Феба, которая шла к себе в комнату переодеваться к свадьбе, толкнула Сюзанну в бок.
– Видела, душенька? И что-то сегодня странное в воздухе. Только подумать… наша Ранетта теперь мужняя жена. Вчера вечером зашла ко мне попрощаться – они уезжали поездом в двенадцать тридцать.
– И как она, бедняжка? Плакала?
– Нет. Сказала, ей будет спокойнее, когда их запишут, и он уже не сможет сбежать. Теперь уже все позади. Сегодня они вернутся уже женатые.
Затишье снизошло на прохладную, увитую цветочными гирляндами, благоухающую ферму. Солнце величественно поднималось в зенит, тени стали короче. Скоткраддеры у себя в комнатах с трудом втискивались в парадную одежду. Ровно в половине двенадцатого Флора вышла от тети Ады и направилась к себе.
Здесь она вымылась холодной водой, десять минут причесывалась, немного поколдовала с косметическим набором и, наконец, вышла свежая, веселая, элегантная, готовая к удовольствиям предстоящего дня.
Флора спустилась прямиком в кухню – проверить, по-прежнему ли там все, как надо, – и вошла как раз вовремя, чтобы не дать мистеру Клопу, заявившемуся неожиданно рано, украсть вишенку с торта. Ранетта в слезах умоляла его этого не делать, а он только смеялся, как юный фавн (по крайней мере так ему казалось), и уже почти схватил вишенку, когда вплыла Флора.
– Мистер Клоп! – воскликнула она укоризненно.
Он подпрыгнул как ужаленный и разразился мальчишеским смехом.
– Ах, дорогая, вы уже здесь!..
– И вы, как я вижу, тоже. Еды хватит на всех, мистер Клоп. Если вы голодны, миссис Муривей даст вам хлеба с маслом. Доброе утро, миссис Клоп. – Флора любезно пожала Ранетте руку и похвалила ее оригинальный туалет (одолженный у приятельницы мистера Клопа, которая довольно много пила и держала у себя в квартирке ручного боксера).
Скоткраддеры один за другим тоже спустились в кухню и, когда часы на церкви пробили полдень, решили, что пора выдвигаться.
Флора последний раз обвела взглядом убранную цветами кухню и под руку с Рувимом выплыла наружу. Остальные последовали за ними.
Перед церковью уже собралась толпа, ибо свадьба вызвала большой интерес как в окрестных деревнях, так и в самом Воплинге. Внутри тоже все было забито: места оставались только для знати и для тех, кто пришел с фермы.
Встав с колен, Флора оглядела маленькую уютную церковь, которую заботливо украсили Ирод Муривей и Марк Скорби. Все с приятным единодушием согласились, что юности и чистоте Эльфины подходят только белые цветы. Гирлянды маргариток висели на скамьях, а в конце каждой, вдоль прохода, архангельскими трубами высились белые лилии. Повсюду стояли банки с белыми гвоздиками; ступени алтаря были убраны белой геранью.
Флора на миг подумала, что это напоминает ей распродажу постельного белья у «Маршалла и Снелгроува», но тут же прогнала эту неуместную мысль и переключила внимание на Летти, Джейн, Пру и Сюзанну, которые уже начали всхлипывать. Она тихонько раздала им чистые носовые платки, заранее приготовленные именно на этот случай.
Рувим, заметно нервничая, ждал Эльфину у дверей. Снаружи било яркое солнце, тихонько играл орган, толпа гудела, глядя на прибывающую знать. Особенно поражали шляпки дам – ничего страшнее Флора в жизни не видела.
Стрелки на больших часах медленно приближались к половине.
Флора последний раз осмотрелась вокруг и приготовилась в приличествующем молчании провести оставшиеся минуты.
Казалось, что вся церковь заполнена Скоткраддерами – Флора повсюду натыкалась на них взглядом. И все они собрались тут ее усилиями – не считая тех четверых, кому она помогла вырваться с фермы.
Все они были сейчас счастливы – и не потому, что кого-то бьют, или насилуют, или гордо молчат, или переживают приступ религиозного фанатизма, или пиявкой присосались к земле. Нет, они просто радовались человеческому празднику, как миллионы обычных людей во всем мире.
Только вспомнить, какими они были пять месяцев назад…
Флора склонила голову. Скоткраддерам было за что ее благодарить. И сегодняшний день увенчает ее труды!
Наконец-то! Орган заиграл «Грядет невеста», все головы повернулись к открытой двери, к большому автомобилю, который только что остановился перед церковью. По толпе пробежал гул любопытства.
В следующий миг он сменился приветственными криками. Что-то белое, высокое, прохладное, свежее, словно облако, отделилось от машины и поплыло по дорожке.
Грядет невеста! Эльфина, бледная, серьезная, сияющая, как и положено невесте, опиралась на руку Рувима. Приятное красное лицо Дика Кречетт-Лорнетта не выражало и тени волнения, которое тот наверняка испытывал. Миссис Кречетт-Лорнетт была в сером, а крупная Джоан Кречетт-Лорнетт – в оранжевой кисее. («Ужасный цвет, – огорченно подумала Флора, – и так ей не идет!»)
Процессия подошла к алтарю и остановилась.
Музыка умолкла. В наступившей тишине викарий начал быстро, но торжественно:
– Возлюбленные…
Уже после венчания, глядя, как шафер (Ральф Пент-Хартиган) целует молодую, Флора внезапно почувствовала, что с ее правой ладонью что-то не так, и, глянув вниз, с удивлением заметила, что порвала перчатку.
