеров противника. На этих схемах вообще нет никаких источников энергии. Это весьма интересно, но не может поставить под сомнение нашу победу.
Сперва вражеский аванпост, который я должен уничтожить, не использовал оружия мощнее стрелкового, которое было и у нашей пехоты.
Я наблюдаю.
Пехота хорошо обучена. Отделения по три человека, словно танцуя, стреляют и продвигаются вперед, постоянно держа аванпост под обстрелом. На таком расстоянии их лазеры и винтовки вряд ли могут причинить серьезный ущерб. Цель этого обстрела — подорвать дух противника и не дать ему спокойно целиться, пока не подтянется более эффективное вооружение. Взвод огневой поддержки уже разворачивает переносные ракетные установки и ротную легкую ионную пушку.
Один из пехотинцев делает залп, разряжая свою 4-зарядную ракетную установку. Маленькие самонаводящиеся ракеты с лазерным наведением запрограммированы выбирать собственную полетную траекторию.
Три ракеты описывают над безрадостным ландшафтном неконтролируемые дуги и взрываются, израсходовав все топливо. Они просто не смогли навестись на отраженный лазерный луч, который должен был сообщить им точное расстояние до цели. Аномалия настолько полно поглотила пучки когерентного света, что до рецепторов ракет не долетело ни одного отраженного фотона. Лишь первый заряд из очереди, летевший строго по прямей, достигает цели.
Ракета исчезает. Нет никакого взрыва. 0,03 секунды спустя расчетного времени взрыва — нет никаких свидетельств, что ракета действительно поразит цель, — вражеский аванпост выпускает дюжину собственных ракет. Одна из них уничтожает ионную пушку, так и не успевшую открыть огонь.
Клубы пыли поднимаются над полем боя. Пехотинцы зарываются в землю с помощью мощных переносных буров. Вражеский авапопост продолжает поливать наши войска огнем ракет из стрелкового оружия, никак не реагируя на ответную стрельбу наших солдат.
За семь часов до десантирования на планету в ангар, где, погрузившись в собственные мысли и воспоминания, стояли Боло, вошел человек. На нем были форменные офицерские брюки, но он снял китель со знаками отличия.
Лицо и имя человека нашлись в моих базах данных. Это был майор Питер Боуэн, член совместной научной группы наших сил вторжения. Анализ выдыхаемого Боуэном воздуха показал содержание алкоголя в крови 0,1763 части на сто. Он двигался с пьяной осторожностью.
— Добрый вечер, Третий батальон, — скаэал Боуэн и попытался поклониться. Он едва не упал, но успел ухватиться за ближайшую переборку. Я понял, что трюм не освещен в видимом для человека спектре. Боуэну нечего было здесь делать, но он был человеком и офицером. Я включил желтые навигационные огни левого борта.
Боуэн зашагал ко мне.
— Привет, Боло, — скаэал он. — У тебя имя есть?
Я не ответил. Мое имя его не касается; и в любом случае вряд ли он обращался именно ко мне. Люди часто говорят бессмыслицу. Возможно, именно поэтому они правят, а мы служим.
— Меня это не касается, так, приятель? — проговорил Боуэн. — В последнее время это происходит все чаще. — Он явно не был дураком, и похоже, я переоценил его степень опьянения.
Он ухватился за мою гусеницу. Я было решил, что он просто пытается не потерять равновесие, но пальцы ученого неожиданно пробежали по плетеному кристаллическому траку.
— Полковник Макдугал говорит, что не мне инструктировать офицеров батальона, потому как этим должны заниматься эксперты. Полковник Макдугал кадровый офицер, ему лучше знать, так?
Ситуация шокировала меня.
— Майор Боуэн, полковник Макдугал ваш командир, — сказал я.
— О, готов поклясться, что Макдугал мой командир, — ответил Боуэн, но его тон вовсе не говорил о согласии с этим утверждением. — Он первым может это подтвердить, наш полковник. Я просто гражданский с офицерским званием. Вот только раз уж я здесь, то решил выполнить свай долг.
— Ваш долг — выполнять приказы вышестоящего офицера, — ответил я.
— Твой тоже, — хихикнул Боуэн.
Его ладони гладили мою носовую броню. Мои награды приделаны к башне, но кремнесталь передней брони несет шрамы, способные о многом рассказать тому, кто может их прочесть.
— Как твое имя, друг? — спросил Боуэн.
Мое имя — это мой пароль, который Боуэну знать не положено. Я не отвечаю.
Он критически оглядел меня.
— Ты Малдун, — заявил он. — Твой Командир Граммерси.
Я шокирован. Это Боуэн мог узнать лишь от самого капитана Граммерси. Но почему Граммерси разболтал то, что обязан скрывать? В мои обязанности не входит понимание коллоидных мозгов, но временами мне кажется, что если бы я их понимал, то мог был лучше выполнять поручаемые мне задания.
— Ты хотя бы помнишь поэму? — добавил Боуэн. Лишь несколько микросекунд спустя до меня доходит, что его бессмысленная фраза на самом деле была вопросом.