Очевидно, именно этим и собиралась заняться Юдифь. Усаживаясь в авто доктора Мёделя, она выглядела совершенно преображенной и обновленной. Даже если сделать скидку на ее привычку раздувать любые свои переживания втрое, надо было признать, что она чуточку повеселела.
На прощание Флора пообещала проследить, чтобы в клинику отправили три грязные красные шали и мешочек ржавых шпилек (весь гардероб Юдифи), а также деньги на ближайшие шесть месяцев. Она ничуть не сомневалась, что доктор Мёдель распорядится ими разумно.
Итак, одной заботой стало меньше, и Флора, провожая глазами докторский автомобиль, чувствовала самую искреннюю радость.
С такой же радостью и еще каким-то чувством, подозрительно напоминающим нежность, она, возвращаясь со станции, увидела впереди очертания фермы «Кручина».
Был чудесный теплый вечер. Лучи солнца, как часто бывает летом в предзакатное время, тяжелыми золотыми стержнями пробивались через зеленые туннели листвы. Ни облачка не было в темнеющем небе, и тени, наползавшие из леса, придавали всей округе какую-то особенную мягкость.
Сама ферма уже не походила на зверя, изготовившегося к прыжку. Впрочем, у Флоры, не имевшей обыкновения видеть сходство там, где его нет, такого сравнения не возникало и раньше. Просто ферма выглядела грязной, унылой и жалкой, и, когда мистер Клоп заметил, что она точь-в-точь изготовившийся к прыжку зверь, у Флоры не хватило духу возразить.
Теперь дом не выглядел унылым и жалким. Чисто вымытые окна горели закатным золотом, почти на каждом висела крахмальная клетчатая занавеска. Двор вымели, и какой-то заботливый человек (а именно Ездра, носивший в сердце тайную страсть к сельскому хозяйству) прополол и окучил огород, так что теперь там стройными рядами цвели бобы.
«Я, – просто подумала Флора, глядя из тарантаса на дом, – сделала это своим маленьким топориком»[32]. И радость раскрылась в ее сердце, словно цветок.
Однако, глянув на глухо закрытое окно прямо над кухней, Флора вновь помрачнела. Комната тети Ады. Тетя Ада, душа «Кручины», загнана в угол, но не смирилась. Так может ли она, Флора, поздравлять себя с победой и думать, что работа почти завершена, если тетя Ада Мрак по-прежнему вынашивает неведомые планы у себя в башне?
– Ваш ужин на столе, милочка, – сказала миссис Муривей, распахивая ворота, чтобы Рувим мог завести Аспида во двор. – Холодное мясо и салат. Я ухожу домой. Да, и еще бланманже. Розовое.
– Чудесно! – со вздохом удовольствия проговорила Флора, выбираясь из тарантаса. – Спасибо, миссис Муривей. Мисс Юдифь сегодня не вернется, она какое-то время пробудет в Лондоне. Тут все было хорошо?
– Она бормотала что-то ужасное про отъезд мисс Юдифь. – Миссис Муривей понизила голос и покосилась на закрытое окно. – Мол, теперь она точно одна в сарае. Сказала, что Рувима не считает. Ну понятно, не считает, он ведь самый лучший из всех. Хотя, надо отдать ей должное, кушала она хорошо. На обед съела три порции мяса и две – пудинга. Каково? Впрочем, что болтать попусту? Доброй ночи, мисс Флора. Буду здесь завтра ровно в восемь.
И она ушла.
В кухне на столе уже горела лампа, озаряя свежие розы в банке из-под джема. К банке кто-то прислонил письмо от Чарлза, и на конверте лежали тяжелые, круглые тени роз. Это было так красиво, что Флора мгновение любовалась натюрмортом, прежде чем распечатать письмо.
Погода по-прежнему стояла чудесная; Флора и остальные надеялись, что она продержится до свадьбы Эльфины, назначенной на четырнадцатое июня, когда отмечают день середины лета.
Подготовка к приему была теперь главной заботой Флоры. Она не хотела, чтобы Эльфине и ее брату пришлось краснеть, поэтому отправилась к Рувиму и без обиняков попросила денег на то, чтобы украсить дом и приготовить угощение. Рувиму мысль устроить прием на ферме явно пришлась по сердцу, и он дал Флоре тридцать фунтов с наказом не скупиться, но добавил, выразительно глянув на потолок:
– А как быть со старухой?
– Предоставь это мне, – решительно ответила Флора. – Я думаю, как с нею поступить. А пока отправлюсь за покупками. И кстати, обязательно нужны эти венки из живохлебки на портретах? Я боюсь, как бы запах не подействовал плохо на Ранетту и Мириам. Они обе такие возбудимые.
– Не я велел их повесить, а бабушка. Делай что хочешь, кузина Флора. Я буду только рад, если их не станет.
Итак, с его разрешения Флора начала готовиться к приему.
Дни проходили в приятных хлопотах. Флора трижды ездила в Лондон: она заказала себе к свадьбе новое платье, и его надо было мерить. Миссис Смайли собиралась вернуться из-за границы только пятнадцатого июня, так что дом номер один по Маус-Плейс стоял запертый. Джулия уехала в Канны. Клод Харт-Харрис был у себя в Чизвике, куда каждое лето удалялся на месяц, поскольку там-то уж в это время никого знакомых не встретишь. Однако Флора ничуть не скучала без общества. Она обедала в приятном одиночестве.
Между примерками и присмотром за поистине грандиозной генеральной уборкой (первой за сто лет) Флора пристально следила, как идут дела у мистера Клопа и Ранетты. Она думала, что лучше бы им пожениться, но понимала, что интеллектуалы к этому не склонны. И все же ей менее всего хотелось бы увидеть Ранетту с внебрачным ребенком.
Однако мистер Клоп в конце концов сделал-таки предложение. Черт побери, сказал он, Д.Г. Лоуренс был прав, говоря, что между мужчиной и женщиной должно быть нерассуждающее, тягучее, тоскливое, горькое нутряное напряжение, а как его достичь, если не в долгой монотонности брака? Ранетта тут же согласилась и теперь с большим удовольствием выбирала себе кастрюльки. Так что и у них все было хорошо. Они решили пожениться как-нибудь на выходных в Лондонской ратуше, а прием устроить четырнадцатого вместе с Эльфиной.
Долгими летними вечерами Флора сидела в зеленой гостиной, где в открытое окно струился аромат боярышника, и читала «Высший здравый смысл», главу «О сугубой подготовке ума к непоименованным выше обстоятельствам, требующим купно осмотрительности и дерзновения». Она знала, что аббат Фосс-Мегре поможет ей разобраться с тетей Адой. Длинные немецкие и латинские слова были тверды и шершавы, словно египетские монолиты, и, если глубже всматриваться в смысл их слогов, гудящих, будто колокола далекого прошлого, казались застывшими в холодной неопровержимости. Страсть, съежившись, пряталась от них в свое логово, а светлый Разум вместе со своей сестрою, Любовью, склоняли голову, дабы принять венок Счастья.
Тетя Ада совершенно точно была обстоятельством, не поименованным выше. И покуда Флора читала вечер за вечером, в ней крепла уверенность, что это тот самый случай (особо рассмотренный в главе), когда надо смиренно ждать озарения. Книга может лишь подготовить ее к интуитивному прозрению, однако придет оно извне.
И оно пришло в один особенно чудный вечер. Флора на время ужина отложила «Высший здравый смысл» и наугад открыла «Мэнсфилд-парк», чтобы согреться душой.
«Наконец обед остался позади, наступил вечер, и Фанни успокоилась и повеселела…»[33].
И вдруг – словно вспышка молнии! Долгие сомнения, как быть с тетей Адой, исчезли в один миг. За несколько секунд план сложился в голове так четко и подробно, будто все уже произошло. Флора спокойно вырвала из записной книжки листок и написала следующую телеграмму:
ХАРТ-ХАРРИСУ
ЧЕНСЕРИ-ГРОУВ
ЧИЗВИК-МОЛЛ
ПОЖАЛУЙСТА ПРИШЛИ НЕМЕДЛЕННО ПОСЛЕДНИЙ НОМЕР ВОГ ЕЩЕ ПРОСПЕКТЫ ОТЕЛЯ МИРАМАР И ОЧЕНЬ ВАЖНО ФОТОГРАФИИ ФАННИ УОРД
[34]ТЧК ЦЕЛУЮ ТЧК ФЛОРА
Затем она позвала Нэнси Марка Скорби, пришедшую помогать с генеральной уборкой, вручила ей листок и велела отправить телеграмму.
Покуда Нэнси ясным летним вечером бежала в Воплинг, Флора благоговейно закрыла «Высший здравый смысл». Она больше в нем не нуждалась. Он останется закрытым, пока ей вновь не встретятся непоименованные выше обстоятельства. Спать Флора легла в твердом убеждении, что знает, как совладать с тетей Адой Мрак.
До свадьбы оставалась всего неделя, и Флора надеялась, что Клод быстро исполнит просьбу. На осуществление плана требовалось время, и закончить следовало к свадебному приему.
Клод не подвел. Бандероль доставили аэропочтой в полдень следующего дня. Воздушный почтальон аккуратно сбросил ее на поле вместе с запиской, в которой Клод спрашивал, какая муха укусила Флору на этот раз.
Флора проверила содержимое пакета и убедилась, что все заказанное на месте, тщательно причесалась, надела чистое льняное платье, спустилась в кухню и (было время ленча) попросила миссис Муривей дать ей поднос с едою для тети Ады.
– Вы надорветесь, – запротестовала миссис Муривей. – Он весит полцентнера.
Однако Флора спокойно взяла поднос и под испуганными взглядами Нэнси, Рувима, миссис Муривей, Сью, Фебы, Джейн и Летти разложила на нем номер «Вог», проспекты парижского отеля «Мирамар» и фотографии Фанни Уорд.
– Я отнесу тете Аде ленч, – объявила Флора. – Если я не спущусь к трем, то, пожалуйста, миссис Муривей, принесите нам лимонад. В половине пятого можете подать чай с черносмородинным кексом, который Феба испекла на прошлой неделе. Если меня не будет к семи, будьте добры принести ужин для двоих. В десять мы выпьем теплого молока с печеньем. А теперь я со всеми прощаюсь. Не переживайте. Все будет хорошо.
И медленно, под зачарованными взглядами Скоткраддеров и миссис Муривей, Флора начала подниматься по лестнице, твердо держа перед собой поднос. Они слышали, как ее шаги удаляются по коридору. Затем в прохладной летней тиши раздался звонкий голосок: «Тетя Ада, я принесла вам ленч. Можно войти? Это Флора».