Только сейчас Флора осознала, как боялась какого-нибудь неприятного сюрприза. Однако все прошло замечательно, и теперь она была совершенно счастлива.
Летти, Джейн, Сюзанна и Пру по-прежнему рыдали в голос, и Флора довольно строго велела им уняться. Кое-кто уже спрашивал озабоченно, не болит ли у них что-нибудь и не получили ли они печальных известий.
– Конечно, – объяснял мистер Клоп Ранетте, которая плакала, потому что у нее не было венчания в церкви и такого красивого платья, только скучная регистрация в ратуше, – конечно, все это чистейшее варварство. Язычество с элементами непотребства, если копнуть чуть глубже. Например, бросание туфельки…
– Мистер Клоп, мы собираемся на ферму. Вы же идете с нами? – перебила Флора, чувствуя, что его пора остановить. Тот быстро пообещал Ранетте еще свадьбу, настоящую, если она только перестанет плакать, и, схватив ее под руку, увлек вслед за остальными.
Глава 22
Через пятнадцать минут гости уже входили в ворота фермы. Все весело болтали, смеялись, и каждый испытывал то странное приподнятое чувство, какое бывает после свадеб или похорон.
Ах, до чего мило и весело выглядела ферма! Навес сиял на солнце белыми и алыми полосами, в полутьме кухни белели гирлянды садовых цветов и розовели пионы. Кто-то повесил Воротиле на шею венок из гераней, и теперь бык горделиво расхаживал по полю, глядя на гостей через ограду большими влажными глазами.
– Как мило, как оригинально, – заметила миссис Кречетт-Лорнетт, думая про себя, что это довольно неприлично. – И коровы, как я вижу, в венках. Очень остроумная мысль.
Адам выступил вперед; заброшенные атлантические озерца его глаз туманились старческими слезами. Он встал перед Эльфиной (та ласково смотрела на него сверху вниз) и что-то протянул ей в сложенных ладонях.
– Свадебный подарок для тебя, девонька, – проговорил старик (к большому раздражению Флоры, которая боялась, что лед растает и шампанское согреется). – Для моей дикой болотной паички.
И он раскрыл ладони. На них лежало гнездо болотной паички с четырьмя розовыми яичками.
– Ой, Адам… какой ты хороший, – сказала Эльфина, ласково сжимая его локоть.
– Убери его за пазуху и родишь четверых, – посоветовал Адам и собирался дать еще какие-то указания, но Флора увлекла его на кухню, приговаривая, что Эльфина именно так и сделает, только вот сперва поест.
Она вошла первой, за ней – жених с невестой, миссис Кречетт-Лорнетт и Джоан, Ральф Пент-Хартиган, Рувим, Иеремия, Анания и Азария, Кипрей и Сельдерей, Ездра, Феба, Сюзанна, Летти, мистер Клоп с Ранеттой и Джейн. Арьергард замыкали менее значительные особы: миссис Муривей, Нэнси Марка Скорби, Ирод со своим джаз-бандом, сам Марк Скорби и Урк с Мириам, не говоря уж о миссис Каин из «Висельника» и некоторых других соседях, которых Рувим счел нужным пригласить. В их число входили также трое работников, подчиненных Марка Скорби, и старый Адам.
Вступив из жаркого летнего воздуха в прохладу, Флора посторонилась, так что гостям предстала вся кухня целиком. В тот же миг кто-то поднялся с кресла, украшенного венками пионов, и звучно произнес:
– Вот и вы! Добро пожаловать в «Кручину».
И красивая старая дама, одетая с ног до головы в наимоднейший лётный костюм черной кожи, шагнула навстречу входящим, приветственно простирая руки.
Иеремия (который вообще не отличался тактичностью) изумленно заорал:
– Это тетя Ада! Тетя Ада Мрак!
И остальные, оправившись от первого изумления, подхватили:
– Да, верно!
– Ужас какой!
– Непотребство супротив природы!
– Да еще в брюках! Ты видишь, что на ней, душенька?
– Впервые за двадцать лет…
– Да ей же под восемьдесят…
– Она этого не переживет…
– Ах… как мило… как неожиданно… Как поживаете, мисс Мрак… или я должна была сказать «миссис Скоткраддер»? Так легко запутаться…
– Ой, бабушка!
– Ба! Старуха собственной персоной!
– Лопни мои глаза! Вот так чудеса!
– Да, ягодки-цветочки, по плодам познаете их… Уж не думал я дожить до такого дня.
Тетя Ада с дружеской улыбкой ждала, пока умолкнет гул голосов. Раз или два она, подняв брови, глянула на Флору – тоже с улыбкой, но уже несколько ироничной.
Наконец она подняла руку. Тут же воцарилась тишина, и тетя Ада заговорила:
– Дорогие мои, ваше внимание очень лестно, но, чтобы мне побыть с внучкой и со всеми вами, нам надо поспешить к свадебному столу. Меньше чем через час я улетаю в Париж.
Тут же снова поднялся гам. Скоткраддеры были настолько ошарашены фантастическим известием, что заткнуть им рот можно было только едой.
Поэтому Флора и Ральф Пент-Хартиган (молодой человек положительно нравился Флоре – у него были начатки) принялись раздавать гостям тарелки с крабовыми котлетами, убеждая всех поесть и восстановить силы.