В наушниках шипело, трещало, слышались обрывки музыки…
— «Лангуст», «Лангуст»! Я «Ангара», отвечайте.
Скоро послышался далекий голос:
— Я «Лангуст», слышу вас, «Ангара».
— Сообщите, видите ли в локатор все суда каравана? Нет ли отстающих или идущих неправильным курсом? Следите за нами. Уменьшите ход, вы далеко ушли вперед.
В микрофоне замолчали. Видно, радист побежал на мостик. Карданов ждал. Прислушивался. Через каждые две минуты резал уши пронзительный звук тифона. Наконец снова послышался голос радиста:
— Я «Лангуст», я «Лангуст». Капитан просил передать, что видит в локатор все пять самоходок. Все идут хорошо. Только «Шилка» пошла вправо. Ее нужно вернуть. Ход мы убавим. Как вы меня поняли? Прием.
— Понял вас хорошо. На этом связь прекращаю. Будьте на приеме, пока не кончится туман.
Карданов вышел на мостик. Туман немного рассеялся. Теперь уже различалась неуклюжая фигура матроса, стоящего на баке, закутанная в тулуп. Бархатов, вцепившись в планширь, неподвижно стоял весь подавшись вперед. Лицо его выражало крайнее напряжение:
— Кто-то потерял свое место и сбился с курса. Гудит совсем рядом. То справа слышно, то слева. Дров бы не наломать.
В это время совсем близко, так близко, что казалось — это гудит сама «Ангара», заревел чужой тифон.
— Вот он, слышите, — прошептал Бархатов и тут же потянул за тросик свистка.
Карданов всматривался в туман. Хотелось проникнуть туда, за белую стену, но ничего не было видно, кроме густой клубящейся массы. Какое счастье иметь локатор! Хорошо «Лангусту»… В этот миг раздался удар в колокол и испуганный голос Смирнова:
— Слышу судно справа! Идет недалеко!
Бархатов застопорил машину. Сразу наступила тишина. Тревожная, натянутая как струна, тишина. Снова под кормой заревел тифон, но слышался он уже слабее. Судно удалялось. Не успел этот звук затихнуть в ушах, как Карданов увидел впереди справа темное расплывчатое пятно. Оно быстро росло. Что-то громко закричал Смирнов, Мелькнуло искаженное страхом лицо Бархатова и приподнятый нос самоходки, идущей прямо в борт «Ангары».
«Назад!» — подумал Карданов, но губы произнесли четкую и громкую команду:
— Лево на борт!
«Ангара» медленно повалилась влево. Карданов услышал, как чей-то истерический голос на приближающейся самоходке закричал:
— Право! Право на борт, черт побери! Давай право!..
Самоходки расходились на параллельных курсах. Теперь Андрей Андреевич уже ясно видел Гурлева, навалившегося на телеграф, не глядевшего на «Ангару». Корма «Шилки» прошла совсем рядом. Опасность столкновения миновала.
У Карданова отлегло от сердца. Туман продолжался. Временами он становился менее плотным, открывая довольно широкий круг моря. Тогда постепенно появлялись силуэты самоходок. Они шли недалеко от «Ангары», потеряв строй, но упорно цепляясь друг за друга. Все пять были налицо. Впереди виднелся «Лангуст». Карданов узнал его по высоко дымящейся трубе.
В такие минуты становилось легче. Но длились они недолго. Туман снова густел, окружность белесого горизонта сжималась, самоходки таяли в клочковатой туманной вате, и угрожающе ревели невидимые тифоны. Становилось трудно дышать, падали капли с фуражки за воротник, вызывая неприятную дрожь. Звонил судовой колокол, и дисциплинированный голос Смирнова докладывал: «Слышу судно справа! Слышу судно слева! Судно слева близко!»
Прошли Канин Нос, не видя его. Поворот сделали в тумане.
Через час после поворота потеплело. Сквозь туман показался кусочек голубого неба. Он стыдливо показался над головой и тотчас же исчез. Скоро клочок неба появился снова; он всё увеличивался и увеличивался, борясь с накрывающими его облаками. На палубу упали робкие солнечные лучи. Заискрились и потухли осевшие на железе капли. И тут же, как бы торжествуя победу, разорвав в нескольких местах ослабевший туман, брызнуло солнце, заливая теплом всю палубу. Море приобрело синеватый оттенок, справа открылся берег.
Карданов облегченно вздохнул, крикнул:
— Смирнов! С бака можно уйти!
Самоходки выстраивались в кильватер, торопясь занять свое место в «ордере». Только теперь капитан почувствовал, как он устал. Он простоял на мостике пять часов.
Бархатов резко отодвинул от себя лист бумаги, на котором писал, потянулся, зевнул. Черт, как надоело! Скоро опять на вахту. Спал всего два часа, остальное время составлял ведомость зарплаты. Дрянное дело идти на две вахты! Утомительно, особенно для старшего помощника. Всё свободное от мостика время проходит в мелких судовых делах. Капитану что? Сменился и может «клопа давить», а тут и продовольствие, и зарплата, и судовые работы. Нет, последний раз идет он старпомом. Больше такой глупости не сделает. Бархатову захотелось есть. Надо посмотреть в столовой, может от обеда в шкафу остались пирожки. И Вадим Евгеньевич отправился в кают-компанию.
В кресле, вытянув стройные ноги в белых босоножках, сидела Ирина, углубившись в книгу. Она подняла голову, безразлично посмотрела на старпома и снова принялась читать. Бархатов оценивающим взглядом окинул складную фигуру Ирины: «Хороша! Пожалуй, сейчас самый подходящий момент. Никого нет. До ужина далеко. Времени для объяснения хватит».
Бархатов кашлянул:
— Я знаю, что вы не хотите со мной разговаривать, Ирина Владимировна, но я требую, в конце концов, чтобы вы меня выслушали. Я давно хочу с вами объясниться.
— А мне что-то не хочется вас слушать.
— Считайте меня кем хотите, но верьте мне, — заговорил Бархатов, придавая трагическое звучание своему голосу: — я тоже человек, и человек достаточно взрослый, отвечающий за то, что говорю и что делаю. И если тогда, вы понимаете, когда именно, я был под влиянием винных паров, то теперь я совершенно трезв…
— Это становится интересным. — Ирина выпрямилась.
Старпом счел это хорошим признаком и еще более горячо продолжал:
— Да, да. Как тогда, так и сейчас мною руководило одно чувство — любовь к вам. Я люблю вас, Ирина… — Бархатов перешел на шепот. — Люблю сильно, страстно, как никого еще не любил.
— И давно? — спросила Ирина.
— С первой нашей встречи. С момента, когда вы пришли на судно и я увидел ваши глаза. Тогда на меня нашло сумасшествие. Я допустил ряд глупостей и тем оттолкнул вас от себя. Мне всё понятно. Но разве можно судить человека за то, что он ослеплен любовью?
— Скажите, Вадим Евгеньевич, вы были уже женаты? — перебила Ирина старпома.
Бархатов на какой-то момент смутился:
— Я? Нет. Впрочем… да. Но теперь я свободен. Это дела давно минувших дней. Ошибка молодости, как говорят.
— Ну хорошо, дальше.
— Дальше? — Бархатов снова впал в патетический тон. — Мне кажется, мы хорошо дополнили бы друг друга. Я уже говорил вам. Будьте моей женой. Настоящей и навсегда.
Бархатов выбросил свой козырь. Карты противника биты. Сейчас он подойдет к Ирине, поднимет ее голову и…
Ирина молчала. Глаза ее были опущены, но она не торопилась с ответом.
— Я жду, Ирина Владимировна. Жду вашего согласия, — нарушил молчание старпом. — Да? Ну скажите да. Вам тоже нужно вить свое гнездо, нельзя быть всё время одинокой.
Ирина пошевелилась в кресле. Несмотря на всю банальность излияний Бархатова, она почувствовала в его словах что-то искреннее и не захотела обидеть старпома резким отказом:
— Нет, Вадим Евгеньевич. Я благодарна вам за предложение, но… Во-первых, мне кажется, что мы совсем разные люди и не дополним друг друга, во-вторых, я не собираюсь замуж. Поищите себе другую невесту. Я уверена, что вы найдете ее…
Этого Бархатов не ожидал. Какая-то вдова отказывается стать женой капитана дальнего плавания Бархатова! Нет, она шутит! Хочет набить себе цену, заставить его унижаться, просить. Ладно, он пойдет и на это.
— Ирина Владимировна, поймите. Мое предложение серьезно. Я всё взвесил. Всё обдумал. Я люблю вас по-настоящему. Мне никого другого не надо. Если вы не согласитесь — я конченный человек…
— И вам не стыдно, Вадим Евгеньевич? Сколько раз вы говорили эти слова?!Но самое главное — я не хочу выходить замуж.
— Окончательно? — всё еще не понимая, что получил отказ, спросил Бархатов. — Вы не верите моему чувству, не верите в прочность нашего брака? Я клянусь, это навсегда. Я никогда не оставлю вас.
— Как вы великодушны, Вадим Евгеньевич! По-моему, я выразила свои мысли достаточно ясно. Я не хочу выходить за вас замуж.
— Не хотите? Не «герой вашего романа». Так? — насмешливо, еле владея собой, проговорил старпом. — Кто же герой, позвольте спросить? Карданов? Эх вы, а еще считаете себя опытной женщиной! Он никогда не предложит вам того, что предлагаю я. Подумайте хорошенько об этом, Ирина Владимировна.
— Вадим Евгеньевич, не заставляйте меня считать вас хуже, чем вы есть на самом деле. Не говорите таких вещей. Я в жёны вам не гожусь.
— Не буду навязываться. Была бы честь предложена. Я ухожу с разбитым сердцем, во вы пожалеете об этом. И сильно пожалеете. Карданов на вас не женится, не мечтайте. Он вас обманет.
Ирина встала:
— Прекратите, Вадим Евгеньевич, говорить гадости. При чем тут Карданов? Какое вам дело до него? Я не думаю выходить замуж ни за него, ни за вас. Вы должны понять…
Она старалась говорить спокойно, но это ей плохо удавалось. По лицу пошли розовые пятна.
— Всё понятно. Я больше вас тревожить не буду. Но если опомнитесь, скажете «да», я прощу вам всё.
Бархатов иронически поклонился и вышел из столовой.
Ирина беспомощно опустилась в кресло. Почему он упомянул Карданова? Неужели она дала какой-нибудь к этому повод? Какая глупость! Только недоброжелательные сплетники истолковывают всё по-своему. Им всё кажется грязным!
Бархатов со злостью хлопнул дверью своей каюты и грузно сел на койку… Получил самый настоящий отказ. Он, Бархатов, который всегда так нравился женщинам.
ГЛАВА XI
Мерно стучат дизеля. В кают-компании по-домашнему уютно. Мягко светят лампы, прикрытые матовыми колпаками. Качка почти не ощущается. Всё еще держится хорошая погода. Ирина ходит именинницей, — ее прогнозы оправдываются. Теперь даже те, кто не очень верил метеорологии, с уважением поглядывают на синоптика.