Ирина уже пожалела, что пришла сюда. Ей хотелось скорее уйти, на судно… Шум, вечерняя ресторанная обстановка не нравились. Разговор не вязался. Наконец Бархатов недовольно отодвинул тарелку:
— Ресторан первого класса называется! Даже куска мяса не умеют как следует приготовить. Убожество. Вот, Ирочка, если бы вы видели… ну, например, гамбургский ресторан «Индра!» Роскошь. Огромный зал, светящееся изображение Будды, под которым играет оркестр, сотня столиков — все соединены между собой телефонами. Обслуживание — высший класс…
— Пойдемте домой, Вадим Евгеньевич, уже поздно, — попросила Ирина.
Старпом сделал вид, что не услышал ее слов, и продолжал разглагольствовать:
— Конечно, много там отрицательных сторон, кто говорит, но… нет, понимаете, этой серости. Блеску больше, жизни. Если имеешь пару гульденов, так получишь за них полное удовольствие. — Старпом наклонился к Ирине, обдал ее спиртным запахом. — Посмотрите, что вокруг делается. Хамство, серость, бюрократизм. Говорим, кричим, в космос лететь собираемся, атомный ледокол построили, а быт наладить не можем. Я не отрицаю: техника важна, но сначала быт, а потом техника…
Ирина слушала Бархатова и ушам своим не верила. Кажется, человек неглупый, бывалый, а несет такую чушь. Ей захотелось шлепнуть старпома по мокрым губам, заставить замолчать, сказать ему что-нибудь такое, чтобы сразу посадить в калошу.
— Вы мне напомнили одну старуху, с которой я как-то столкнулась в булочной, зло усмехнулась Ирина. — Потыкав пальцем батон, она, ехидно поджав губы, сказала: «Спутник запустили, а хлеб утрешний». Слышать от нее это было неприятно, а от вас — противно…
Ирина говорила громко. Сидевшие за соседним столиком обернулись. Бархатов, пытаясь взять Ирину за руку, бормотал:
— Тише. Прошу вас, тише, Ирина Владимировна! На нас обращают внимание.
Ирина решительно встала:
— Пошли домой, Вадим Евгеньевич.
Всю дорогу до «Ангары» Бархатов возмущенно оправдывался:
— Какая вы, право, невыдержанная, Ирина Владимировна. Ну как можно так! Я-то уж понимаю, что к чему. Про что я вам говорил? Про хороший быт. Про вежливость, про обслуживание. Вот про что. А вы разве против этого? Ну, скажите! Молчите? То-то и оно, — довольно закончил он, видя, что Ирина ничего не отвечает.
— Я же не сказала, что вы негодяй, — наконец проговорила Ирина. — Вы просто мещанин.
— Уж и мещанин! Сами на каждом шагу возмущаетесь: там вам в автобусе места не уступили, там мужчина первый в дверь вошел, там вас грубо толкнули, здесь обругали. Вам это приятно?
— Нет, совсем неприятно.
— Так что же вы на меня напали?
— Но ведь это же не главное, Вадим Евгеньевич.
— И я не говорил, что это главное. Давайте лучше переменим разговор. Мне кажется, вы просто не хотите, сознательно не хотите, понимать того, что я говорю. Но, вообще, мне нравится, что вы такая напористая, агрессивная, так сказать, а? Если вы и в других делах такая, это неплохо. — Бархатов снова обрел свой нагловатый тон «покорителя дамских сердец». Прижимая локоть Ирины, он продолжал: — Будем считать, что стороны достигли соглашения и ужин прошел в дружеской обстановке. Так?
Они уже дошли до берега. Ирина машинально отметила, что в каюте Карданова горит свет.
«Не спит, бука, — подумала она, — всё ждет своего „Лангуста“».
Старпом вытащил свисток. Через несколько минут от «Ангары» отделилась шлюпка и медленно поплыла к берегу.
На шлюпке приехал Шмелев. Он понимающе подмигнул Бархатову:
— Хорошо погуляли? Давайте ручку, Ирина Владимировна. Осторожней, ноги не замочите.
— В театре были, — коротко бросил Бархатов.
— Сегодня что-то поздно кончилось, — насмешливо сказал Шмелев. — Два часа ночи.
«Черт бы тебя побрал, замечает что не надо. А с дамочкой надо быть решительней… Случай удобный. Все спят. В каюте есть бутылочка портвейна, конфеты… Ирина, правда, из себя невинную корчит, но когда узнает, что я предлагаю жениться на ней после рейса, станет податливее… А может быть, действительно на ней жениться? Когда-то нужно устраиваться по-настоящему. Хороша баба. Ну да ладно, там видно будет…»
На «Ангаре», действительно, все спали. Поднявшись на палубу, старпом строго сказал:
— Поставьте шлюпку под корму, Шмелев. И будьте всё время на палубе. Смотреть надо в оба…
В коридорчике у своей каюты Бархатов взял Ирину за руку:
— Ирочка, зайдем ко мне на одну минуту. Мне нужно сказать вам… Да вы не бойтесь, на одну минуту, — сказал он шепотом, чувствуя, что Ирина хочет уйти. — Очень важное.
— Завтра скажете, Вадим Евгеньевич. Спокойной ночи…
Но Бархатов держал ее крепко. Правой рукой он попытался обнять ее за талию.
— Пустите, Вадим Евгеньевич. Вы с ума сошли.
Бархатов жарко дышал ей в лицо:
— Ирочка, девочка… Вы не знаете… Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Законной. Прошу вас… Зайдем… Я вам всё расскажу.
Ирина никак не могла освободиться от крепких рук Бархатова.
— Пустите! Сейчас же пустите!.. Вы…
Она уперлась ладонью в грудь старпому, пытаясь его оттолкнуть. В этот момент щелкнул ключ и в коридор вышел Карданов, Бархатов выпустил Ирину. Она бросилась к своей каюте, толкнула дверь и скрылась.
В первую секунду Бархатов растерялся. Ему тоже захотелось исчезнуть. Но он быстро пришел в себя. Ну что особенного? Капитан видел. И пусть себе. Дело житейское. Он поправил сбившийся на сторону галстук, одернул тужурку. Важно не теряться. Улыбнулся.
— Вы бы, Вадим Евгеньевич, занимались этими делами на берегу, что ли… — проговорил Карданов, брезгливо смотря на красное лицо старпома.
— Какими делами? — с видом оскорбленного достоинства спросил Бархатов.
— Ладно, старпом. Я не мальчик.
— Никаких дел нет. Просто небольшая ссора. Знаете — милые бранятся, только тешатся. У нас это бывало раньше. Спокойной ночи.
Карданов вернулся к себе в каюту. Он сел в кресло и задумался..
Раньше… Значит, Ирина давно неравнодушна к старпому. А капитан этого и не замечал. Он думал, что к нему, Карданову, она относится не совсем так, как к другим. С большей симпатией. Как-то ласково и мягко. Оказывается, нет. Но почему ей понравился именно Бархатов? Хотя… Нестарый, красивый, хорошо говорит… Да… Ушла из его жизни женщина, которая ему нравилась, может быть та, которую он так долго искал… Он больше не должен думать о ней. Не думать! Это легче сказать, чем сделать. Ирина казалась ему цельной, прямой натурой. Он боялся обидеть ее назойливостью, не хотел выглядеть смешным со своими ухаживаниями. Ведь он не мальчишка. Между ними начали складываться такие хорошие отношения, росло чувство доверия друг к другу.
Сегодня он очень хотел пойти с ней в театр, но его опередил Бархатов. И Ирина охотно согласилась.
Если бы она хотела пойти именно с ним, с Кардановым, то могла бы сказать об этом не в кают-компании. Значит, ей было всё равно, с кем идти. Что ж…
Карданов курил одну папиросу за другой. На сердце было тяжело. Как будто он потерял что-то очень дорогое и желанное.
Тоня уже спала, когда Ирина вбежала в каюту. Она два раза повернула ключ в дверях. Прислушалась. Из коридора слышались приглушенные голоса. Разговаривают. О чем? Наверное, о ней. Боже, как все глупо, нелепо получилось. Что теперь подумает Андрей Андреевич? Ирина выключила настольную лампу, не раздеваясь бросилась на койку. Сама, только сама виновата во всем. Ведь прекрасно знала, кто такой Бархатов! Знала — и согласилась идти с ним в театр, а потом еще и в ресторан. Дура. Хотела расшевелить Карданова, заставить его поревновать немножко, вот и попала в историю. Завтра же пойдет и всё, всё расскажет Андрею Андреевичу. Без утайки. Скажет, что хотела идти в театр именно с ним. Думала, что он обязательно пойдет. А когда навязался Бархатов, не могла отказаться. Завтра же всё расскажет. Расскажет? А Андрей Андреевич подумает, что она ему навязывается, вешается на шею. Ведь она не знает, как он относится к ней. Правда, она замечала, что нравится Карданову. По всяким мелким признакам. Но она нравилась многим. Что из этого? Они никогда не говорили о любви с Андреем…
Да любви никакой и нет, просто он ей симпатичен… Ну тогда ей очень легко будет всё объяснить. Придет и скажет: «Андрей Андреевич, ночью вы меня видели вместе со старпомом. Он напился и вел себя не так, как надо. Я с трудом вырвалась от него. Он мне противен, этот Бархатов. И вы не думайте, пожалуйста…» А вдруг капитан ответит: «Я ничего и не думаю. Зачем вы мне об этом рассказываете? Нравится вам Бархатов или нет, ваше дело…» Вот позор-то будет. Нет, она ничего не скажет. Пусть думает, что хочет. Если ему небезразлична Ирина, он сам ее спросит. И тогда она ему всё объяснит. Он должен догадаться, как ей неудобно и тяжело сейчас.
Ирина встала с койки и принялась раздеваться.
«Лангуст» пришел ночью. На сутки раньше, чем его ожидали. Он встал на якорь, недалеко от самоходок. Утром Тюкин, постучав в каюту капитана, доложил:
— «Лангуст» пришел. Стоит по правому борту.
Карданов вскочил с койки.
— Наконец-то! — обрадовался он. — Готовьте шлюпку.
Через двадцать минут шлюпка Карданова подходила к «Лангусту». Даже на расстоянии от траулера пахло рыбой. На люках валялись неубранные бочки, приспособления для лова, к палубе прилипли серебристые чешуйки.
Карданова встретил немолодой капитан с покрасневшими от ветра и бессонницы глазами. Он не очень приветливо пригласил Андрея Андреевича в каюту, в которой тоже пахло рыбой, сел на диван и устало сказал:
— Я вас слушаю. Впрочем, мне всё известно. Указания получены. Не дали даже постоять в Архангельске, дьяволы. В общем, послезавтра пойдем. Готовьте ваши лоханки. Выгружу рыбу, возьму бункер и пойдем. Свалились вы на мою голову.
Он был явно недоволен рейсом.
Карданов передал капитану траулера давно разработанные им рекомендованные курсы, которыми должен был идти караван. Капитан «Лангуста» небрежно засунул листки в ящик стола: